Звук застегивающейся молнии на чемодане в тишине спальни прозвучал как выстрел. Олег, мой муж, стоял у окна и старательно разглядывал серый ноябрьский пейзаж, избегая встречаться со мной взглядом. На кровати лежала стопка моих свитеров, которые он заботливо достал с верхней полки.
— Лен, ну ты же все понимаешь, — начал он, обращаясь к оконному стеклу. — Это временно. Лариске сейчас деваться некуда. Три спиногрыза, муж-тиран выгнал буквально в чем были. Не на улицу же мне родную сестру гнать?
Я аккуратно свернула кашемировый джемпер. Мой любимый. Тот самый, который я купила с первой большой премии пять лет назад.
— Конечно, Олег, — мой голос звучал ровно, почти механически. — На улицу нельзя. А меня, значит, можно?
Он наконец повернулся. На лице было написано то самое выражение оскорбленной добродетели, которое я видела каждый раз, когда отказывалась плясать под его дудку.
— Зачем ты утрируешь? Какая улица? У нас есть прекрасная дача. Воздух, природа. Отдохнешь от городской суеты, книги почитаешь. Ты же всегда жаловалась, что в офисе душно.
— Олег, на даче летний водопровод отключили в октябре. Там из отопления — один масляный радиатор, который помнит еще Хрущева, и камин, который дымит внутрь дома. На дворе ноябрь.
— Я привезу тебе обогреватель! — он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Лен, не будь эгоисткой. Там дети. Им нужно тепло, школа рядом, поликлиника. А тебе что нужно? Ты взрослая баба. Поживи на даче, нам с сестрой сейчас нужнее.
«Нам». Это короткое слово резануло слух сильнее всего. Не «мы с тобой», как было последние семь лет, а «мы с сестрой». Я посмотрела на нашу спальню. Светлые обои, которые я выбирала два месяца. Ортопедический матрас, купленный, чтобы у Олега не болела спина. Шторы блэкаут, потому что он любит спать в полной темноте.
Эта квартира, наша просторная «двушка» в центре, формально считалась совместно нажитым имуществом. Мы купили ее через полгода после свадьбы. Олег тогда гордо бил себя в грудь, называя себя добытчиком, хотя его вклад ограничился тем, что он «договорился с бригадой» (которая в итоге запорола плитку в ванной). Основная сумма — девяносто процентов стоимости — это были деньги от продажи квартиры моей бабушки и мои накопления, которые я собирала восемь лет до брака.
Но Олег, видимо, об этом забыл. Или предпочел забыть. Для него это была «наша» квартира, которой он, как глава семьи, имел право распоряжаться.
— Когда они приезжают? — спросила я, застегивая второй чемодан.
Олег заметно расслабился. Плечи опустились, в глазах появилась победная искра. Он снова выиграл. Он снова продавил «добрую и понимающую» Лену.
— Через два часа. Поезд прибывает в четыре, я их встречу и сразу сюда. Ты успеешь собраться? Я бы отвез тебя на дачу сам, но, понимаешь, вещи, дети… Лучше вызови такси. Я деньги переведу.
— Не надо, — отрезала я. — У меня есть деньги.
— Ну вот и славно. Ты же у меня умница. Добрая. Я знал, что ты поймешь.
Он подошел, чтобы чмокнуть меня в щеку — снисходительно, как хвалят послушного ребенка, — но я сделала вид, что ищу телефон, и уклонилась.
— Я пойду прогревать машину, — бросил он, уже мыслями находясь в роли спасителя своей несчастной сестры. — Ключи оставь на тумбочке, Ларисе отдам твой комплект, а то она свои вечно теряет.
Когда входная дверь хлопнула, я села на край кровати. Тишина квартиры звенела в ушах.
Олег думал, что я «поняла» его просьбу. На самом деле я поняла кое-что другое. Я поняла, что мой брак закончился не сейчас, а гораздо раньше. Может быть, тогда, когда он занял у меня деньги на машину и «забыл» отдать? Или когда он пропустил мой день рождения, потому что помогал Ларисе клеить обои?
«Ты же добрая». Эта фраза была моим проклятием. Быть доброй — значило быть удобной. Быть терпилой.
Я встала и прошлась по квартире. В гостиной на полке стояла коллекция виниловых пластинок Олега. В шкафу висели его дорогие костюмы. В ванной — его бесчисленные баночки с кремами для барбершопа. Я ничего этого не трогала.
