— Я, дорогуша, в суд пойду. Квартиру эту бабка с дедом тебе в обход меня оставили. Я — прямая наследница! Суд обязательно выиграю, потому что родители закон нарушили, жилье на тебя оформляя. Чего? Ошибаюсь? Даша, я прекрасно знаю законы. Я права! Если не хочешь по-плохому, дели квартиру по-честному! Половина должна принадлежать твоей сестре!
***
Даша стояла у окна и смотрела, как во двор въезжает знакомая красная малолитражка. Сердце предательски екнуло и провалилось куда-то в район желудка. Мама. Снова. Не прошло и двух дней с последнего визита, а она опять тут как тут.
— Герман! — позвала Даша, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Она приехала.
Герман вышел из кухни, вытирая руки полотенцем. На нем была простая домашняя футболка, и выглядел он до неприличия спокойным. Именно это спокойствие Даша в нем и любила больше всего. Оно было как бетонная стена, за которой можно спрятаться от любого урагана.
— Ну приехала и приехала, — пожал он плечами, бросая взгляд на часы. — Чайник как раз вскипел. Будем поить тещу чаем.
— Ты не понимаешь, — Даша нервно теребила край шторы. — Сейчас опять начнется. Про квартиру, про Аллу, про то, что ты меня облапошишь. Я не могу больше это слушать. У меня внутри все трясется.
Герман подошел, мягко развернул ее к себе и обнял. От него пахло чем-то уютным — сдобой и мужским парфюмом.
— Даш, выдыхай. Это твоя квартира. Документы у нас в сейфе. Никто у тебя ничего не отберет. А говорить она может что угодно, язык без костей.
Звонок в дверь прозвенел резко, требовательно. Один длинный, два коротких — мамин фирменный стиль. Она никогда не ждала, пока ей откроют, она требовала входа.
Даша набрала в грудь побольше воздуха и пошла открывать.
На пороге стояла Надежда Викторовна. Как всегда, безупречная: укладка волосок к волоску, пальто нараспашку, в руках объемная сумка, в которой, казалось, лежал план по захвату вселенной.
— Привет, дочь, — бросила она, переступая порог и даже не глядя на Дашу. Взгляд ее сразу метнулся вглубь коридора, выискивая «врага». — А этот все еще здесь? Я думала, у него совесть проснется, и он к себе уедет.
— Здравствуй, мама, — Даша закрыла дверь. — «Этот» — мой будущий муж. И он живет у себя дома. Потому что мой дом — это его дом.
Надежда Викторовна фыркнула, снимая сапоги.
— Ой, не смеши меня. «Его дом». Пока ты на него квартиру не переписала по глупости, это дом твоего деда. И, между прочим, мой тоже. Я тут выросла.
— Мама, мы это обсуждали сто раз. Дедушка подарил квартиру мне. Еще пять лет назад.
— Потому что дед был старый и не ведал, что творил! — голос матери мгновенно взлетел на октаву. — А ты воспользовалась! Окрутила стариков, подлизалась. Конечно, Дашенька хорошая, Дашенька супчик принесет, в аптеку сбегает. А Алла что? Алла, значит, рыжая?
В коридор вышел Герман.
— Добрый день, Надежда Викторовна. Проходите на кухню, чай будете? Или сразу к угрозам перейдем?
Мать смерила его уничтожающим взглядом.
— Я с тобой вообще разговаривать не желаю. Ты тут никто. Приживалка. У тебя родители есть? Есть. Квартира у них есть? Есть. Чего ты тут забыл? На готовенькое пришел?
— Я пришел к любимой женщине, — спокойно парировал Герман, пропуская ее на кухню. — А где мы будем жить — решать нам.
На кухне Надежда Викторовна по-хозяйски села на стул, отодвинув Дашину чашку.
— Вот что, Даша, — начала она, даже не сделав вид, что ей интересно, как у дочери дела. — У Аллы сессия на носу. Ей заниматься надо. В нашей квартире тесно, муж телевизор смотрит, ребенок маленький у нас. Ей нужна тишина.
— И? — Даша напряглась.
— Что «и»? Освободи комнату. Ту, дальнюю, дедову. Алла переедет сюда пожить. Полгодика, пока не закончит. А там видно будет.
Даша посмотрела на Германа. Тот лишь чуть приподнял бровь.
— Мам, ты серьезно? — тихо спросила Даша. — Мы с Германом тут живем. У нас семья. Куда я Аллу поселю? Мы в той комнате кабинет сделали, Герман там работает.
