— Да ты вообще в своём уме? Какая из тебя жена?! — голос Валентины Петровны разрывал морозный воздух на кухне, словно топор колол дрова.
Снег за окном падал крупными хлопьями, оседая на подоконнике белой шапкой. Ира стояла у плиты, сжав в руках половник, и смотрела на свекровь, которая ворвалась в квартиру без звонка — своими ключами, как всегда. Щёки у той пылали от мороза и праведного гнева, пуховый платок съехал набок, серые волосы растрепались.
— Валентина Петровна, я не понимаю, о чём вы…
— Не понимаешь?! — свекровь шагнула ближе, и Ира почувствовала запах холода и какого-то резкого парфюма. — Мой Максим вчера полночи не спал! Сидел, нервничал! А всё из-за кого? Из-за тебя, голубушка!
Ира медленно положила половник на стол. Руки дрожали, но не от страха — от обиды, которая копилась месяцами. Суп на плите булькал, по кухне плыл запах укропа и лаврушки.
«Опять начинается», — пронеслось в голове.
— Он взрослый мужчина, — тихо сказала Ира. — Сам решает, когда ему спать.
— Ты ещё и дерзишь! — Валентина Петровна отшвырнула сумку на стул. — Я тебе сейчас объясню, кто здесь главная! Максим — мой сын! Я его родила, растила одна, отец-алкаш сбежал, когда мальчику три года было! Я работала на двух работах, недоедала, недосыпала! И всё для него! А ты — ты кто? Явилась тут со своими амбициями!
Ира прикусила губу. Эта история звучала в их доме так часто, что каждое слово уже отпечаталось в памяти. Максим родился летом семьдесят девятого, отец ушёл, мать героически тянула… Дальше шли вариации на тему материнского подвига.
— Я его жена, — Ира говорила спокойно, хотя внутри всё сжималось в комок. — Уже четвертый год.
— Жена! — свекровь фыркнула так презрительно, что Ира вздрогнула. — Какая из тебя жена, если ты даже борщ нормальный сварить не можешь! Я вчера пробовала — водичка подкрашенная! Максим молчит, потому что деликатный, а я скажу прямо!
«Вчера пробовала…» Значит, опять приходила, когда Иры не было. Копалась в кастрюлях, проверяла холодильник, оценивала чистоту. Хозяйка проверяла территорию.
— Максиму понравилось, — Ира старалась держать голос ровным. — Он две тарелки съел.
— Из вежливости! — отрезала Валентина Петровна. — Мой мальчик воспитанный, не то что некоторые!
Мальчик. Максиму тридцать шесть лет, он инженер в проектном институте, но для матери он навсегда остался мальчиком. Мальчиком, которого нужно кормить, за которого нужно решать, которого нужно защищать от всего мира. И особенно — от жены.
Ира отвернулась к окну. За стеклом кружила метель, город утопал в белом. Где-то там, в этом заснеженном городе, Максим сидел в своём кабинете, чертил какие-то схемы и понятия не имел, что здесь творится. Или имел? Может, и знал, просто молчал, как всегда…
— Ты ещё и отворачиваешься, когда я с тобой разговариваю! — голос свекрови стал выше. — Невоспитанная! Я же вижу, что ты за человек! Думала, когда Максим тебя привёл, думала — ну ладно, посмотрим. Тихая вроде, скромная. А ты оказалась змеёй подколодной!
— Почему вы так говорите? — Ира обернулась, и в её голосе впервые прорезалась злость. — Что я вам сделала?
— Что сделала?! — Валентина Петровна всплеснула руками. — Да ты сына у меня отобрала! Он теперь к матери не приходит, не звонит! Раньше каждый день заезжал, помогал, разговаривал! А теперь?
Ира молчала. «Каждый день заезжал…» Да, заезжал. И до часу ночи сидел на той кухне, слушал бесконечные жалобы на здоровье, на соседей, на жизнь. Приезжал домой серый, выжатый, и валился спать без ужина.
— Я никогда не запрещала ему к вам ездить, — сказала Ира. — Он взрослый человек…
— Не запрещала! — свекровь перебила её с издёвкой. — Так умно всё делаешь! Не запрещаешь, но вид такой несчастный делаешь! Он же видит — жена дуется! Вот и сидит дома, чтобы тебя, бедняжку, не расстраивать!