Я подошла к сейфу, спрятанному за картиной. Олег никогда не помнил код, поэтому доверял это мне. Внутри лежали документы на квартиру, наши паспорта и папка с чеками, подтверждающими происхождение моих денег. Я достала всё.
Неделю назад, когда Олег впервые заикнулся о том, что «Ларисе плохо», я почувствовала неладное. Женская интуиция — страшная вещь. Она шепнула мне: «Подстрахуйся». И я подстраховалась.
Я вспомнила тот вечер, три дня назад. Олег пришел домой пьяный и счастливый, отмечал какую-то сделку. Я подсунула ему документы.
— Олег, подпиши тут, это для налоговой, чтобы вычет получить за лечение зубов, и согласие на перепланировку, помнишь, мы хотели балкон присоединить?
Он махнул рукой, даже не читая:
— Ты же бухгалтер, Ленка, ты в этом шаришь. Где галочка?
Он подписал нотариальное согласие на продажу недвижимости. А мой знакомый нотариус, который «случайно» зашел в гости попить чаю в тот же вечер, всё заверил. Жестоко? Возможно. Но когда твой муж планирует выселить тебя в неотапливаемый сарай ради сестры-хабалки, понятия о морали немного смещаются.
Я посмотрела на часы. Час до приезда «табора».
Сделка купли-продажи прошла вчера онлайн. Покупатели — приятная пара айтишников, которым срочно нужна была квартира именно в этом доме, и они даже не торговались. Я сделала скидку за срочность и за то, что квартира продается «как есть» — с мебелью и, возможно, с сюрпризом внутри. В договоре был пункт: передача ключей сегодня в 18:00.
Я не стала собирать всю одежду. Взяла только самое дорогое: документы, украшения, ноутбук и те самые кашемировые свитера. Остальное… пусть Лариса носит. Ей же нужнее.
В дверь позвонили. Я вздрогнула. Неужели вернулись раньше? Но на пороге стояли грузчики.
— Вы заказывали вывоз мусора? — спросил крепкий парень.
— Нет, — я улыбнулась. — Я заказывала вывоз личных вещей на склад временного хранения. Вон те коробки в кабинете — это книги и техника. Забирайте.
Пока грузчики выносили мой компьютер и любимое кресло, я вызвала такси. Не «Эконом», как любил Олег, а «Бизнес».
За десять минут до приезда Олега с сестрой квартира приобрела странный вид. Она не была пустой, но из неё исчезла душа. Исчезли мои цветы, мои картины, мои пледы. Остался только «мужской дух» и запах предстоящего скандала.
Я положила ключи на тумбочку, как и просил муж. Рядом положила записку. В ней не было проклятий или слез. Только одно предложение: «Олег, я все поняла. Дача — это слишком роскошно для меня, я нашла вариант попроще».
Телефон звякнул. СМС от банка: «Зачисление средств. Сумма: 18 500 000 руб.»
Это были мои деньги. Моя бабушка, мои восемь лет пахоты до брака и инфляция, которая сыграла мне на руку.
Я вышла из подъезда, вдыхая морозный воздух. В этот момент к дому подъехал кроссовер Олега. Я нырнула в тень арки, наблюдая.
Из машины вывалилась Лариса — грузная, громкая женщина в леопардовой шубе. Следом высыпали трое детей, сразу начиная что-то делить и визжать. Олег суетился вокруг них, вытаскивая тюки и сумки.
— Ой, Олежка, а лифт-то работает? — зычно крикнула Лариса на весь двор. — А то я с этим баулом не поднимусь! И скажи своей крале, чтоб освободила мне полку в ванной, у меня кремов много!
— Тише, Лар, тише, — шипел Олег, оглядываясь. — Ленка уже уехала, наверное. Всё будет в лучшем виде. Живите сколько надо.
Я села в подъехавшее черное такси. Кожаный салон пах дорогим парфюмом.
— Куда едем? — спросил водитель.
— В аэропорт, — ответила я, глядя, как в окнах моей бывшей квартиры загорается свет. — А потом в новую жизнь.