— Работает он! — всплеснула руками мать. — Великий труженик. В компьютере кнопки тычет. Пусть к своим родителям едет и там тычет! А Алла — твоя родная сестра! Кровиночка! Как тебе не стыдно? У тебя трешка в центре, одна живешь, как королева, а сестра должна в тесноте мучиться?
— Я не одна живу, — уже тверже сказала Даша.
— С этим? Это не считается. Сегодня он есть, завтра сбежит, как только поймет, что с тебя взять нечего, кроме квадратных метров. А сестра — это навсегда.
— Мама, хватит, — Даша почувствовала, как привычное чувство вины начинает разъедать ее изнутри, но тут же вспомнила слова Германа: «Это манипуляция». — Я не пущу Аллу жить сюда. Мы с ней прекрасно общаемся, она приезжает в гости. Но жить — нет. У нас своя жизнь.
Надежда Викторовна прищурилась. Лицо ее стало жестким, некрасивым.
— Значит, так заговорила? Зубки прорезались? Это он тебя научил? — она кивнула на Германа. — Раньше ты такой не была. Бабушка тебя, видно, совсем избаловала. А зря. Я ведь по-хорошему прошу. Пока.
— А по-плохому — это как? — поинтересовался Герман, опираясь о столешницу.
— А по-плохому — через суд! — рявкнула мать. — Эта квартира — наследство моих родителей. Я прямая наследница! Дед не имел права все одной внучке отдавать, обделив дочь и вторую внучку. Мы оспорим дарственную. Я уже с юристом говорила. Признаем, что дед был недееспособен.
— Дедушка до последнего дня кроссворды решал быстрее, чем ты, мама, — тихо сказала Даша. — И справки все есть. Нотариус все проверял.
— Посмотрим! — Надежда Викторовна вскочила, опрокинув стул. — Я это так не оставлю. Ты у меня попляшешь. И ты, — она ткнула пальцем в Германа, — альфонс, собирай манатки. Недолго тебе тут жировать осталось.
Она вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
В наступившей тишине было слышно, как тикают часы.
— Альфонс, значит, — усмехнулся Герман, поднимая стул. — Оригинально.
Даша опустилась на табуретку и закрыла лицо руками.
— Герман, она не отстанет. Она ведь правда в суд пойдет. Она одержима этой идеей — поделить все. Ей кажется, что Алла обделенная. Всегда так было.
Герман подошел, налил воды в стакан и поставил перед ней.
— Пей. И слушай меня. Во-первых, ни в какой суд она не пойдет, это блеф. Чтобы оспорить дарственную спустя столько лет, нужны веские основания, а их нет. Дед был в своем уме. Во-вторых, даже если пойдет — проиграет. Я узнавал.
— Ты узнавал? — Даша удивленно подняла глаза.
— Конечно. Я же вижу, как она тебя прессует. Я еще месяц назад проконсультировался со своим знакомым адвокатом. Он посмотрел копии документов. Там комар носа не подточит. Твой дед был мудрым мужиком, Даш. Он знал, с кем имеет дело, поэтому оформил все железобетонно.
Даша посмотрела на будущего мужа с такой благодарностью, что у нее защипало в глазах.
— Почему ты мне не сказал?
— Не хотел расстраивать раньше времени. Думал, обойдется. Но раз пошла такая пьянка… Даш, расскажи мне честно. Почему она так? Дело ведь не только в квартире.
Даша вздохнула, крутя в руках стакан.
— Знаешь, я все детство думала, что я какая-то бракованная. Родители развелись, мама вышла замуж, родилась Алла. И все. Я стала лишней. Мешала. Плакала громко, игрушки разбрасывала. Отчим морщился. Мама терпела-терпела, а потом отвезла меня к бабушке. «На недельку». Потом «на месяц, пока Алла подрастет». А потом оказалось, что я уже в школу тут пошла, друзья появились… Зачем дергать ребенка?
Она горько усмехнулась.
— Я ждала каждый выходной. Стояла у окна. Думала, мама приедет, заберет. Она приезжала. Раз в месяц. Привозила конфеты, тискала меня минут пять, а потом говорила: «Ну, доча, веди себя хорошо, слушайся бабушку». И уезжала. А я оставалась. Бабушка с дедушкой меня любили, очень. Но мне мамы хотелось.
Герман молчал, поглаживая ее по плечу.
