— Даже не думай открывать дверь, — прошептала я, хватая Максима за руку.
Но он уже потянулся к ручке. В дверной глазок я видела силуэт свекрови — высокая, статная, с той самой сумкой из крокодиловой кожи, которой она так гордилась. Рядом с ней стояла какая-то женщина с папкой. Нотариус? В субботу? У меня внутри всё похолодело.
Максим открыл дверь, и свекровь вошла, даже не поздоровавшись. За ней последовала та женщина — аккуратная, в строгом костюме, с безразличным лицом профессионала.
— Присаживайтесь, Нина Павловна, — свекровь уже распоряжалась в нашей квартире, указывая гостье на диван. Потом повернулась ко мне. — Марина, сделай чай. Нам нужно обсудить серьёзные вещи.
Я осталась стоять на месте. Максим растерянно переводил взгляд с матери на меня.
— Мама, что происходит? Кто эта женщина?
Свекровь села в кресло, скрестив ноги. На её лице играла довольная улыбка. Она явно готовилась к этому моменту, планировала каждое слово.
— Это нотариус Нина Павловна Соколова. Мы пришли оформить документы. Поскольку эта квартира принадлежит мне по праву наследования после твоего отца, я решила передать её тебе, Максим. Официально. Чтобы всё было честно и законно.
Воздух в комнате стал вязким. Я почувствовала, как холод разливается по венам. Наша квартира. Та самая, в которой мы живём три года. Которую я считала своим домом.
— Как это… принадлежит тебе? — выдавила я.
Свекровь посмотрела на меня с той самой снисходительностью, которую я видела все эти годы. Взгляд, который говорил: «Бедная глупая девочка, ты правда думала, что здесь хозяйка?»
— Милая Марина, квартира была записана на моего покойного мужа. После его ухода два года назад она перешла ко мне. Я позволила вам здесь жить из доброты. Но теперь пора всё оформить правильно. Максим — мой единственный сын. Квартира должна принадлежать ему.
Я обернулась к мужу. Он стоял бледный, будто вся кровь отхлынула от лица.
— Макс, ты знал об этом?
Он молчал. Это молчание было громче любого признания. Он знал. Всегда знал. А я три года платила за половину ремонта, покупала мебель, вкладывала деньги в обустройство, думая, что это наш общий дом.
— Максим, конечно, в курсе, — свекровь продолжала с той же сладкой улыбкой. — Он умный мальчик. Понимает, что нужно обезопасить семейное имущество. Вы же понимаете, Марина, времена сейчас такие… Разводятся все. А квартира должна остаться в семье. В нашей семье.
Последние слова она произнесла с особым ударением. «В нашей семье». Не в моей. Я была здесь чужой. Временной жилицей, которую можно выставить в любой момент.
Нотариус открыла папку, достала какие-то бумаги.
— Если все согласны, мы можем приступить к оформлению. Дарственная от матери к сыну. Процедура простая, займёт минут двадцать.
— Подожди, — я шагнула вперёд. — А как же я? Я здесь живу. Я здесь прописана. У меня есть права!
Свекровь рассмеялась. Тихо, но в этом смехе было столько презрения.
— Права? Дорогая моя, у тебя нет никаких прав на чужую собственность. Ты прописана временно, по доброй воле хозяйки. То есть моей. Захочу — выпишу. Но я не злая женщина. Максим мой сын, я хочу для него лучшего. Пусть квартира будет на нём. А ты… ты продолжишь здесь жить. Если, конечно, будешь вести себя правильно.
Вести себя правильно. Эти слова я слышала постоянно. Когда свекровь критиковала мою готовку. Когда делала замечания о моей одежде. Когда намекала, что я недостаточно хорошо убираю. Когда говорила, что я слишком много времени трачу на работу, вместо того чтобы заботиться о Максиме.
— Макс, скажи что-нибудь! — я повернулась к мужу.
Он наконец встретился со мной взглядом. В его глазах была вина. Но не решимость.
— Марин, ну что тут такого? Это же просто оформление. Мы и так вместе живём. Ничего не изменится.
— Ничего не изменится? — я почувствовала, как внутри закипает что-то горячее и злое. — Ты хочешь стать единоличным собственником нашего жилья, не спросив меня? Ты хочешь, чтобы я жила здесь на правах квартирантки?
— Не драматизируй, — свекровь поднялась с кресла. — Между прочим, у меня к тебе есть вопросы. Я вчера заходила, когда вас не было. Посмотрела холодильник. Там опять одни полуфабрикаты. Максим растёт на этой химии, пока ты на работе пропадаешь. Может, пора пересмотреть приоритеты? Нормальная жена должна готовить, а не карьеру строить.
