Марина замерла у приоткрытой двери кухни, сжимая в руках чашку остывшего чая. За столом сидели все родственники Павла — свекровь Валентина Петровна, золовка Оксана с мужем и даже дядя Виктор, который обычно появлялся только на праздники.
— Понимаешь, Паша, — веско говорила свекровь, помешивая сахар в стакане, — твоя жена тут уже три года живёт, а толку никакого. Только ест да спит.
— Мама права, — поддакнула Оксана, бросая косой взгляд в сторону двери. — Мы тут все тесно живём, а она как барыня себя ведёт.
Марина почувствовала, как кровь прилила к лицу. Неужели они всерьёз обсуждают её будущее без неё самой?
— А что Павел молчит? — проворчал дядя Виктор. — Мужик в доме должен порядок наводить.
Павел неуверенно кашлянул:
— Да ладно вам… Марина нормальная. Работает же.
— Работает! — фыркнула свекровь. — На своей подработке копейки получает, а жрёт как слон. И потом, сколько можно? Мы что, богадельню тут открыли?
Марина сглотнула комок в горле. Она действительно зарабатывала немного — подрабатывала удалённо копирайтером, но основную часть семейного бюджета составляла зарплата Павла. После свадьбы они переехали к его родителям временно, как казалось тогда. Временно растянулось на три мучительных года.
— Слушай, а может, правда пора? — неожиданно сказал зять Оксаны. — У нас скоро ребёнок родится, места не хватает.
— Вот именно! — подхватила золовка. — Детской комнаты нет, а Марина целую комнату занимает.
Марина отступила от двери, чувствуя, как дрожат руки. Неужели даже Павел согласится с ними? Она прислушалась к его голосу, ожидая защиты, поддержки, хотя бы возражения.
— Не знаю… — пробормотал муж. — Надо подумать.
Эти слова ударили больнее любых обвинений свекрови. Марина поставила чашку на подоконник и тихо поднялась в свою комнату. За столом продолжали звучать голоса, планирующие её изгнание с методичностью военного совета.
Она села на кровать и уставилась в окно. Снег за окном падал крупными хлопьями, укрывая двор белым одеялом. Как же всё изменилось с того дня, когда они с Павлом впервые переступили порог этого дома как молодожёны!
Следующие дни превратились в настоящую пытку.
Валентина Петровна словно получила карт-бланш на открытую войну. За завтраком она демонстративно вздыхала, подсчитывая, сколько хлеба съела Марина. За ужином громко рассуждала о том, как дорого нынче коммунальные услуги.
— А ведь на двоих и света, и воды меньше уходило бы, — многозначительно говорила она, не глядя на невестку.
Оксана поддерживала мать с энтузиазмом разъярённой фурии:
— Марин, а ты не думала съездить к своим родителям? Ну, хотя бы на недельку?
— На недельку? — переспросила Марина, откладывая вилку.
— Ну да, проведать их. Небось соскучились.
Марина прекрасно понимала подтекст. Родители жили в другом городе, в малогабаритной квартире. «Неделька» легко превратилась бы в постоянное проживание.
Павел молчал, уткнувшись в телефон. Его молчание было красноречивее любых слов. Марина чувствовала себя лишней в этом доме, словно случайно забредшей кошкой, которую терпят, но мечтают прогнать.
— Знаешь что, Марина, — однажды вечером свекровь плюхнулась рядом с ней на диван, — ты девушка молодая, красивая. Зачем тебе эта семейная жизнь? Ты бы лучше карьеру строила, квартиру свою покупала.
— Валентина Петровна, я замужем за вашим сыном.
— Да понимаю я! Но браки распадаются, это жизнь. А ты привязалась тут, корни пустила.
Марина почувствовала, как внутри всё кипит от возмущения. Неужели эта женщина настолько наглая?
— Я никуда не собираюсь, — твёрдо сказала она.
Свекровь усмехнулась:
— Посмотрим.
На следующий день давление усилилось. Дядя Виктор зашёл специально, чтобы рассказать о знакомой, которая «тоже жила у свёкра-свекрови, а потом поняла, что мешает молодой семье». Золовка принесла объявления о сдаче квартир, разложив их на кухонном столе как ультиматум.
— Вот неплохие варианты, — сказала Оксана, ткнув пальцем в газету. — Недорого, в хорошем районе.
Марина взяла объявления и демонстративно порвала их пополам. Павел дёрнулся было что-то сказать, но промолчал.
Этот жест стал переломным моментом. Свекровь поняла: Марина не сдастся просто так. Значит, нужны более решительные меры.
Решительные меры не заставили себя ждать.
Валентина Петровна собрала очередной семейный совет, на этот раз не скрываясь. Марину даже пригласили сесть за стол — как обвиняемую на трибунал.