— А потом, когда я подросла, они стали меня «в гости» звать. Я радовалась, дурочка. Приезжала. А там: «Даша, посиди с Аллой, мы в кино сходим», «Даша, сходи за продуктами», «Даша, убери в комнате». Я была бесплатной нянькой. И я старалась! Думала, если буду полезной, если буду хорошей, мама меня полюбит. Заберет обратно.
— А когда дедушка решил квартиру на меня переписать… Он тогда сказал: «Дашка, у тебя никого, кроме нас, нет. Мать твоя — женщина ветреная, ей только свои интересы важны. Алла у нее принцесса, а ты — Золушка. Вот тебе угол, чтоб никто не выгнал». Мама тогда не знала. Узнала только после похорон. Такой скандал устроила… Бабушка тогда еще жива была, она ее выставила. Сказала: «Не тронь Дашу, это воля отца».
— И теперь бабушки нет, — закончил Герман. — И она решила, что защиты у тебя больше нет.
— Да. Она думает, что я слабая. Что я побоюсь с «родной матерью» судиться.
— Ты не слабая, — твердо сказал Герман. — Ты добрая. Это разные вещи. Но теперь ты не одна. И мы эту осаду выдержим.
***
На следующий день Даша решила встретиться с сестрой. Ей нужно было понять, откуда ветер дует. Неужели Алла тоже считает, что Даша ее обокрала?
Они встретились в кафе недалеко от университета. Алла, высокая, яркая, вся в маму, влетела в зал, на ходу снимая наушники.
— Привет, сестренка! — она чмокнула Дашу в щеку. — Прости, опоздала, препод задержал. Ты чего такая смурная? Случилось что?
Даша смотрела на нее и пыталась найти признаки фальши. Но Алла выглядела искренне.
— Ал, скажи честно. Тебе жить негде?
Алла поперхнулась латте.
— В смысле? Ты о чем?
— Мама вчера приходила. Устроила скандал. Сказала, что тебе учиться негде, тесно, и потребовала, чтобы я тебя к себе пустила. В дедушкину комнату.
Глаза у Аллы округлились до размеров блюдец.
— Чего?! Мама совсем ку-ку? Даш, ты чего? У меня все нормально. Какая теснота? У нас четыре комнаты! Я в своей сижу, никто меня не трогает. Отчим вообще в командировках постоянно, а малыш особых неудобств не доставляет.
— То есть ты не просилась ко мне?
— Боже упаси! — рассмеялась Алла. — Даш, без обид, но я люблю свободу. А у тебя Герман, любовь-морковь. Зачем мне там третьей лишней быть? Да и ездить от тебя до универа полтора часа. Мама что, реально такое сказала?
— Сказала. И еще грозилась в суд подать, квартиру делить.
Алла помрачнела. Она отставила кофе и серьезно посмотрела на сестру.
— Слушай, Даш. Мама в последнее время сама не своя. Отчим официальную работу потерял, денег меньше стало, того, что в командировках в зарабатывает, не хватает. А привычки-то остались. Она, видимо, решила, что если квартиру «попилить», то можно куш сорвать. Она мне как-то заикалась: «Вот бы Дашкину квартиру разменять, тебе студию, а остальное нам на бизнес». Я ей тогда сказала, чтоб даже не думала. Но она, видимо, не успокоилась.
— На бизнес? — Даша грустно улыбнулась. — Понятно. Значит, дело не в твоей учебе.
— Конечно нет! Даш, ты же знаешь, мне от тебя ничего не надо, мне папа хорошо помогает, я ни у матери, ни у отчима уж тем более ничего не прошу. Ты мне сестра, а не кошелек. Дед тебе квартиру оставил, потому что знал, как все будет. Я не претендую. Честно.
— Спасибо, Ал, — Даша сжала руку сестры. — Мне важно было это услышать.
— Я с мамой поговорю, — решительно сказала Алла. — Хватит ей интриги плести.
Но разговор Аллы с матерью, видимо, только подлил масла в огонь. Через два дня, в субботу утром, когда Даша и Герман еще спали, в дверь начали ломиться. Не звонить, а именно колотить кулаками.
Герман натянул джинсы и пошел открывать. Даша, накинув халат, семенила следом, чувствуя, как холодеют руки.
На пороге стояла Надежда Викторовна. Рядом с ней переминался с ноги на ногу какой-то щуплый мужичок с портфелем, а за ними маячили два крепких парня в спортивных костюмах.
— Открывай! — орала мать. — Милицию вызову! Я имею право войти! Здесь прописана моя мать, значит, и я могу!