Это было неправдой. Ира никогда не дулась, не устраивала сцен. Просто однажды осторожно предложила: «Может, не каждый день к маме ездить? У нас же тоже дела есть…» И Максим согласился. Сам согласился. Стал приезжать к матери три раза в неделю, потом два. И это стало причиной войны.
— Ты унизила моего сыночка и поплатишься за это, неудачница! — закричала свекровь и замахнулась рукой.
Ира отшатнулась, но удар не последовал. Валентина Петровна остановилась, тяжело дыша, глядя на невестку с такой ненавистью, что у той похолодело внутри.
— Неудачница, — повторила свекровь тише, но от этого не менее ядовито. — Ты думаешь, я не знаю? Думаешь, Максим мне не рассказал? Начальник на работе тебя за повышением обошёл! Марину Светлову назначили старшим менеджером, а ты так и осталась на своём месте сидеть! Потому что ты бесхребетная! Тряпка!
Кровь отхлынула от лица Иры. Значит, Максим рассказал матери. Рассказал про то, как её обошли, хотя она просила не говорить никому. Это было больно — не само повышение, которого не случилось, а то, что муж не смог промолчать. Побежал к маме жаловаться. Или хвастаться?
— При чём здесь это? — Ира едва узнавала свой голос.
— При том! — свекровь торжествовала. — Ты неудачница по жизни! А мой Максим — он умный, талантливый, достойный! Ему нужна жена под стать! А не такая серая мышь!
За окном сгущались сумерки. Фонари ещё не зажглись, и город выглядел мрачно, неприветливо. Ира смотрела на свекровь и думала о том, как четыре года назад всё казалось таким простым и радостным. Максим был влюблён, дарил цветы, говорил комплименты. Валентина Петровна на свадьбе плакала и обещала стать Ире второй матерью.
«Второй матерью…»
Всё изменилось через месяц. Первый скандал случился из-за субботнего обеда, который Ира не успела приготовить — работала допоздна. Максим вернулся домой голодный, позвонил маме пожаловаться, и через полчаса Валентина Петровна стояла на пороге с кастрюлей котлет.
— Видишь, — говорила она тогда, — мужчину нужно кормить. Иначе он уйдёт искать, где накормят.
Потом были другие поводы. Ира стирала не так, гладила не то, вытирала пыль недостаточно тщательно. В квартире постоянно находились следы присутствия свекрови — оставленные тапочки, забытый платок, пометки на листочках: «Купить Максиму носки», «Заказать для Максима витамины».
— Ты меня не слышишь? — голос Валентины Петровны вернул Иру в настоящее. — Я с тобой разговариваю!
— Слышу, — Ира подняла глаза. — И знаете что? Хватит.
Свекровь застыла.
— Что ты сказала?
— Хватит, — Ира почувствовала, как внутри что-то переламывается. — Хватит приходить сюда без приглашения. Хватит учить меня жить. Хватит называть меня неудачницей. Это мой дом. Мой брак. Моя жизнь.
Несколько секунд обе женщины смотрели друг на друга. Метель за окном усилилась, ветер выл в трубе. В подъезде хлопнула дверь — кто-то вернулся с работы.
— Да как ты смеешь… — начала было Валентина Петровна, но Ира перебила:
— Уходите. Пожалуйста.
Лицо свекрови покрылось красными пятнами. Она схватила сумку, развернулась и пошла к двери, но на пороге обернулась:
— Ты пожалеешь об этом! Максим узнает, как ты со мной разговаривала! Он выгонит тебя! Без меня ты для него никто!
Дверь хлопнула так, что задрожали стёкла в серванте… нет, просто громко хлопнула. Ира осталась одна на кухне. Суп кипел, выплёскиваясь на плиту. Она машинально выключила газ и опустилась на стул.
Телефон завибрировал в кармане халата. Максим.
«Мама только что позвонила в слезах. Что случилось?»
Конечно. Не прошло и пяти минут. Ира посмотрела на сообщение и ничего не ответила. Что говорить? Как объяснить то, что копилось четыре года?