— Марина, мы тут посоветовались, — начала свекровь торжественным тоном, — и решили, что пора бы тебе стать самостоятельной. Ты же взрослая женщина.
— Что именно вы имеете в виду? — Марина выпрямилась, глядя в глаза каждому присутствующему.
— Переехать. Отдельно жить, — отрезала Оксана. — Мне скоро рожать, ребёнку место нужно.
— А мне где место нужно? — спросила Марина, и в её голосе впервые за эти дни прозвучала сталь.
— Ты неблагодарная! — вспыхнула свекровь. — Три года кормили-поили, крышу над головой давали!
— Кормили-поили? — Марина медленно встала. — Я продукты покупала наравне со всеми. За коммунальные платила свою долю. И между прочим, я жена вашего сына, а не бездомная, которую вы из жалости приютили!
Оксана фыркнула:
— Жена! Какая ты жена, если даже борщ нормально сварить не можешь?
— А ты попробуй сварить борщ, когда тебе каждый день намекают, что ты здесь лишняя! — выпалила Марина.
Дядя Виктор покашлял и вмешался:
— Девочка, не горячись. Мы же по-хорошему. Пойми, семья растёт, места не хватает.
— Тогда пусть Оксана со своим мужем съезжает! — резко сказала Марина. — Почему именно я должна уходить?
Наступила тишина. Все уставились на неё с изумлением — тихая, покорная Марина впервые показала зубы.
— Как ты смеешь! — взвилась свекровь. — Это мой дом, моя дочь!
— А я что, не член семьи? У меня тоже есть права! — Марина почувствовала, как годы подавленной обиды вырываются наружу. — Я не буду больше молчать и терпеть ваши издевательства!
Все взгляды обратились на Павла. Он сидел, переминаясь на стуле, избегая глаз жены.
— Паша, — тихо сказала свекровь, — скажи что-нибудь. Она же совсем обнаглела.
Повисла напряжённая пауза. Марина смотрела на мужа, и в её взгляде было всё — три года унижений, одиночества, несказанных слов. Это был момент истины.
— Мам, — медленно произнёс Павел, поднимая голову, — а может, хватит?

Валентина Петровна подавилась чаем. Оксана разинула рот. Дядя Виктор покрутил пальцем у виска. Казалось, стены дома затряслись от неожиданности.
— Что «хватит»? — прошипела свекровь. — Ты что, против своей матери встаёшь?
Павел медленно встал, подошёл к Марине и положил руку ей на плечо:
— Мам, Марина моя жена. И если ей здесь не рады, то мы уйдём вдвоём.
— Паша! — ахнула Оксана. — Ты что творишь? Она тебя против семьи настроила!
— Никто меня не настраивал, — твёрдо сказал Павел. — Я просто наконец-то открыл глаза. Три года мы терпели унижения. Марина работает, помогает по дому, ведёт себя прилично. Чего вы от неё ещё хотите?
Валентина Петровна побледнела:
— Сынок, ты что говоришь? Мы же добра хотели…
— Какого добра? — Павел нахмурился. — Вы хотели разрушить мой брак! Думали, что я буду молчать вечно?
Марина чувствовала, как внутри тает ледяной ком страха и обиды. Впервые за три года муж встал на её сторону. Впервые защитил её.
— Слушайте, — сказала она, удивляясь собственному спокойствию, — если мы вам так мешаем, мы действительно можем съехать. Но тогда не обижайтесь, что внуков редко будете видеть.
Эти слова подействовали как холодный душ. Свекровь осеклась на полуслове. Оксана беспокойно заёрзала на стуле.
— Подожди, Марин, — забормотала золовка, — мы же не со зла… Просто нервы, беременность…
— Нервы у всех есть, — спокойно ответила Марина. — Но это не повод унижать людей.
Дядя Виктор неловко кашлянул:
— Может, и правда погорячились мы… Семья всё-таки.
Валентина Петровна молчала, глядя в пустой стакан. Она прекрасно понимала: если продолжить давление, потеряет сына. А вместе с ним и будущих внуков.
— Ладно, — наконец произнесла она хрипло. — Оставайтесь. Но чтобы я больше не слышала от вас дерзостей.
Марина улыбнулась — впервые за много дней искренне:
— Дерзостей не будет. Но и унижений тоже.
Павел крепче сжал её плечо. В его глазах она увидела то, чего не видела давно — уважение. К ней. К своей жене, которая сумела постоять за себя.
Вечером, когда все разошлись, они сидели в своей комнате, обнявшись.
— Прости, — тихо сказал Павел. — Я трус. Должен был раньше…
— Главное, что сделал это сейчас, — ответила Марина.
За окном по-прежнему падал снег, но теперь он казался не холодным покровом, а обещанием обновления. В доме установился новый порядок — основанный на взаимном уважении.


















