– А ты уверена, что нам нужно столько нарезки? Это же балык, Полина, он стоит как крыло от самолета, – Вадим вертел в руках вакуумную упаковку с аппетитным куском мяса, глядя на ценник с таким ужасом, будто там была написана дата его смерти.
Полина, не останавливаясь, выкладывала из пакетов покупки на кухонный стол. Глянцевые бока красных перцев, пузатая баночка икры с золотистой крышкой, тяжелый брусок пармезана, бутылки с вином. Кухня наполнялась запахами свежего хлеба и копченостей.
– Вадим, у тебя юбилей, – спокойно ответила она, убирая молоко в холодильник. – Тридцать пять лет. Придут твои друзья, приедет твоя мама. Ты хочешь, чтобы на столе стояла только вареная картошка и селедка под шубой? Я получила хорошую премию, могу я хоть раз в году накрыть нормальный стол, чтобы мне не было стыдно?
– Да мне не стыдно и с картошкой, – пробурчал муж, но балык на место не положил, а аккуратно пристроил на полку холодильника, поближе к стенке. – Просто мама опять начнет причитать, что мы деньги на ветер бросаем. Ты же знаешь её: «Лучше бы отложили, лучше бы кредит гасили досрочно».
– Твоя мама будет причитать в любом случае, – вздохнула Полина, доставая салатницу. – Купим дорогое – транжиры. Купим дешевое – нищеброды, кормим сына дрянью. Я уже давно перестала ориентироваться на мнение Тамары Павловны. Главное, чтобы тебе и гостям понравилось. И вообще, я этот хамон искала по всему городу, это именно тот, который ты пробовал в Испании пять лет назад. Помнишь?
Вадим улыбнулся, вспоминая. Его лицо разгладилось.
– Помню. Вкусный был, зараза. Ладно, ты права. Гулять так гулять. Только давай ценники сорвем, чтобы маму удар не хватил.
Подготовка к празднику шла полным ходом. Полина любила готовить, но только когда никто не стоял над душой. Сегодня же, по закону подлости, Тамара Павловна обещала приехать пораньше, «чтобы помочь девочке». Эта фраза всегда вызывала у Полины нервный тик. Помощь свекрови обычно заключалась в том, что она садилась на самый удобный стул посередине кухни, мешая проходу, и давала ценные указания, параллельно критикуя все: от способа нарезки лука до цвета штор.
Звонок в дверь раздался ровно в два часа дня. Вадим побежал открывать, а Полина, на секунду зажмурившись и глубоко вдохнув, натянула на лицо дежурную улыбку.
– А вот и именинник! – разнесся по коридору громогласный голос Тамары Павловны. – Ну, дай я тебя расцелую, сынок! Совсем исхудал, кожа да кости. Конечно, на магазинных пельменях-то не разжиреешь.
– Мам, ну какие пельмени, Полина отлично готовит, – пытался оправдаться Вадим, помогая матери снять тяжелое драповое пальто.
– Ой, не спорь с матерью. Я же вижу, глаза ввалились. Здравствуй, Полина.
Свекровь вплыла в кухню, как ледокол «Ленин» в арктические воды. В руках она держала объемную хозяйственную сумку, с которой никогда не расставалась.
– Здравствуйте, Тамара Павловна. Рады вас видеть. Проходите, чайник только вскипел.
– Чай потом, – отмахнулась свекровь, ставя сумку на табурет. – Я вот тут вам привезла гостинцев. А то знаю я вас, молодежь, у вас в холодильнике вечно мышь повесилась.
Она начала выкладывать на стол свои дары: трехлитровую банку соленых огурцов с мутным рассолом, пакет сморщенных, побитых жизнью яблок с дачи и кулек конфет «Ромашка», которые, судя по виду, пережили еще перестройку.
– Вот, огурчики свои, без химии, – гордо заявила она. – А яблоки – чистый витамин. Обрежете гнильцу, на компот пойдет. Не выбрасывать же.
– Спасибо, – кивнула Полина, стараясь не смотреть на мутный рассол. – Мы обязательно попробуем.
Тамара Павловна тем временем уже по-хозяйски открыла холодильник. Это был ее ритуал. Она называла это «проверить, есть ли место», но Полина знала: это инспекция.
– Ого, – протянула свекровь, увидев батарею деликатесов. – Икра? Красная? Две банки? Вадик, вы клад нашли? Или Полина банк ограбила?
