Марина застыла с тарелкой в руках, не веря своим глазам. Её борщ, над которым она колдовала с самого утра, сейчас выливался в раковину тёмно-бордовой струёй. А над раковиной стояла свекровь с кастрюлей в руках и методично, с ледяным спокойствием уничтожала плоды шестичасового труда.
— Валентина Петровна, что вы делаете? — голос Марины дрогнул, но не от слабости, а от накатившей волны гнева.
Свекровь даже не обернулась. Она продолжала своё дело с сосредоточенностью хирурга.
— То, что должна была сделать давно, — бросила она через плечо. — Игорёк не будет есть эту бурду. Мой сын привык к нормальной еде, а не к этим экспериментам. Я сама приготовлю обед. Как положено.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Три года. Три долгих года она терпела придирки, колкости и «добрые советы». Три года она молчала, стиснув зубы, ради мира в семье. Но это было уже слишком.
Всё началось ещё утром, когда Валентина Петровна заявилась без предупреждения. Просто открыла дверь своим ключом — тем самым, который Игорь тайком сделал для неё, не спросив Марину.
— Я решила провести выходные с вами, — объявила свекровь, затаскивая в прихожую огромную сумку. — Игорёк сказал, что вы никуда не едете. Вот я и подумала: почему бы не помочь невестке по хозяйству? А то, бедняжка, наверное, совсем замоталась.
В этом «бедняжка» было столько яда, что Марина едва сдержалась. Она работала менеджером в крупной компании, вела дом, успевала готовить и убирать. Но для свекрови она навсегда осталась неумехой, которая недостойна её драгоценного сына.
Игорь, конечно, обрадовался. Он всегда радовался, когда мама приезжала. Превращался в послушного мальчика, который во всём соглашался с родительницей. Марина иногда думала, что вышла замуж не за мужчину, а за приложение к Валентине Петровне.
— Мариш, ты же не против? — спросил он тогда, и в его голосе звучало не вопросительное, а утвердительное.
Она была против. Очень. Но как всегда промолчала.
Утро потекло по знакомому сценарию. Свекровь расхаживала по квартире, трогала вещи, заглядывала в шкафы. Её комментарии сыпались как горох:
— Марина, а почему у тебя специи так хранятся? Они же выдыхаются.
— Марина, зачем столько подушек на диване? Пылесборники одни.
— Марина, ты разве не знаешь, что полотенца нужно гладить? Это же негигиенично!
Марина терпела. Она готовила борщ по рецепту своей бабушки — тот самый, который Игорь когда-то хвалил. Тот самый, ради которого она встала в семь утра, чтобы успеть к обеду. Она хотела показать свекрови, что тоже умеет готовить. Что достойна быть хозяйкой в этом доме.
Наивная.
Свекровь зашла на кухню, когда борщ уже настаивался. Подняла крышку, понюхала, поморщилась.
— Это что? — спросила она таким тоном, будто обнаружила в кастрюле жабу.
— Борщ, — ответила Марина, стараясь говорить ровно. — По бабушкиному рецепту.
— По чьему? — свекровь изогнула бровь. — Марина, дорогая, я не знаю, чему тебя учила твоя бабушка, но это не борщ. Это… даже не знаю, как назвать. Игорёк такое есть не станет.
— Ему всегда нравилось, — возразила Марина, чувствуя, как внутри начинает подниматься волна.
— Он просто не хотел тебя обижать. Мой сын — воспитанный человек. Но я-то вижу, как он мучается. Бедный мальчик.
И вот теперь свекровь стояла над раковиной, сливая тот самый борщ. Шесть часов работы. Специи, которые Марина покупала на рынке у знакомой бабушки. Свежие овощи. Настоящая сметана для заправки.
Всё — в канализацию.
— Остановитесь, — Марина сделала шаг вперёд. Её руки дрожали, но голос окреп. — Я не разрешала вам трогать мою еду.
Свекровь наконец обернулась. На её лице играла снисходительная улыбка — та самая, которую Марина ненавидела больше всего на свете.
