— Ваш муж не сообщил вам, что его мать ушла из жизни?
Вера стояла на пороге с полотенцем в руке. Мужчина в сером костюме смотрел на неё без всякого выражения.
— Что?
— Анна Петровна Калашникова. Полтора месяца назад её не стало. Я ищу родственников, ваш супруг на звонки не отвечает.
Вера села прямо на пол в прихожей. Ноги не держали.
— Виктор ездил к ней на прошлой неделе. Я собирала ему передачу: лекарства, продукты, три тысячи рублей.
Мужчина присел рядом.
— Мне очень жаль. Но ваша свекровь ушла из жизни два месяца назад. Одна, в сельской больнице.
Виктор вернулся вечером. Принёс молоко, поставил на стол.
— Вера, я забыл утром купить, специально заехал.
Вера сидела на кухне. Перед ней лежали бумаги от нотариуса.
— Твоя мать два месяца в земле.
Виктор увидел документы и остановился посреди кухни. Помолчал секунду.
— Я хотел сказать, но не знал, как. Ты же расстроишься.
— Два месяца. Ты ел мой борщ, смотрел телевизор, просил гладить рубашки.
— Мне самому было тяжело!
— Прошлую неделю я дала тебе три тысячи на лекарства для неё. Куда ты поехал?
— У меня были дела.
— Какие?
— Не твоё дело. Я мужик, у меня своя жизнь.
Вера встала, подошла к плите, выключила конфорку. Недоваренный борщ остался в кастрюле.
— Уходи.
— Что?
— Убирайся из квартиры.
Виктор шагнул к ней, но Вера отодвинулась.
— Это и моя квартира!
— Уходи, или вызову участкового.
Виктор постоял немного. Развернулся и ушёл.
Через три дня Вера пошла в гараж. Нашла в банке связку ключей с биркой «Сосновка».
Электричка шла два с половиной часа. Вера сидела у окна и ни о чём не думала. Голова была пустая.
В Сосновке она не была двенадцать лет. Виктор все время отговаривал: дом в ремонте, крышу меняют, и иные причины выдумывал. Вера верила.
Дом выглядел точно так же, как двенадцать лет назад. Старые брёвна и шифер заросший двор, никакого ремонта.
— Вера? Господи, живая?
Соседка баба Клава вышла из калитки, опираясь на палку.
— Здравствуйте.
— А мы думали, ты с Витькой разошлась. Он так и говорил всем: развелись, жена уехала.
— Развелись?
— Ну да. Он тут каждую субботу с девкой молодой приезжал. В юбке короткой такая, хохочет. Говорил — невеста. А мать свою в чулан переселил, чтоб не мешала.
— Куда переселил?
— В чулан. Я сама видела через забор, как он ей миску в коридор ставил. Говорил, она головой больная, буйная. А она нормальная была, только молчала всё время.
Вера молча повернулась к дому.
Внутри было темно и сыро. Пахло лекарствами и пылью. Вера прошла по комнатам. Всё на местах, только грязно везде и паутина.
В конце коридора — дверь в кладовку. Засов снаружи. На полу миска с засохшей кашей и стопка бумаг.
Вера взяла верхний лист. Её письмо трёхлетней давности. Конверт вскрыт, письмо не развёрнуто. Следующее письмо. И ещё. Все её письма за двенадцать лет.
Она отодвинула засов. За дверью — комнатка три на три метра. Кровать, ведро, газеты. Без окна.
Анна Петровна жила здесь. Непонятно, сколько. Может, месяцы. Может, годы.
Вера вышла, достала телефон, позвонила Виктору.
Он взял трубку не сразу.
— Чего?
— Я в Сосновке. Нашла кладовку, где ты держал мать.
Тишина.
— Слушай, я устал, мне завтра рано вставать.
— Здесь засов снаружи. Миска на полу. Ты её запирал?
— Она была больная! Могла сбежать, потеряться!
— Ты запер её в чулане, чтобы водить сюда любовницу.
— Кто тебе сказал? Клавка? Она врёт!
— Где деньги из моих писем?
Виктор замолчал.
— Какие письма?
— Все. Я их нашла. Вскрытые конверты, письма на полу.
— Я тратил их на мать!
— На какую мать? Она ушла из жизни с пролежнями, одна в больнице.
—Ты не понимаешь…
— Понимаю. Всё понимаю.
Вера положила трубку и заблокировала номер.
Через неделю Виктор приехал. Стучал в дверь, кричал:
— Открывай! Это и моя квартира!
Вера не открыла. Стояла за дверью и ждала, когда он уйдёт.
— У меня есть свидетели, — сказала она через дверь. — Соседи, врачи. Все подтвердят, как ты с ней обращался. Ты двенадцать лет снимал её пенсию и тратил на себя.
— Ты с ума сошла!
— Если хочешь — встретимся в суде.
Виктор замолчал. Потом заговорил другим голосом, тихим:
— Вер, ну зачем так? Мы столько лет вместе. Неужели всё зря?
— Ты сам всё уничтожил. Когда закрыл её в кладовке.
— Верка…
— Уходи и не приходи больше.
Он постоял ещё минуту, потом ушёл.
Суд длился месяц. Виктору дали большой штраф. Дом в Сосновке отдали Вере. Виктор продал машину, взял кредит. Квартира осталась за Верой. Он съехал к брату.
Любовница его бросила, когда узнала про суд. На работе от него отворачивались.
Вера не радовалась этому. Просто приняла как обыденность.
Через полгода Вера продала дом в Сосновке. Вырученные деньги отдала в фонд помощи пожилым.
Виктор звонил, требовал свою долю. Вера не отвечала.
Устроилась в библиотеку. Работа тихая, спокойная.
Виктора больше не видела. Слышала, что он уехал в другой город.
Жизнь стала простой. Работа, дом, книги. Никто не врал, не требовал, не запирал в кладовках.
Вера больше не боялась остаться одна. Потому что одиночество оказалось лучше, чем жизнь с человеком, у которого вместо совести — пустота.
Однажды вечером Вера возвращалась с работы. Зашла в магазин, купила хлеб и молоко. Стояла в очереди на кассу и вдруг поняла: ей хорошо. Просто хорошо. Без причины.
Вышла на улицу. Моросил дождь, дул ветер. Вера шла домой и думала про Анну Петровну. Про то, как они пили чай на кухне в Сосновке, когда Вера только вышла замуж. Как свекровь говорила: «Верочка, я рада, что ты теперь с нами».
Вера не смогла её спасти. Но сделала то, что могла. Виктор ответил за всё. Дом больше не стоит с закрытыми окнами. В нём живут новые люди, и там светло.
Вера дошла до своего подъезда, поднялась на четвёртый этаж, открыла дверь. Маленькая квартира, чистая, тихая. Её.
Она поставила чайник, села у окна. За окном горели фонари, шумели машины, текла обычная городская жизнь.
У Веры больше не было мужа, большой квартиры, планов на будущее. Но у неё было главное: она снова могла дышать полной грудью.
И этого хватало.