– Премию дали, мам, – буркнул Вадим, заходя в кухню и воруя кусочек сыра с доски.
– Премию… – Тамара Павловна поджала губы. – Ну, конечно. Вместо того, чтобы матери помочь, у которой забор на даче падает, мы икру ложками едим. Ну да ладно, дело ваше. Я человек маленький, мне много не надо.
Она захлопнула холодильник и уселась на свое любимое место, перекрыв доступ к раковине.
– Ну, давай, Полина, показывай, что ты там наготовила. Я пока посижу, отдохну, ноги гудят. Давление с утра скачет, но я все равно поехала. Как же сына не поздравить? Героизм, можно сказать.
Следующие три часа прошли в привычном режиме. Полина металась между плитой и столом, нарезая, смешивая, запекая, а Тамара Павловна комментировала каждое ее действие.
– Майонеза много кладешь, вредно.
– Хлеб зачем такой дорогой? В «Пятерочке» батон за тридцать рублей, ничем не хуже.
– Мясо надо было отбить получше, жесткое будет.
Полина молчала. Она научилась включать в голове белый шум, пропуская мимо ушей этот поток сознания. Главное – продержаться до вечера.
К шести часам начали подтягиваться гости. Друзья Вадима, шумные, веселые ребята, заполнили квартиру смехом и запахом мужского парфюма. Стол ломился. Полина постаралась на славу: запеченная буженина, рулетики из баклажанов с орехами, тарталетки с икрой, нарезка из того самого балыка и сыров трех видов, салаты, горячее.
Когда все расселись и прозвучал первый тост за здоровье именинника, Тамара Павловна тут же взяла инициативу в свои руки.
– Вадичка, сынок, – начала она, промокая салфеткой сухие глаза. – Я помню, как ты родился. Мучилась я страшно, двое суток…
Гости вежливо слушали историю родов в пятнадцатый раз. Полина воспользовалась паузой, чтобы положить себе салат.
– …И вот вырос ты, сынок. Женился. Ну, уж как получилось, так получилось, – она скользнула взглядом по Полине. – Главное, чтобы ты счастлив был. А еда… Еда это не главное. Вот Полина старалась, конечно, накупила всего дорогого. Я бы, конечно, поскромнее стол собрала, зато душевнее. Но сейчас время такое, все напоказ.
Она подцепила вилкой огромный кусок копченого угря, который Полина купила в специализированном рыбном магазине за бешеные деньги, и отправила его в рот.
– М-да, – прожевала она громко. – Рыба как рыба. Соленая больно. И жирная. В мое время мойва была вкуснее.
Несмотря на критику, Тамара Павловна ела с завидным аппетитом. К ее тарелке, словно по волшебству, притягивались самые лакомые куски. Балык исчезал с космической скоростью. Тарталетки с икрой она ела как семечки, приговаривая:
– Ой, ну икра какая-то мелкая. Наверное, искусственная? Сейчас настоящую не найдешь. Полина, ты банку покажи потом, я состав почитаю. А то отравимся еще.
Полина только улыбалась и подливала гостям вино. Она видела, как Вадим краснеет, но молчит. Он никогда не перечил матери при людях. Да и наедине тоже редко.
Вечер шел своим чередом. Гости хвалили еду, особенно рыбу и мясо, шутили, вспоминали студенческие годы. Тамара Павловна периодически вставляла свои пять копеек про тяжелую жизнь пенсионеров и неблагодарных детей, но общий гул голосов заглушал ее стенания.
Ближе к десяти вечера гости начали расходиться. Всем завтра на работу, да и посидели хорошо.
– Полина, ты просто волшебница! – сказал Серега, лучший друг Вадима, пожимая ей руку в коридоре. – Угорь – просто отвал башки. Спасибо!
– Рада, что понравилось, – искренне улыбнулась она.
Когда дверь за последним гостем закрылась, в квартире наступила тишина, нарушаемая лишь звоном посуды, которую Тамара Павловна начала сгромождать со стола.
– Так, я помогу убрать, а то вы до утра провозитесь, – заявила она. – Вадим, иди мусор вынеси, там пакеты полные. А ты, Полина, давай горячее перекладывай в контейнеры.
Полина почувствовала, как дикая усталость навалилась на плечи. Голова раскалывалась.
– Тамара Павловна, оставьте, я сама все уберу. Вы отдохните, вам такси вызвать?