Я заблокировала номер Олега. Но перед этим отправила сообщение новым владельцам: «Ключи на тумбочке, дверь захлопнула. Можете въезжать, как договаривались, сегодня вечером. Если там кто-то есть — это, вероятно, рабочие, которых нанял бывший муж, гоните их смело, документов у них нет».
Такси тронулось. Я не плакала. Я считала. Восемнадцать миллионов пятьсот тысяч. Это была отличная компенсация за семь лет иллюзий.
Но самое интересное было впереди. Я знала, что шоу начнется ровно в 18:00.
Вторжение началось с грохота. Казалось, в мою бывшую квартиру ворвалась не семья из четырех человек, а орда кочевников.
— Осторожнее с порогом! — командовал Олег, затаскивая огромную клетчатую сумку, из которой торчал угол грязного матраса.
Лариса, пыхтя, втиснулась в прихожую. Ее леопардовая шуба заняла половину пространства, а запах дешевых духов вперемешку с потом мгновенно вытеснил мой любимый аромат «Бергамот и морская соль», которым пах диффузор.
— Ох, Олежек, ну и хоромы! — присвистнула она, бесцеремонно сбрасывая сапоги прямо посреди прохода, хотя коврик для обуви лежал в полуметре. — Светло, конечно, но скучновато. Всё какое-то бледное, больничное. Ничего, мы уюта добавим.
«Уют» начали добавлять немедленно. Трое детей — два мальчика-погодки лет семи-восьми и младшая девочка — рванули вглубь квартиры с визгом, от которого задребезжал хрусталь в серванте.
— Я чур на большой кровати! — заорал старший, прыгая с разбегу на наш с Олегом ортопедический матрас. Он был в уличных джинсах.
— Нет, я! — завопила младшая, пытаясь стянуть с дивана в гостиной подушки.
Олег стоял посреди этого хаоса и блаженно улыбался. Он чувствовал себя героем. Спасителем. Патриархом, приютившим сирых и убогих.
— Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, — широким жестом пригласил он. — Ленка все подготовила.
Лариса по-хозяйски прошла на кухню, открыла холодильник.
— Так, а жрать-то что? Пустовато, брат. Твоя могла бы и наварить борща на дорожку. Или она совсем безрукая?
— Она спешила, Лар, — Олег достал телефон, чтобы заказать пиццу. — Не ворчи. Сейчас всё будет. Зато смотри, какая кухня. Техника итальянская, встроенная.
Лариса хмыкнула, открывая шкафчики.
— Ну, сойдет. Слушай, а где ее косметика? Ты говорил, у нее крема дорогие. Моя морда после поезда совсем высохла.
— В ванной посмотри. Она вроде с собой много не брала.
Олег зашел в спальню, где дети уже устроили бой подушками. На тумбочке он заметил ключи и записку. Прочитал, усмехнулся и смял листок.
«Вариант попроще».
— Ну конечно, — пробормотал он вслух. — К маме своей поехала в хрущевку, к кому же еще. Поняла, наконец, свое место. Ничего, посидит там месяцок, спесь собьет, потом верну. Если будет себя хорошо вести.
Он чувствовал невероятную легкость. Жена не устроила скандал, сестра пристроена, он — великодушный хозяин жизни.
К шести вечера квартира изменилась до неузнаваемости. На столе в гостиной громоздились коробки из-под пиццы, на полу валялись крошки и обертки. Лариса, приняв душ и облачившись в мой махровый халат (который был ей мал на три размера), лежала на диване с маской на лице — моей маской за пять тысяч рублей баночка — и смотрела какой-то сериал на плазме. Дети разрисовывали фломастерами журнал, который нашли на журнальном столике. Прямо по полированной поверхности.
— Хорошо сидим, братик, — протянула Лариса. — Слушай, а может, ну ее, эту Ленку? Пусть на даче живет подольше. Нам тут с детьми как раз места хватает. А она баба одинокая, ей много не надо.
Олег открыл было рот, чтобы ответить что-то философское про семейные ценности, но в дверь позвонили.
Звонок был настойчивый. Длинный, уверенный.
— Кого там черт несет? — лениво спросила Лариса. — Доставка, что ли? Ты еще пива заказал?
— Нет, — нахмурился Олег. — Может, Ленка ключи забыла? Или передумала и вернулась скандалить?
Он встал, расправил плечи, готовясь дать жесткий отпор, и пошел к двери.
— Сейчас я разберусь. Сидите тихо.
