— Андрюша, ты что, оглох? Мы тут уже десять минут под воротами мерзнем! — визгливый голос Ларисы, казалось, прорезал даже двойные стеклопакеты.
Андрей тяжело вздохнул, опуская шампур на мангал. Угли только-только подернулись благородным седым пеплом — идеальное состояние для жарки. Тишина морозного второго января, которую он так ценил, разлетелась вдребезги.
— Кто там? — Лена, его жена, выглянула на крыльцо, кутаясь в пуховый платок. В ее глазах, обычно спокойных и лучистых, мелькнул испуг. Она была из тех женщин, кого называют «удобными» — тихая, безотказная, привыкшая угождать. И именно это в ней больше всего раздражало его сестру.
— Лариса. С Витьком и своей свекровью, — буркнул Андрей, стряхивая снег с рукава. — Без предупреждения, как снег на голову.
Калитка распахнулась, и во двор ввалилась шумная процессия. Впереди, словно ледокол, шла Лариса — в новой шубе, купленной явно в кредит, с ярко накрашенными губами, которые кривились в недовольной ухмылке. За ней плелся Витек — тридцатилетний «мальчик» с вечно обиженным лицом, тащащий за руку упирающегося сына. Замыкала шествие Тамара Ивановна, свекровь Ларисы, женщина грузная и безапелляционная, как советский танк.
— Ну наконец-то! — Лариса даже не поздоровалась, сразу проходя мимо брата к дому. — У нас в машине печка сломалась, задубели как цуцики. Лена! Чего стоишь? Накрывай давай, мы с дороги!
В доме сразу стало тесно и душно. Андрей зашел следом, стараясь сохранить остатки праздничного настроения. На кухонном столе еще стоял недопитый чай, лежали остатки утреннего пирога. Лена засуетилась, доставая тарелки, но руки у нее предательски дрожали.
— Ой, ну что ты возишься, как сонная муха? — тут же начала атаку Лариса, плюхаясь на диван и не разуваясь. — Витек голодный, мама устала. У вас что, с Нового года ничего не осталось?
— Салаты есть, холодец… — тихо отозвалась Лена. — Я сейчас подогрею картошку.
— Картошку… — фыркнула Тамара Ивановна, оглядывая кухню цепким, оценивающим взглядом. — У хорошей хозяйки стол должен ломиться, даже если гости незваные. А у тебя, Леночка, вечно всё как в аптеке — чисто, но пусто. Скучная ты баба.
Андрей сжал кулаки. Он видел, как сжалась Лена. Она выросла в детдоме, и любое замечание от «старших» или «родных» воспринимала как приговор своей никчемности. Она всю жизнь старалась заслужить любовь, быть полезной, незаметной. Вот и сейчас, глотая обиду, она поспешила к холодильнику.
— Мясо будет через двадцать минут, — громко сказал Андрей, вставая между женой и гостями. — Имейте терпение.
— Двадцать минут! Мы же желудки испортим в ожидании, — капризно протянул Витек, утыкаясь в телефон.
Андрей вышел обратно во двор. Ему нужно было остыть. Он подошел к мангалу, перевернул мясо. Аромат маринада с нотками можжевельника немного успокоил нервы.
«Главное в шашлыке — не мешать мясу, — вспомнились слова старого грузина-соседа. — Мясо, оно как женщина, любит тепло и покой, а не когда его дергают». Андрей улыбнулся. Эту партию свиной шеи он выбирал сам, на рынке. Он знал: чтобы мясо было сочным, его нужно «запечатать» жаром в первые минуты, а потом дать томиться. Простая истина, которую многие забывают, суетясь и постоянно вертя шампуры. Так и в жизни — суета убивает вкус.
Из дома донесся звон разбитой посуды и резкий окрик Ларисы:
— Руки-крюки! Ну кто так режет хлеб? Толсто!
Андрей бросил щипцы и рванул в дом. Картина, которую он увидел, заставила кровь прилить к лицу.
Лена сидела на табуретке, закрыв лицо руками, а ее плечи мелко вздрагивали. Рядом на полу валялись осколки любимой чашки. Тамара Ивановна стояла над ней, уперев руки в бока:
— Нет, ну ты посмотри на неё! Мы ей правду говорим, по-родственному, чтобы лучше стала, а она сопли распустила. Слабачка. Ни характера, ни стати. Как Андрей с тобой живет только?