– Какое такси? – возмутилась свекровь. – Деньги девать некуда? На автобусе доеду, еще ходят. И не спорь, я помогу. Ты вон еле на ногах стоишь, бледная как моль. Иди в ванную, умойся, таблетку выпей. А я тут по-быстрому.
Полина действительно чувствовала себя неважно. Мигрень подступала к горлу тошнотой.
– Хорошо, – сдалась она. – Я на пять минут. Вадим сейчас вернется с мусорки и вас проводит до остановки.
Она ушла в спальню, нашла в аптечке обезболивающее. Потом зашла в ванную, плеснула прохладной водой в лицо. Шум в ушах немного стих. «Надо вернуться, – подумала она. – Нельзя оставлять ее одну на кухне, она же сейчас начнет мыть посуду моим дорогим средством для лица, перепутав флаконы, или переставит все кастрюли местами».
Полина вышла из ванной тихо, в мягких тапочках ее шагов почти не было слышно. Она подошла к кухонной двери и замерла.
Тамара Павловна стояла спиной к ней, у открытого холодильника. На табуретке рядом стояла ее необъятная хозяйственная сумка. Свекровь действовала быстро и четко, как заправский фокусник.
Вот она достала со стола блюдо с остатками мясной нарезки. Там оставалось еще прилично: куски дорогого балыка, буженина, сырокопченая колбаса. Тамара Павловна ловко сгребла все это в заранее припасенный полиэтиленовый пакет, завязала узел и опустила в недра своей сумки.
Полина моргнула. Ей показалось? Нет.
Свекровь потянулась к холодильнику. Достала контейнер, в который Полина перед приходом гостей отложила кусок красной рыбы «на завтрак». Хороший такой кусок, граммов на триста. Пакет – сумка.
Затем туда же отправилась половина оставшегося торта «Наполеон», который Полина пекла сама вчера до двух ночи. Коробку свекровь, видимо, посчитала слишком громоздкой, поэтому просто завернула куски торта в фольгу, безжалостно сминая нежные коржи.
– Так, что тут у нас еще… – пробормотала Тамара Павловна себе под нос. – Сыр. Пармезанчик. Ну, им все равно засохнет, выкинут.
Оставшийся кусок пармезана, стоивший как чугунный мост, тоже полетел в сумку. Туда же отправилась банка с оливками и, что окончательно добило Полину, – почти полная бутылка дорогого коньяка, которую Вадиму подарили коллеги, но которую так и не открыли.
Полина стояла, прислонившись к косяку, и не знала, что делать. Закричать? Устроить скандал? Обвинить в воровстве? Язык не поворачивался назвать мать мужа воровкой, хотя именно этим она сейчас и занималась.
В этот момент входная дверь хлопнула. Вернулся Вадим.
– Фух, на улице холодина, – раздался его голос. – Мам, ты готова? Я сейчас куртку не буду снимать, провожу тебя.
Тамара Павловна вздрогнула, резко захлопнула сумку и обернулась. Увидев Полину, стоящую в дверях кухни, она на долю секунды смутилась, глаза ее забегали, но она тут же взяла себя в руки.
– Ой, Полина, ты уже вышла? А я тут прибираюсь, помогаю. Вадик пришел? Вот и славно. Я уже собралась.
Она схватила свою сумку. Та заметно отяжелела. Свекровь даже крякнула от натуги, поднимая ее с табуретки.
– Мам, давай помогу, что там у тебя, кирпичи? – Вадим заглянул в кухню.
– Не надо! – взвизгнула Тамара Павловна, прижимая сумку к груди. – Я сама! Там… там банки пустые. Я свои забрала, огурцы переложила в вашу кастрюлю, а банки забрала. И вещи личные. Не трогай!
Полина смотрела на мужа. Вадим смотрел на мать с недоумением.
– Мам, какие банки? Ты привезла одну банку. И та стоит на подоконнике полная.
– Другие банки! – Тамара Павловна начала краснеть. – Что ты пристал? Я домой хочу! Устала я на вас батрачить целый день!
Полина сделала шаг вперед. Голова прошла, уступив место ледяному спокойствию.
– Тамара Павловна, – сказала она тихо, но отчетливо. – Поставьте сумку на стол.
– Что? – свекровь вытаращила глаза. – Ты что себе позволяешь? Ты меня обыскивать вздумала? Вадим, ты слышишь, что твоя жена говорит? Она меня воровкой считает!