Олег рывком распахнул дверь, набрав в грудь воздуха для фразы «Чего тебе еще надо?», но застыл.
На пороге стояли не я. Там стоял высокий мужчина в очках и с бородой, а рядом с ним — миловидная женщина с переноской для кота. За их спинами маячили двое крепких парней в спецовках с надписью «Вскрытие замков и дверей».
— Добрый вечер, — вежливо, но холодно произнес мужчина в очках. — Вы кто?
Олег опешил.
— В смысле — кто? Я здесь живу. Я хозяин. А вы кто такие и что вам нужно? Ошиблись дверью, ребята.
Мужчина переглянулся с женщиной. Та достала смартфон и сверилась с адресом.
— Улица Ленина, дом 45, квартира 12. Всё верно. Мы — новые собственники этой квартиры. Сделка была закрыта вчера, сегодня в 18:00 передача ключей. Прежняя владелица, Елена Викторовна, сообщила, что квартира свободна.
Олег рассмеялся. Нервно, громко.
— Какая владелица? Вы о чем? Я — муж Елены. Это наша квартира. Никто ничего не продавал. Вы мошенники? Сейчас полицию вызову!
В прихожую, шлепая тапками, выплыла Лариса. Маска на лице уже подсохла и потрескалась, придавая ей вид зомби из дешевого ужастика.
— Олежек, кто там? Чего шумят?
— Да вот, клоуны какие-то, — Олег попытался закрыть дверь, но мужчина в очках выставил ногу в дорогом ботинке, блокируя створку.
— Послушайте, уважаемый, — голос мужчины стал жестче. — У нас на руках выписка из ЕГРН, договор купли-продажи и акт приема-передачи. Квартира куплена у Елены Викторовны. В договоре указано, что согласие супруга получено нотариально.
— Какое согласие?! — заорал Олег. — Я ничего не…
И тут его прошиб холодный пот.
Вечер вторника. Пьяный угар после сделки. Ленка с бумагами. «Для налоговой… за зубы… за балкон».
— Где галочка? — вспомнил он свой собственный голос.
Земля качнулась у него под ногами.
— Это подлог! — взвизгнул он, но голос дал петуха. — Она меня обманула! Я не знал, что подписываю!
— Это ваши семейные проблемы, — отрезала женщина с переноской. — У нас оплачена ипотека, заказан переезд, и мы хотим зайти в свою квартиру. У вас десять минут, чтобы освободить помещение. Иначе мы заходим с полицией. Мы их уже вызвали, кстати, как только увидели свет в окнах. Елена предупредила, что могут быть «посторонние».
— Посторонние?! — взревела Лариса, осознав, что уютный вечер накрывается медным тазом. — Да я его сестра! Здесь дети! Куда мы пойдем на ночь глядя?! Вы не имеете права! Мы прописаны… то есть, мы гости!
— Десять минут, — повторил новый хозяин и посмотрел на часы. — Ребята, — кивнул он слесарям, — пока постойте здесь, чтобы они мебель не вынесли.
Олег бросился в спальню. Он подлетел к картине, сорвал ее со стены, дрожащими пальцами набрал код сейфа.
Пик-пик-пик. Дверца открылась.
Пусто.
Ни паспортов. Ни документов на машину. Ни папки с чеками. Только пыль и одна маленькая, одинокая бархатная коробочка.
Олег открыл её. Внутри лежало обручальное кольцо Елены. И записка, свернутая трубочкой.
Он развернул её.
«На развод подала сама через Госуслуги. Имущественные претензии можешь направлять моему адвокату. Кстати, твоя машина тоже оформлена на меня, помнишь? Я ее не продала, но заявила в угон полчаса назад, так как ключи и документы пропали. Удачи на дорогах. P.S. Ларисе привет».
— Олег! — в комнату влетела Лариса. — Там менты приехали! Что происходит?! Ты же сказал, это твоя квартира! Ты что, бомж?!
В прихожей уже слышались тяжелые шаги и строгий голос: «Сержант Петров. Поступил сигнал о незаконном проникновении в жилище».
Олег осел на пол рядом с пустым сейфом. В голове билась одна мысль: «Этого не может быть. Я же умный. Я же главный. Она же добрая».
— Собирай детей, Лар, — прохрипел он, не поднимая глаз.
— Куда?!
— Не знаю. На вокзал.