Следующее сообщение пришло через минуту: «Ира, я серьёзно. Мама говорит, ты её оскорбила. Мы вечером поговорим».
«Вечером поговорим…» Как будто она виновата. Как будто это она ворвалась в чужую квартиру с обвинениями.
Ира встала, подошла к окну. Метель не утихала. Вспомнилось, как три недели назад она приехала к Максиму на работу. Просто так, спонтанно — купила пирожных в кондитерской неподалёку, решила сделать приятное. У них давно не было таких моментов — неожиданных, романтичных.
Институт встретил её тишиной пустых коридоров — рабочий день близился к концу. Ира поднялась на третий этаж, где находился отдел Максима. Дверь в кабинет начальницы — Веры Николаевны Соколовой — была приоткрыта.
И то, что увидела Ира, перевернуло её мир.
Максим и Вера Николаевна… на рабочем столе. Её юбка задралась, его рубашка расстёгнута. Они целовались жадно, торопливо, их руки скользили друг по другу. Стол скрипел. Вера Николаевна — полная женщина за пятьдесят, с короткой стрижкой и крупными чертами лица — запрокинула голову, постанывая. Максим прижимался к ней, шептал что-то.
Ира стояла в дверях, сжимая коробку с пирожными, и не могла пошевелиться. Время словно остановилось. В голове пульсировала одна мысль: «Это сон. Сейчас я проснусь».
Но это было не сном.
Максим обернулся — наверное, почувствовал взгляд — и застыл. Глаза расширились, лицо побелело. Вера Николаевна быстро соскользнула со стола, поправляя юбку, и посмотрела на Иру с каким-то вызовом.
— Ира… — Максим сделал шаг вперёд, застёгивая рубашку дрожащими руками. — Это не то, что ты подумала…
Коробка с пирожными выпала из рук Иры. Она развернулась и побежала по коридору, не слыша, как Максим кричит ей вслед. Выбежала на улицу, в холод, в снег, и только через два квартала остановилась, задыхаясь.
Вечером Максим вернулся домой поздно. Ира сидела на кухне, обхватив руками чашку остывшего кофе. Он сел напротив, опустил глаза.
— Прости, — сказал он тихо. — Я не хотел, чтобы ты узнала.
— Не хотел, чтобы узнала? — голос Иры звучал странно, чужо. — То есть проблема не в том, что ты изменял, а в том, что я узнала?
— Это случилось само… — он провёл рукой по лицу. — Вера Николаевна… она понимает меня. Мы много разговариваем, у нас общие интересы. Она…
— Она старше тебя на пятнадцать лет, — перебила Ира. — Она могла бы быть твоей матерью.
Максим вздрогнул, но промолчал. И вот тут Ира поняла. Не сразу — понимание пришло медленно, как холодная волна. Вера Николаевна была похожа на Валентину Петровну. Не внешне — характером. Властная, решительная, привыкшая командовать. Она говорила Максиму, что делать, и он подчинялся. Она была сильной, а он…
— Мама знает? — спросила Ира.
— Нет! — Максим поднял голову. — Конечно, нет! Ира, пожалуйста, давай попробуем всё исправить. Я порву с Верой Николаевной. Мы начнём сначала.
Но слова звучали неубедительно. Он говорил правильные вещи, но глаза оставались пустыми.
Следующие три недели они жили как соседи. Максим уходил рано, возвращался поздно. Ира делала вид, что верит — он действительно работает допоздна. Но знала: он с ней. С Верой Николаевной. С женщиной, которая заменила ему мать.
И вот сегодня свекровь приходит с обвинениями. «Ты унизила моего сыночка…» Какая ирония.
Ира достала телефон и набрала сообщение Максиму: «Твоя мама права. Я неудачница. Неудачно выбрала мужа».
Ответ пришёл мгновенно: «Не надо драмы. Приеду, поговорим нормально».
«Нормально…» Что нормального в том, что муж изменяет, а свекровь обвиняет жену во всех грехах? Что нормального в том, что Ира четыре года терпела, молчала, старалась быть хорошей — и всё равно оказалась виноватой?
Дверь в подъезде хлопнула. Шаги по лестнице. Ключ повернулся в замке. Максим вошёл, стряхивая снег с куртки.