– Полина, ты чего? – Вадим растерянно переводил взгляд с жены на мать. – Мама просто…
– Вадим, – перебила его Полина, не сводя глаз со свекрови. – В этой сумке лежит наш завтрак. И обед. И ужин на ближайшие два дня. Там лежит рыба, за которую я заплатила три тысячи. Там лежит твой любимый балык. Там лежит коньяк, который тебе подарили. И торт.
– Ты бредишь! – закричала Тамара Павловна, пятясь к выходу. – Да как у тебя язык поворачивается! Я, заслуженный учитель, ветеран труда… Я крошки чужой не взяла! Да подавитесь вы своей едой!
Она попыталась проскользнуть мимо сына в коридор, но сумка зацепилась за угол стола. Ручки, не выдержав веса «пустых банок», предательски треснули. Сумка упала на пол, перевернулась, и содержимое вывалилось на ламинат.
Зрелище было эпическим.
По полу раскатилась колбаса. Пакет с рыбой развязался, и жирный кусок угря шлепнулся прямо на тапок Вадима. Фольга с тортом развернулась, явив миру сплющенный «Наполеон». Бутылка коньяка звонко ударилась о ножку стула, но, к счастью, не разбилась. Сверху все это прикрывал кусок пармезана и горсть конфет из вазочки.
В кухне повисла звенящая тишина. Слышно было только, как гудит холодильник и как тяжело дышит Тамара Павловна.
Вадим смотрел на рассыпанные деликатесы. Он перевел взгляд на свою ногу, на которой лежал угорь, потом на красную как рак мать. Его лицо начало меняться. Сначала недоумение, потом осознание, потом стыд. Густой, липкий стыд.
– Мама? – выдавил он. – Это что?
Тамара Павловна выпрямилась. Лучшая защита – это нападение.
– А что такого? – выпалила она, глядя сыну прямо в глаза. – Да, взяла! Вам все равно много! Вы же выкинете! Вы зажрались! У вас холодильник ломится, а мать на пенсию пятнадцать тысяч живет! Я этот балык только по телевизору видела! Имею я право хоть раз в жизни нормально поесть? Я тебя вырастила! Я ночей не спала! А ты… ты жалеешь матери кусок колбасы?
Полина молчала. Она ждала реакции мужа. Это был момент истины. Обычно в таких ситуациях он начинал мямлить: «Ну ладно, мам, бери, конечно, нам не жалко», лишь бы погасить конфликт.
Вадим медленно наклонился, поднял кусок угря с пола. Положил его на стол. Потом поднял бутылку коньяка.
– Мам, – сказал он очень тихо. – Дело не в колбасе. Ты же знаешь, если бы ты попросила, мы бы сами тебе собрали пакет. Мы всегда тебе даем с собой. Всегда.
– Да что я, побираться должна?! Просить?! – визжала свекровь, понимая, что теряет почву под ногами. – Родная мать должна унижаться? Сами должны догадаться предложить! Эгоисты!
– Ты не просила, – Вадим покачал головой. – Ты украла. Ты дождалась, пока Полина выйдет, и сгребла все в сумку. Как… как крыса.
– Как ты меня назвал?! – Тамара Павловна схватилась за сердце. – Ой, плохо мне! Сердце! Валидол! Вы меня в гроб загоните!
– Не надо спектаклей, Тамара Павловна, – холодно сказала Полина. – Валидол у вас в левом кармане, я видела, когда вы пальто снимали.
Свекровь замерла. Театральная сцена сорвалась.
– Вадим, – Полина повернулась к мужу. – Собери, пожалуйста, все, что упало, в пакет.
– Зачем? – не понял он.
– Отдай маме. Пусть забирает.
– Полина? – Вадим удивился.
– Пусть забирает, – повторила она твердо. – Рыба все равно на полу валялась, я ее есть не буду. Торт всмятку. Колбасу тоже. Пусть забирает все. Это будет ей подарок на твой юбилей. И плата за то, чтобы в ближайший месяц я ее в этом доме не видела.
Тамара Павловна стояла, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Вадим молча взял пакет, сгреб туда все с пола: и рыбу, и сыр, и раздавленный торт. Бутылку коньяка он, однако, поставил на стол.
– Коньяк оставлю, – сказал он. – Мне сейчас выпить нужно. Сильно.
Он протянул пакет матери.
– Бери, мам. И уходи. Я такси тебе вызвал, пока ты кричала. Внизу будет через две минуты.
– Вы… вы меня выгоняете? Родную мать? Из-за еды?