— Твою еду? — переспросила Валентина Петровна. — Марина, милая, в этом доме живёт мой сын. И я не позволю ему есть что попало. Ты должна быть благодарна, что я беру это на себя.
Кастрюля опустела. Свекровь сполоснула её под краном и поставила на плиту.
— А теперь иди погуляй, — сказала она, завязывая фартук. — Я приготовлю настоящий обед. Такой, какой любит Игорёк.
Марина смотрела на пустую кастрюлю и чувствовала, как что-то внутри неё ломается. Не рушится, не сгибается — именно ломается, с сухим треском, как старая ветка.
В этот момент на кухню вошёл Игорь. Он был в домашних штанах и мятой футболке, волосы взъерошены после дневного сна. Он потянул носом воздух.
— О, мам, ты готовишь? А где Маринин борщ?
— Борща больше нет, — ответила свекровь, доставая из холодильника продукты. — Там было нечего есть. Я приготовлю тебе нормальный суп, как ты любишь.
Игорь пожал плечами.
— Ну ладно, — сказал он беспечно. — Мам, тогда с фрикадельками сделай, да? Как в детстве.
Марина не верила своим ушам. Он даже не спросил, куда делся борщ. Не поинтересовался её мнением. Просто принял как данность, что мамино решение — закон.
— Игорь, — её голос звучал чужим, незнакомым. — Твоя мама только что вылила мой борщ в раковину.
Муж удивлённо посмотрел на неё.
— Да? Ну, значит, там что-то было не так. Мама плохого не сделает. Не переживай, она приготовит что-нибудь вкусное.
Свекровь улыбнулась победной улыбкой. Она выиграла этот раунд. Как и все предыдущие.
Марина стояла посреди кухни, глядя на эту картину. Муж, который прислонился к дверному косяку и листал телефон. Свекровь, которая по-хозяйски разложила продукты на столе. Пустая кастрюля, ещё влажная от мытья.
Она вдруг увидела всё кристально ясно. Три года она была невидимкой в собственном доме. Три года её мнение, её труд, её чувства ничего не значили. Свекровь и не думала уходить — она пришла остаться. А Игорь… Игорь был и останется маменькиным сынком, для которого слово матери важнее комфорта жены.
— Марина, ты ещё здесь? — свекровь обернулась через плечо. — Я же сказала: иди погуляй. Ты мешаешь.
Что-то щёлкнуло в голове. Последний предохранитель. Последний барьер между терпением и действием.
Невестка медленно подошла к столу. Свекровь как раз разложила ингредиенты для своего фирменного супа: мясной фарш, картошку, морковь. Всё аккуратно, как на выставке.
— Тебе что-то нужно? — Валентина Петровна нахмурилась.
Марина не ответила. Она взяла миску с фаршем — тем самым, который свекровь только что достала из холодильника. Свежий, розовый, идеально замешанный.
— Что ты делаешь? — голос свекрови стал настороженным.
— То же, что и вы, — ответила Марина. — Навожу порядок.
Она развернулась к раковине. Открыла кран. И спокойно, методично вывалила содержимое миски в слив.
— Стой! — взвизгнула свекровь. — Ты с ума сошла?!
Фарш падал в раковину, как мокрый песок, липкими красноватыми комками. Вода несла его прочь, в трубы, в небытие. Марина смотрела на это с мрачным удовлетворением.
— Это безобразие! Игорь! Игорь, ты видишь, что она делает?!
Игорь оторвался от телефона. Его лицо вытянулось от удивления.
— Мариш, ты чего? Это же мясо! Оно денег стоит!
— А мой борщ не стоил? — невестка обернулась к мужу. Голос был спокойным, но глаза горели. — Шесть часов работы. Продукты. Мои силы. Это всё ничего не стоило?
— Ну это же другое… — промямлил Игорь.
— Другое? — Марина усмехнулась. — Конечно, другое. Когда твоя мама что-то портит — это забота. Когда я защищаю себя — это безобразие.