Спустя пятнадцать минут подъезд наблюдал эпичную картину. Из парадного вывалилась странная процессия. Впереди, рыдая и проклиная всех мужчин мира, шла грузная женщина в леопардовой шубе, волоча за руки ревущих детей. Следом плелся мужчина в расстегнутой куртке, без шапки, с безумным взглядом. В руках он сжимал пакет с недоеденной пиццей — единственное, что новые хозяева разрешили им забрать, помимо личных тряпок.
На улице пошел мокрый снег.
Олег подошел к своей машине, припаркованной у бордюра. Ткнул кнопку на брелоке. Машина пикнула и открылась.
— Слава богу, — выдохнул он. — Хоть уедем.
Он сел за руль, Лариса с детьми кое-как утрамбовались сзади.
— Поехали к маме, — буркнула сестра. — И я тебе, братик, дома такой скандал устрою, ты век не забудешь. Опозорил перед людьми!
Олег нажал кнопку старта. Двигатель заурчал. И в ту же секунду сзади взвыла сирена, и в зеркале заднего вида засверкали красно-синие маячки патрульной машины ДПС. Громкоговоритель рявкнул:
— Водитель «Тойоты», госномер такой-то! Глушите двигатель! Руки на руль! Машина в розыске!
Олег уронил голову на руль. Пицца на соседнем сиденье медленно остывала, как и его надежды на спокойную жизнь.
Бизнес-зал аэропорта Шереметьево пах дорогим кофе, кожей и спокойствием. Я сидела в глубоком кресле, наблюдая через панорамное окно, как наземные службы готовят к вылету огромный лайнер. В бокале искрилось игристое, но пьянила меня не оно. Меня пьянила свобода.
Телефон на столе вибрировал уже сороковой раз за последние полчаса. Звонили с незнакомых номеров. Видимо, у Олега разрядился телефон, или его изъяли, и он пытался прорваться ко мне с телефонов следователей, адвокатов или случайных прохожих.
Я сделала глоток вина и перевернула смартфон экраном вниз.
В голове крутилась картинка, которую я, к сожалению, не видела своими глазами, но живо себе представляла. Мокрый снег, мигалки ДПС, лицо Олега, когда его вытаскивают из «его» машины, и визг Ларисы, осознавшей, что ночевать им сегодня придется на вокзале.
Ко мне подошел официант.
— Елена Викторовна?
— Да.
— Вам просили передать.
Он протянул мне небольшой конверт с логотипом юридической фирмы. Мой адвокат, Сергей, работал оперативно. Я открыла конверт. Внутри лежал скан протокола задержания и короткая записка от Сергея:
«Клиент созрел. Сидит в ОВД «Северное». Машина на штрафстоянке. Ему грозит статья за угон (до 5 лет), плюс сопротивление при задержании (он пытался качать права). Лариса с детьми уехала к вашей свекрови в Орехово-Зуево на электричке. Олег плачет и просит переговоров. Действуем по плану Б?»
Я улыбнулась и набрала сообщение: «Да, Сергей. План Б. Предложи ему сделку».
Сделка была простой, как все гениальное. Я забираю заявление об угоне, списав всё на «семейное недоразумение», а он прямо в изоляторе подписывает согласие на развод без имущественных претензий и отказ от любых прав на автомобиль в будущем. В противном случае — суд, статья и биография уголовника.
Для Олега, который всю жизнь кичился своей репутацией «успешного решалы» (хоть и работающего менеджером среднего звена), судимость была бы концом карьеры.
Через десять минут пришел ответ: «Подписал. Рыдал, но подписал. Спрашивал, может ли он забрать хотя бы зимнюю резину с балкона. Я сказал, что новые хозяева резину уже, вероятно, выкинули. Вылетайте спокойно. Свобода оформлена».
Я выдохнула. Теперь точно всё.
Прошло три месяца.
Солнце на Бали встает рано и бьет сразу в глаза, если не задернуть шторы. Но я не задергивала. Я любила просыпаться от света.
Вилла, которую я арендовала на полгода, утопала в зелени. Это не было бегством. Это была пауза. Санитарная обработка души после семи лет токсичного брака.
Деньги от продажи квартиры я инвестировала. Часть вложила в консервативные акции, часть оставила на «подушке», а на проценты позволила себе эту жизнь. Жизнь, где никто не говорит мне: «Ты должна понять», «Потерпи», «Ты же добрая».