– Из-за вранья, мам. И из-за неуважения. К моему дому и к моей жене.
Тамара Павловна выхватила пакет из рук сына. В ее глазах стояли злые слезы.
– Ноги моей здесь больше не будет! – прошипела она. – Живите как хотите, буржуи проклятые! Чтоб вам эта колбаса поперек горла встала!
Она развернулась и выбежала в коридор. Хлопнула входная дверь так, что посыпалась штукатурка.
Полина опустилась на стул и закрыла лицо руками. Ее трясло.
Вадим подошел к шкафчику, достал два бокала. Плеснул коньяк. Один бокал поставил перед женой, другой взял сам.
– Выпей, – сказал он. – Тебе надо.
Полина подняла голову. Муж выглядел постаревшим на десять лет. Он сел напротив и взял ее за руку.
– Прости меня, Поль.
– За что? Ты же не знал.
– За то, что не замечал раньше. За то, что позволял ей так себя вести. Я всегда думал: ну, это же мама, она странная, но добрая. А сейчас… Мне так стыдно. Как будто это я воровал эту чертову колбасу.
Полина сделала глоток. Коньяк обжег горло, но принес странное облегчение.
– Знаешь, – сказала она, горько усмехнувшись. – Самое смешное, что я специально купила еще одну палку сервелата и кусок сыра, чтобы отдать ей с собой. Они лежат в нижнем ящике холодильника. Она просто до них не добралась.
Вадим истерически хохотнул.
– Серьезно?
– Серьезно. Я знала, что она начнет ныть про бедность. Хотела по-человечески.
– По-человечески с ней нельзя, видимо, – Вадим залпом выпил свой коньяк. – Знаешь что? Завтра я поеду и поменяю замки. Ключи у нее есть, она их полгода назад выпросила, «на всякий случай». Не хочу, чтобы в следующий раз я пришел домой, а у нас вынесли телевизор, потому что «у Верки из соседнего подъезда диагональ больше».
Полина посмотрела на мужа с удивлением и уважением. Впервые за семь лет брака он говорил о матери без подобострастия и попыток оправдать ее поступки. Ситуация с деликатесами стала той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения даже такого флегматика, как Вадим.
– А что мы будем есть завтра? – спросила Полина, глядя на пустой стол. – Она же унесла почти все.
Вадим встал, подошел к холодильнику и распахнул дверцу.
– У нас осталась банка икры. Вторая, которую она не заметила. И яйца. И молоко. Будем есть омлет с икрой. По-барски.
Полина рассмеялась. Напряжение начало отпускать.
– А еще у нас есть те самые гнилые яблоки, – напомнила она. – Можем сварить компот.
– Нет уж, – Вадим скривился. – Яблоки я завтра вынесу на помойку. Вместе с огурцами в мутном рассоле. Хватит с меня этой «гуманитарной помощи».
Они сидели на кухне еще долго, допивая коньяк и разговаривая. Говорили о том, о чем молчали годами. О границах. О том, что любовь к родителям не означает разрешение вытирать об себя ноги. О том, что семья – это в первую очередь они двое.
Утром Полина проснулась от запаха кофе. Вадим уже колдовал на кухне.
– Доброе утро, – он поцеловал ее в макушку. – Я тут подумал… Премия у тебя еще осталась?
– Немного. А что?
– Давай на выходные махнем куда-нибудь? В дом отдыха. Или просто в Питер на пару дней. Подальше отсюда. И телефоны отключим.
– А как же мама? Она будет звонить, жаловаться всем родственникам, что мы ее обидели.
– Пусть звонит. Это ее выбор. А у нас свой выбор. Омлет с икрой готов, садись завтракать.
Полина смотрела на тарелку, где пышный желтый омлет был щедро украшен красными икринками, и думала, что это, пожалуй, самый вкусный завтрак в ее жизни. Не потому что икра дорогая. А потому что он без привкуса вины и чужих претензий.
Тамара Павловна действительно позвонила через два дня. Вадим посмотрел на экран, вздохнул и перевернул телефон экраном вниз.
– Не возьмешь? – спросила Полина.
– Нет. Пусть поест колбасы, успокоится. Может, через месяц поговорим. А сейчас у меня есть дела поважнее. Я жену в кино веду.
Полина улыбнулась и пошла одеваться. В холодильнике было пустовато, но на душе было удивительно легко и спокойно. И это чувство стоило всех украденных деликатесов мира.