Вот оно. Вот зачем всё это. Не просто квартира. Контроль. Полный, абсолютный контроль. Если квартира будет на Максиме, я стану зависимой. Буду вынуждена терпеть все её вторжения, все её упрёки, всю её критику. Потому что в любой момент меня могут выставить.
— У вас есть ключи от нашей квартиры? — медленно спросила я.
Свекровь пожала плечами.
— Конечно. Я же собственница. Это моё право — знать, что происходит в моём имуществе. К тому же, мало ли что. Вдруг с Максимом что-то случится, а я не смогу попасть внутрь?
Она заходила сюда без спроса. Проверяла наш холодильник. Что ещё она проверяла? Наши вещи? Документы? Переписку?
Я посмотрела на Максима. Он стоял, опустив голову, и молчал. Не защищал меня. Не возмущался вторжением матери в нашу личную жизнь. Он просто стоял и ждал, когда всё закончится.
Нотариус откашлялась.
— Извините, но мне нужно уезжать. У меня ещё несколько встреч. Если мы оформляем документы, давайте приступим. Если нет — я пойду.
— Оформляем, конечно, — быстро сказала свекровь. — Максим, садись, подписывай. Марина, не стой столбом. Иди уже чай поставь. Нина Павловна в гости пришла.
И вот тогда что-то во мне щёлкнуло. Не взорвалось, не сломалось. Именно щёлкнуло, как выключатель. Я вдруг увидела всё очень чётко и ясно. Свекровь, которая годами делала вид, что принимает меня, а сама готовила ловушку. Максим, который всегда выбирал маму, а меня оставлял разбираться с последствиями. Этот дом, который никогда не был моим.
— Нет, — сказала я тихо.
Свекровь обернулась.
— Что «нет»?
— Нет, я не пойду ставить чай. И нет, вы не будете оформлять эту квартиру на Максима.
Она нахмурилась, явно не ожидая сопротивления.
— Простите, но это не ваше решение.
— Это моё решение, — я шагнула к столу, где нотариус разложила бумаги. — Потому что я не собираюсь жить в доме, где меня могут выставить в любой момент. Я не собираюсь терпеть ваши проверки холодильника и вторжения в мою личную жизнь. Максим, если ты подпишешь эти бумаги, я съеду. Сегодня.
Наступила тишина. Свекровь смотрела на меня с нескрываемым изумлением. Максим побледнел ещё сильнее.
— Марин, ты о чём? — пробормотал он. — Это же глупости. Куда ты съедешь?
— К подруге. К родителям. Сниму комнату. Мне всё равно куда. Главное — подальше отсюда. Я не буду заложницей в собственном доме.
Свекровь фыркнула.
— Вот оно, настоящее лицо! Я всегда говорила, Максим, что она меркантильная. Ей нужна квартира, а не ты. Как только дело дошло до собственности, сразу показала характер.
— Меркантильная? — я рассмеялась. — Это вы три года готовили западню, не сказав мне ни слова о том, что квартира вам принадлежит. Это вы сейчас пытаетесь сделать так, чтобы я осталась здесь бесправной. А я меркантильная?
— Ты неблагодарная! — голос свекрови зазвенел. — Мы дали тебе крышу над головой! Приняли в семью! А ты устраиваешь скандалы!
— Вы ничего мне не дали, — я почувствовала, как внутри растёт холодная уверенность. — Я платила за всё сама. За ремонт, за мебель, за продукты, за счета. Максим получает тридцать тысяч, а я шестьдесят. Я содержу этот дом. И теперь вы хотите сделать так, чтобы я ничего не значила?
Максим вздрогнул. Он никогда не думал об этом. Для него всё просто происходило само собой. Еда в холодильнике, чистая квартира, оплаченные счета. Он не задумывался, откуда всё это берётся.
Нотариус начала собирать бумаги.
— Простите, но если есть конфликт, я не могу проводить процедуру. Мне нужно письменное согласие всех проживающих.
— Какое согласие? — взвилась свекровь. — Она здесь никто! Это моя квартира!
— Формально, да, — спокойно ответила нотариус. — Но она прописана и имеет право на защиту своих интересов. Если она подаст в суд, это будет долгая история. Я не хочу участвовать в семейных разборках. Извините.
Она встала, забрала папку и направилась к двери. Свекровь попыталась её остановить, но нотариус была непреклонна. Дверь за ней закрылась, и в квартире осталось только трое.