Свекровь всплеснула руками.
— Защищаешь?! От чего ты защищаешься? Я пытаюсь помочь твоей семье! Научить тебя хоть чему-то! А ты…
— Вы вылили мой обед в раковину, — перебила Марина. — Не спросив, не посоветовавшись. Просто потому, что решили, что имеете на это право.
— Я мать Игоря! — гордо заявила свекровь. — Конечно, я имею право!
— Нет, — Марина покачала головой. — Не имеете. Это мой дом. Моя кухня. И мой муж. Если он, конечно, ещё помнит, что женат на мне.
Игорь переводил взгляд с матери на жену и обратно. Он явно не знал, чью сторону занять. Как всегда.
— Девочки, давайте успокоимся, — начал он примирительно.
— Не называй меня девочкой! — рявкнула свекровь. — Игорь, ты видишь, как она себя ведёт? Это неуважение! Я тебе всегда говорила, что она тебе не пара!
— Игорь, — голос Марины был твёрдым. — Твоя мама только что сказала, что я не пара. Ты согласен?
Муж замялся. Он открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Ну… это мама… она не имела в виду…
— Он согласен, — констатировала свекровь с торжеством. — Мой сын всегда меня слушал и будет слушать. А ты, невестка, могла бы быть поскромнее.
Марина посмотрела на свекровь долгим, изучающим взглядом. Потом на мужа, который стоял, как провинившийся школьник.
— Хорошо, — сказала она неожиданно спокойно. — Тогда у меня вопрос. Валентина Петровна, вы готовы жить с Игорем постоянно?
Свекровь опешила.
— Что?
— Готовить ему каждый день. Стирать его носки. Слушать, как он храпит по ночам. Терпеть его разбросанные вещи и грязную посуду в раковине.
— Я… при чём тут это?
— При том, — невестка сделала шаг к свекрови, — что сегодня вы выбрали. Вылив мой борщ, вы выбрали. И знаете что? Я приму ваш выбор.
Она развернулась и вышла из кухни. Игорь и свекровь переглянулись в замешательстве.
— Куда это она? — пробормотала Валентина Петровна.
Марина вернулась через минуту. В руках она держала большую дорожную сумку — ту самую, с которой свекровь приехала.
— Марина, ты что делаешь? — голос Игоря дрогнул.
Невестка молча прошла в гостевую комнату, где расположилась свекровь. Открыла сумку, начала складывать туда разбросанные по комнате вещи. Халат. Тапочки. Косметичку с тумбочки.
— Прекрати немедленно! — свекровь влетела следом. — Ты не имеешь права трогать мои вещи!
— Вы трогали мои, — напомнила Марина, не прекращая сборы. — Мой борщ был моей вещью. Теперь мы квиты.
— Игорь! Сделай что-нибудь!
Муж стоял в дверях, растерянный и жалкий.
— Мариш, ну зачем так? Давайте поговорим…
— Три года я говорила, — ответила Марина, защёлкивая молнию на сумке. — Три года объясняла, просила, терпела. Больше не буду.
Она поставила сумку у двери и повернулась к мужу.
— Игорь, сейчас ты сделаешь выбор. Один раз. Навсегда.
— Какой выбор?
— Либо твоя мама уезжает сегодня, и мы начинаем жить как нормальная семья. Без её ключа от нашей квартиры, без внезапных визитов, без контроля. Либо… — она сделала паузу, — либо ты уезжаешь вместе с ней.
Свекровь охнула.
— Да как ты смеешь! Ты ему ультиматумы ставишь?!
— Да, — Марина кивнула. — Ставлю. Потому что по-другому вы не понимаете.
Игорь побледнел. Он смотрел на жену так, будто видел её впервые.
— Мариш, ты же не серьёзно…
— Абсолютно серьёзно. У тебя пять минут.
Она вышла из комнаты, оставив их одних. Прошла на кухню, налила себе стакан воды. Руки немного дрожали, но не от страха — от выплеска адреналина.