В этот момент Лариса, которая бесцеремонно рылась в холодильнике, вдруг взвизгнула:
— О-о-о! Мама, Витя, смотрите!
Она достала с верхней полки пузатую поллитровую стеклянную банку, под завязку заполненную отборной, зернистой черной икрой. Тот самый подарок от старого клиента, которому Андрей перед праздниками спас бизнес, восстановив безнадежно рухнувшую базу данных за ночь. Это была не просто еда — это был символ удачи, который Андрей берег для особого вечера с женой и детьми.
— Ничего себе буржуи! — глаза Ларисы загорелись хищным блеском. — А прибеднялись-то! «Денег нет, ремонт делаем».
Она плюхнула банку на стол перед опешившей Леной.
— Значит так. Лена, давай масло и батон. Сделай нам бутерброды, да погуще мажь. Витеньке надо гемоглобин поднимать, он бледный у меня. А остальное… — она деловито огляделась, — дай какой-нибудь контейнер с крышкой. Половину мы с собой заберем. Вы всё равно такое не любите, испортится только. А у нас праздник продолжается.
Лена подняла заплаканные глаза. В них было столько боли и привычной покорности, что у Андрея защемило сердце. Она уже потянулась за батоном, чтобы исполнить приказ. Привычка подчиняться наглым была у неё в крови.
— Не трогай, — голос Андрея прозвучал тихо, но в кухне мгновенно повисла тишина.
Он подошел к столу, мягко отвел руку жены и накрыл банку своей ладонью.
— Что? — Лариса удивленно моргнула. — Андрюш, ты чего? Жалко, что ли? Родной сестре? Для племянника?
— Для племянника я куплю фруктов, — Андрей смотрел сестре прямо в глаза. — А это — подарок. Мой подарок моей семье.
— Так мы и есть семья! — возмутилась Тамара Ивановна. — Ты что, кусок хлеба зажал? Позор какой! Мать бы увидела, в гробу перевернулась!
Андрей посмотрел на Лену. На её старенький фартук, на покрасневшие от слез глаза. Вспомнил, как она вчера до ночи готовила этот холодец, который они сейчас критиковали. Вспомнил, как она экономила на себе, чтобы купить ему хороший спиннинг.
— Моя семья, — четко, разделяя слова, произнес Андрей, — это Лена и наши дети. А вы — родственники. И вы, кажется, ошиблись дверью.
— Ты… ты нас выгоняешь? — Лариса пошла красными пятнами. — Из-за банки рыбьих яиц?!
— Нет. Из-за того, что вы довели мою жену до слез в ее собственном доме. Из-за того, что вы считаете, что вам все должны. Вон.
— Да ноги моей здесь не будет! — взвизгнула Лариса, хватая сумку. — Витя, мама, собирайтесь! Нас тут за людей не считают! Жмот! Подкаблучник!
Витек попытался вяло возразить, косясь на ароматный пар, идущий со двора, но мать уже толкала его к выходу. Через минуту входная дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка. Еще через минуту взревел мотор, и машина, пробуксовав в снегу, рванула прочь.
В доме наступила блаженная тишина.
Лена сидела, не шевелясь, все еще не веря в происходящее.
— Андрюша… Зачем же так? Они же теперь всем расскажут…
Андрей подошел к ней, присел на корточки и взял её холодные ладони в свои.
— Пусть рассказывают. Пусть хоть в газету пишут. Ленка, ты у меня самая лучшая. И никто, слышишь, никто не смеет тебя обижать. Я дурак, что раньше молчал.
Лена всхлипнула, но это были уже другие слезы — слезы облегчения. Она вдруг почувствовала, как с плеч свалился огромный, тяжелый груз, который она тащила годами — страх быть «плохой», «неудобной».
— А мясо-то! — спохватился Андрей.
Через полчаса они сидели за столом. Дети, прибежавшие с горки, румяные и веселые, уплетали сочный, тающий во рту шашлык. Андрей открыл банку. Черные зернышки блестели, как маленькие жемчужины. Он густо намазал бутерброд и протянул его Лене.
— Ешь. Тебе нужнее.
Лена откусила, зажмурившись от непривычного, забытого вкуса. И дело было не в икре. Дело было в том, что впервые за много лет она чувствовала себя не прислугой, не «бедной родственницей», а Хозяйкой. Любимой и защищенной.
В тот вечер они смеялись как никогда. А телефон, разрывавшийся от гневных сообщений Ларисы, Андрей просто отключил.