— Что у вас с мамой произошло? — он даже не поздоровался.
— Спроси лучше, что произошло у нас, — Ира стояла у окна, не оборачиваясь.
— Ира, ну хватит! — в его голосе прорезалось раздражение. — Мама старый человек, больной. У неё давление скачет. Ты не могла помягче с ней?
— Помягче? — Ира обернулась. — Максим, она назвала меня неудачницей. Сказала, что я тебя унизила. Она…
— Ну и что? — он пожал плечами. — Мама у нас эмоциональная. Поговорила и забыла. А ты принимаешь всё близко к сердцу.
— Я принимаю близко к сердцу? — Ира шагнула к нему. — Серьёзно? Может, тогда поговорим о Вере Николаевне?
Максим замер. По лицу скользнула тень.
— Я же объяснил… это кончено. Я больше не…
— Ты был у неё вчера, — сказала Ира ровно. — И позавчера. Не ври мне, Максим. У тебя это плохо получается.
Он молчал, отводя взгляд. За окном выла метель. Где-то внизу сигналила машина.
— Хорошо, — Максим вдруг выпрямился. — Хорошо, я скажу правду. Да, я люблю её. Вера Николаевна — она другая. С ней я чувствую себя… нужным. Она ценит меня, поддерживает. А ты…
— А я что?
— А ты всё время молчишь! — он повысил голос. — Ты как мебель в доме! Стоишь, смотришь, ничего не говоришь! С тобой скучно, Ира! Понимаешь? Скучно!
Слова резали, как ножи. Ира смотрела на мужа — на этого человека, которого четыре года назад любила до дрожи — и не узнавала его.
— Скучно, — повторила она. — Значит, проблема во мне?
— Не только в тебе, — Максим говорил быстро, словно боялся остановиться. — Но ты… ты не та женщина, которая мне нужна. Вера Николаевна — она сильная, уверенная. Она знает, чего хочет. А ты…
Он не договорил, но Ира поняла. Она не похожа на его мать. И одновременно Вера Николаевна похожа. Парадокс, который она разгадала слишком поздно.
— Уходи, — сказала Ира.
— Что?
— Уходи к ней. К своей Вере Николаевне. Раз она такая замечательная.
Максим смотрел на неё с недоумением:
— Ты меня выгоняешь?
— Я освобождаю тебя от скучной жены.
Он постоял, не зная, что сказать, потом развернулся и вышел. Дверь закрылась тихо, без хлопка. Ира услышала, как он спускается по лестнице, как хлопает дверь подъезда.
И только тогда она позволила себе заплакать.
Развод оформили через три месяца. Максим не сопротивлялся, не пытался вернуться. Он съехал к Вере Николаевне — оказалось, у той просторная трёхкомнатная квартира в центре. Валентина Петровна узнала об измене от самой Иры — во время одного из судебных заседаний они столкнулись в коридоре.
— Это ты во всем виновата, — свекровь смотрела на Иру с ненавистью. — Ты не смогла удержать мужа! Довела моего мальчика до чужой женщины!
Ира даже не удивилась. Конечно, виновата она. Всегда виновата она.
— Валентина Петровна, — сказала Ира устало, — ваш сын сам выбрал любовницу, которая на пятнадцать лет его старше. Вы не задумывались, почему?
Свекровь побагровела, открыла рот, но Ира уже уходила. Спорить не было сил. Да и смысла.
Квартиру Максим оставил ей — наверное, совесть мучила. Или просто Вера Николаевна не хотела, чтобы бывшая жена осталась на улице. Ира подозревала, что это была именно её идея — великодушный жест сильной женщины.
Первые недели после развода были странными. Ира просыпалась по ночам и прислушивалась — не звучат ли шаги в коридоре, не поворачивается ли ключ в замке. Но дом молчал. Она была одна. По-настоящему одна — впервые за четыре года.
И это было… облегчением.
Не сразу. Сначала накрывала пустота, слёзы, обида. Но постепенно приходило другое чувство. Свобода. Ира могла есть, что хочет. Смотреть фильмы, которые нравились ей, а не Максиму. Могла не бояться, что сейчас позвонит Валентина Петровна с требованием немедленно приехать и помочь передвинуть шкаф.