Из гостевой комнаты доносились голоса. Свекровь что-то горячо доказывала, Игорь мямлил в ответ. Потом голос Валентины Петровны стал громче:
— Ты не посмеешь выбрать её! Я твоя мать! Я тебя вырастила!
И ответ Игоря, тихий, но внятный:
— Мам… может, правда, ты сегодня поедешь домой?
Пауза. Долгая, звенящая.
— Что?!
— Ну… Марина права. Это наша семья. Мы сами разберёмся.
Марина поставила стакан на стол. Она не ожидала, что он выберет её. Честно говоря, была готова собирать его вещи вместе со свекровиными.
Дверь гостевой комнаты распахнулась. Валентина Петровна вылетела оттуда красная, с перекошенным от злости лицом. В руках она сжимала свою сумку.
— Вы оба об этом пожалеете! — прошипела она, проходя мимо невестки. — Особенно ты!
Марина не ответила. Она просто смотрела, как свекровь обувается в прихожей, путаясь в шнурках от волнения.
— Игорь! — крикнула Валентина Петровна. — Ты ещё приползёшь ко мне! Когда эта… — она не нашла слов, — когда она покажет своё настоящее лицо!
Дверь хлопнула. Тишина разлилась по квартире, как тёплый мёд.
Игорь вышел из комнаты. Он выглядел так, будто пережил сражение.
— Марина… — начал он неуверенно.
Она подняла руку.
— Не сейчас. Мне нужно время.
Она ушла в спальню и легла на кровать. Смотрела в потолок, чувствуя странную пустоту внутри. Не было радости от победы. Была только усталость — глубокая, всепоглощающая усталость от войны, которая длилась три года.
Через час Игорь постучал в дверь.
— Можно?
Она не ответила, но он всё равно вошёл. Сел на край кровати.
— Я заказал пиццу, — сказал он виновато. — Знаю, что это не борщ. Но… хоть что-то.
Марина повернула голову и посмотрела на него.
— Игорь, понимаешь, что сегодня произошло?
Он помолчал.
— Понимаю. Ты права. Я был… я был идиотом.
— Ты был трусом, — поправила она. — Ты боялся расстроить маму и расстраивал меня. Каждый день. Три года подряд.
Он опустил глаза.
— Я исправлюсь.
— Посмотрим.
Он взял её за руку.
— Марина, я хочу, чтобы ты знала. Я выбираю тебя. Не потому что ты поставила ультиматум. А потому что ты права. Это наша семья. И я должен был понять это раньше.
Она смотрела на мужа. Впервые за долгое время в его глазах было что-то похожее на решимость. Не мальчишеское согласие, не уклончивые обещания — настоящее осознание.
— Ты позвонишь матери, — сказала Марина. — Сегодня. И скажешь ей, что ключ от нашей квартиры больше не работает. Потому что мы поменяем замок.
Он кивнул.
— Хорошо.
— И ещё, — она приподнялась на локте. — Завтра ты научишься варить борщ. Потому что следующие шесть часов готовить буду не я.
Игорь слабо улыбнулся.
— Договорились.
Марина легла обратно на подушку. Желудок урчал от голода, впереди ждал непростой разговор с новой версией свекрови — обиженной и озлобленной. Но впервые за три года она чувствовала, что дышит свободно. Невидимые тиски, сжимавшие грудь, ослабли.
Где-то внизу хлопнула дверь подъезда — наверное, свекровь села в такси. Марина прислушалась к удаляющемуся звуку мотора. Это был звук её личной победы. Маленькой, домашней, но такой важной.
— Пицца уже едет, — сообщил Игорь, глядя в телефон. — С ветчиной и грибами.
— Ненавижу грибы, — сказала Марина.
— Там половина без грибов, — быстро ответил он. — Я помню.
Она усмехнулась. Может быть, он действительно начинал понимать. А может, просто испугался. Время покажет.
Главное, что она больше не была невидимкой в собственном доме. Теперь у этой семьи была только одна хозяйка. И это была она.