Свекровь повернулась ко мне. Её лицо было искажено яростью.
— Ты пожалеешь об этом. Я сделаю так, что ты уйдёшь отсюда с пустыми руками.
— Попробуйте, — я взяла телефон со стола. — У меня есть все чеки, все переводы, все доказательства того, сколько я вложила в эту квартиру. Если дело дойдёт до суда, я потребую компенсацию. И поверьте, я её получу.
Это был блеф. Частично. Я не знала, получу ли я что-то. Но моя уверенность заставила свекровь замолчать. Она привыкла, что я уступаю. Что я прогибаюсь под её давлением. Этой новой Марины она не знала.
— Максим! — она обернулась к сыну. — Ты будешь стоять и смотреть, как эта… как твоя жена разговаривает с матерью?
Максим молчал. Он стоял между нами, и в его глазах было такое отчаяние, что мне стало почти жаль его. Почти. Но он сделал свой выбор давно. Когда скрыл от меня правду о квартире. Когда дал матери ключи. Когда каждый раз вставал на её сторону.
— Макс, — тихо сказала я. — Я устала. Устала быть виноватой во всём. Устала доказывать, что я достаточно хороша. Устала жить в доме, где меня никогда не считали своей. Я люблю тебя. Но я не могу больше так.
Он поднял на меня глаза. В них было столько боли.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Выбери. Меня или её контроль. Потому что дальше так не будет.
Свекровь ахнула.
— Ты ставишь ему ультиматум? Требуешь, чтобы он отрёкся от родной матери?
— Нет, — я покачала головой. — Я требую, чтобы он защитил свою жену. Это разные вещи.
Максим стоял, и я видела, как в его голове идёт битва. Годы маминого воспитания против трёх лет нашего брака. Привычка подчиняться против желания быть мужчиной. Страх остаться одному против страха потерять меня.
Он сделал шаг. Один. В мою сторону.
— Мам, — его голос дрожал. — Уходи, пожалуйста.
Свекровь застыла, как будто её ударили.
— Что?
— Уходи. Марина права. Это наш дом. Наш с ней. И мы сами разберёмся, как жить дальше.
Я не верила своим ушам. Максим. Мой вечно сомневающийся, вечно зависимый Максим впервые в жизни сказал матери «нет».
Свекровь побагровела.
— Ты выбираешь её? Какую-то… эту девицу, которая три года назад прицепилась к тебе? Против меня, против твоей матери, которая тебя родила, растила, на ноги поставила?
— Я выбираю свою семью, — Максим взял меня за руку. Его ладонь была влажной от волнения, но хватка твёрдой. — Марина — моя семья. И если ты хочешь быть частью нашей жизни, тебе придётся это принять.
Свекровь молчала. Она смотрела на сына так, будто видела его впервые. Потом медленно взяла сумку.
— Хорошо, — её голос был ледяным. — Я ухожу. Но запомните. Квартира всё равно моя. И когда ты опомнишься, Максим, когда ты поймёшь, что она тебя использовала, будет поздно. Я не прощаю предательства.
Она вышла, громко хлопнув дверью. В квартире стало тихо. Так тихо, что я слышала своё сердцебиение.
Максим обнял меня. Крепко, отчаянно.
— Прости меня. Я должен был… я должен был давно это сделать.
Я не ответила. Просто стояла в его объятиях, ощущая, как с плеч сваливается огромная тяжесть. Впереди были разговоры. Решения. Возможно, переезд. Но сейчас, в эту минуту, я чувствовала только одно.
Свободу.
Три месяца прошло с того дня. Мы переехали в съёмную квартиру. Маленькую, но свою. Без чужих ключей и внезапных визитов. Максим устроился на вторую работу, я тоже подрабатываю по вечерам. Денег едва хватает, но мы справляемся.
Свекровь несколько раз звонила Максиму. Он брал трубку, разговаривал вежливо, но холодно. Она пыталась манипулировать, давить на жалость. Говорила, что больна, что одинока, что он её бросил. Но он стоял на своём. Предложил встретиться в кафе, поговорить спокойно. Она отказалась. Ей нужна была не встреча. Ей нужна была капитуляция.
А вчера Максим пришёл домой с горящими глазами.
— У меня новость. Офис расширяется. Мне предложили должность руководителя отдела. Зарплата в два раза больше.
Я обняла его, и мы стояли на нашей крохотной кухне, смеясь и плача одновременно.
Мы построим свою жизнь. Без чужого контроля, без манипуляций, без страха. Это будет долго и трудно. Но это будет наше.
И этого достаточно.