Я вышла на террасу с чашкой чая. Внизу шумел океан.
Я открыла ноутбук. Работа бухгалтером на удаленке позволяла мне жить где угодно, но сегодня я открыла не рабочую почту, а социальные сети. Это была моя маленькая слабость — раз в месяц проверять, как там «прошлая жизнь».
На странице Ларисы царило уныние, замаскированное под агрессивный оптимизм.
Последнее фото: тесная кухня с облупившейся краской (узнаю квартиру свекрови). За столом сидят Олег, сама Лариса и трое детей. Лица у всех такие, будто они жуют лимон.
Подпись: «В тесноте, да не в обиде! Главное — семья вместе! А предатели пусть гниют в своем одиночестве. Бог им судья!»
Я увеличила фото. Олег выглядел плохо. Осунулся, под глазами мешки. На нем была старая растянутая футболка. Видимо, костюмы остались в той квартире, а новые купить не на что. Съем жилья в Москве нынче дорог, а ипотеку ему с его кредитной историей и текущей зарплатой вряд ли дадут. Жить с мамой и сестрой с тремя детьми в «двушке» в Орехово-Зуево и ездить на работу в Москву по три часа в одну сторону…
Что ж, это был его выбор.
Я вспомнила наш последний разговор по телефону. Это было месяц назад, когда я, наконец, разблокировала его номер, чтобы решить последний вопрос с документами.
— Лен, ты довольна? — его голос дрожал. — Ты разрушила мою жизнь. Ты выкинула родных людей на улицу. Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Мама с давлением слегла. Лариска с мужем разводится окончательно, ей идти некуда. Мы спим на полу!
— Олег, — спокойно ответила я, глядя на закат над Индийским океаном. — Я никого не разрушала. Я просто забрала свое. Ты хотел, чтобы я пожила на даче без удобств ради твоего комфорта? Я отказалась. Ты сказал: «Нам нужнее». Я согласилась. Вам действительно нужнее учиться самостоятельности.
— Ты же была доброй, Ленка! Что с тобой стало? Ты стала сукой!
— Нет, Олег. Я не стала сукой. Я просто перестала быть удобной дурой. А доброта… Знаешь, доброта — это не когда ты позволяешь вытирать о себя ноги. Доброта — это когда ты не даешь людям деградировать за твой счет. Считай это моим последним подарком. Уроком выживания.
Я повесила трубку тогда и больше не отвечала.
Звук уведомления отвлек меня от воспоминаний. Пришло сообщение от банка. Пришли дивиденды. И следом — сообщение от риелтора.
«Елена, есть отличный вариант коммерческой недвижимости в центре. Небольшое помещение под кофейню или офис. Цена ниже рынка, срочная продажа».
Я задумалась. Вернуться? Может быть. Но не сейчас.
Сейчас мне нравилось быть здесь. Нравилось, что мои проблемы ограничиваются выбором фруктов на завтрак и маршрутом для вечерней прогулки.
В дверь виллы постучали.
На пороге стоял мой сосед, австралиец по имени Марк. Высокий, загорелый, с открытой улыбкой. Мы познакомились неделю назад, когда он помогал мне затащить скутер на парковку.
— Хей, Елена! Мы с друзьями едем на водопады. Есть одно место в машине. Ты с нами?
Я посмотрела на него. В его глазах не было ни требования, ни ожидания, ни попытки манипулировать. Просто предложение.
— А почему бы и нет? — улыбнулась я. — Дай мне пять минут собраться.
Я вернулась в комнату, чтобы взять рюкзак. Взгляд упал на зеркало.
Оттуда на меня смотрела не уставшая женщина с потухшим взглядом, вечно пытающаяся угодить мужу и его родне. На меня смотрела молодая, красивая, уверенная в себе женщина, которая точно знает цену себе и своему имуществу.
Я взяла со стола солнечные очки.
Дача, говорите?
Ну уж нет.
Я выбрала жизнь. Свою собственную. И она мне чертовски нравилась.
Я вышла из дома, захлопнула дверь и, не оглядываясь, пошла к машине Марка. Моя «добрая» жизнь осталась в прошлом. В настоящем была только справедливая. И, как оказалось, справедливость на вкус гораздо слаще, чем смирение.