Работа неожиданно стала приносить удовольствие. Марина Светлова, получившая то самое повышение, оказалась неплохим начальником. Однажды за обедом она сказала:
— Ира, ты изменилась. Стала какой-то… живее что ли.
Живее. Да, наверное, так и было. Словно четыре года она существовала в полусне, а теперь проснулась.
Весной Ира записалась на курсы английского — давняя мечта. Потом на йогу. Познакомилась с соседкой Ольгой — женщиной её лет, разведённой, с двумя детьми. Они пили чай на кухне, болтали о жизни, смеялись.
— Знаешь, — сказала однажды Ольга, — мой бывший тоже с мамочкой дружил больше, чем со мной. Все решения через неё. Я думала, сойду с ума. А когда развелись — вздохнула так свободно!
Они посмеялись. И Ире стало легче — она не одна такая. Таких женщин много. Слишком много.
Максим звонил пару раз. Первый раз — через месяц после развода. Голос был неуверенный:
— Ира, как ты?
— Нормально, — она стояла на балконе, смотрела на весенний город. — Ты зачем звонишь?
— Я… хотел узнать, как у тебя дела. Мы же столько лет вместе были.
— Четыре года, — поправила Ира. — И ты их провёл не со мной, а между мной и своей матерью. А потом с любовницей.
Он молчал. Потом тихо сказал:
— Прости. Я был дураком.
— Был? — Ира усмехнулась. — Максим, ты и сейчас с ней? С Верой Николаевной?
— Да… но это не то, что я думал. Она очень требовательная. Постоянно контролирует, указывает…
Ира чуть не расхохоталась. Он променял одну мать на другую и только теперь это понял.
— Мне жаль, — сказала она. — Но это уже не моя проблема.
Второй раз он позвонил летом. Спросил, можно ли встретиться. Ира согласилась — почему нет? Они встретились в кафе возле парка. Максим выглядел усталым, постаревшим.
— Вера Николаевна хочет, чтобы мы поженились, — сказал он, размешивая кофе. — Мама в истерике. Говорит, что не придёт на свадьбу.
— И что ты решил?
— Не знаю, — он поднял глаза. — Ира, я думал… может, мы ещё можем…
— Нет, — сказала она спокойно. — Максим, мы не можем. Это кончено.
Он сидел, опустив плечи, маленький и жалкий. Ире стало почти его жалко. Почти.
— Ты нашла кого-то? — спросил он.
— Нет, — Ира улыбнулась. — Но я нашла себя. И знаешь что? Мне с собой хорошо.
Они допили кофе и расстались. Больше Максим не звонил.
Осенью Ира получила повышение. Марина Светлова ушла в декрет, и её место заняла Ира. Зарплата выросла, появились новые задачи, интересные проекты. Вечером она шла домой и думала о том, как изменилась её жизнь за год.
Квартира больше не казалась пустой. Это был её дом. Она повесила новые шторы, купила красивое кресло, расставила цветы. На полках появились книги — те, что она давно хотела прочесть. На стенах — фотографии путешествий. Ира съездила летом в Грузию, одна, и это было потрясающе.
Однажды зимним вечером, почти через год после развода, она сидела на кухне с чашкой горячего какао и смотрела в окно. Снег падал так же, как год назад, когда Валентина Петровна ворвалась в её жизнь с обвинениями.
«Ты унизила моего сыночка и поплатишься за это, неудачница!»
Ира усмехнулась. Неудачница. Сейчас это слово казалось смешным. Она развелась с мужем-изменником, освободилась от токсичной свекрови, построила карьеру, обрела себя. Где тут неудача?
Телефон завибрировал. Сообщение от Ольги: «Завтра идём в кино? Новый фильм с Депардьё!»
Ира ответила: «Конечно! Во сколько?»
Она отпила какао, подошла к окну. Город сверкал огнями, красивый и праздничный. Где-то там жил Максим со своей Верой Николаевной, решая проблему маминого неодобрения. Где-то там Валентина Петровна сидела одна в своей квартире, обижаясь на сына за неправильный выбор.
А Ира была здесь. Свободная и счастливая.
«Я не неудачница, — подумала она. — Я просто долго шла к себе настоящей».
За окном падал снег, и всё было хорошо.