— Вашей матери здесь нет уже год, царствие ей небесное, — спокойно сказал Герман, перегораживая проход своим широким плечом. — А вы здесь не прописаны.
— Я наследница! — визжала Надежда Викторовна. — Вот мой адвокат! Мы пришли делать опись имущества перед судом! А эти ребята — свидетели!
Щуплый мужичок попытался что-то промямлить про «досудебное урегулирование», но Герман даже не взглянул на него.
— Даша, вызывай полицию, — громко сказал он, не оборачиваясь. — Попытка незаконного проникновения в жилище, угрозы.
— Какую полицию?! — мать попыталась прорваться силой, толкнув Германа.
Это была ошибка. Герман мягко, но жестко перехватил ее руку.
— Надежда Викторовна, не советую. Статья за хулиганство вам не нужна.
— Ах ты, гад! Руки распускаешь! — завопила она. — Ребята, вы видели?! Он меня ударил!
«Ребята» в спортивных костюмах переглянулись. Им явно обещали легкую прогулку и запугивание одинокой девушки, а не разборки с уверенным в себе мужиком под камеру — Герман другой рукой уже снимал все на телефон.
— Женщина, мы так не договаривались, — буркнул один из амбалов. — Мы пошли.
Они развернулись и быстро пошли вниз по лестнице. «Адвокат» тоже начал пятиться.
— Надежда Викторовна, я вам перезвоню… Документы надо дооформить…
Мать осталась одна. Взлохмаченная, красная, с перекошенным от злости лицом.
— Вы… вы еще пожалеете! — прошипела она. — Я вас прокляну! Ты, Дашка, неблагодарная тварь! Я тебя родила! Я ночей не спала!
— Ты меня родила, — тихо сказала Даша, выходя вперед. — А потом забыла. Ты спала ночами прекрасно, пока я у бабушки плакала в подушку. Ты вспоминала обо мне, когда тебе нужна была нянька. Хватит, мама. Спектакль окончен.
— Что ты сказала? — мать опешила. Она никогда не слышала от Даши такого тона.
— Я сказала — уходи. И больше не приходи сюда без приглашения. Ключей у тебя нет, замки мы сменили еще неделю назад. В суд хочешь? Подавай. Только Алла против тебя свидетельствовать будет. Она мне все рассказала про твой план «бизнеса».
Лицо Надежды Викторовны вытянулось.
— Алла… Предательница… Вся в отца…
— Алла нормальный человек, — отрезал Герман. — В отличие от вас. Всего доброго.
Он закрыл дверь. Щелкнул замок.
Даша прислонилась спиной к двери и сползла на пол. Ее трясло.
— Все? — спросила она шепотом.
— Все, — Герман сел рядом на корточки и обнял ее. — Больше она не придет. Она трусиха, Даш. Она сильна только тогда, когда чувствует страх жертвы. А сегодня она увидела, что жертвы нет. Есть хозяйка.
***
В квартире пахло ванилью и корицей. Даша пекла пирог. Герман вешал в гостиной новые шторы — светлые, льняные, как хотела Даша.
С матерью они не общались. Надежда Викторовна пару раз пыталась звонить, но натыкалась на автоответчик или на вежливый, но холодный отказ Даши обсуждать что-либо, кроме погоды. Суда не было. Адвокат, видимо, объяснил «наследнице», что шансов ноль, а денег на процесс у нее не было.
Зато с Аллой отношения стали еще теплее. Сестра часто забегала в гости, жаловалась на парней, обсуждала учебу.
— А вы когда жениться-то думаете? — спросила Алла, таская с тарелки горячие куски пирога. — Я платье уже присмотрела, хочу быть подружкой невесты.
Даша переглянулась с Германом. Он стоял на стремянке и улыбался.
— Да хоть в следующем месяце, — сказал он. — Заявление-то лежит. Просто ждали, пока… пыль уляжется.
— Улеглась, — кивнула Даша. — Теперь можно.
В дверь позвонили. Даша вздрогнула по старой памяти, но Герман спокойно сказал:
— Это курьер, я доставку заказывал. Новый смеситель в ванную.
Даша пошла открывать. На пороге действительно стоял парень в желтой куртке с коробкой.
— Доставка для Германа Александровича.
— Да, это мы.
Даша расписалась в планшете, забрала коробку. Закрывая дверь, она посмотрела на табличку с номером квартиры. Это была ее крепость. Ее дом. Дом, который оставил ей дедушка, чтобы она была в безопасности. И теперь, с Германом, она наконец-то чувствовала себя в безопасности по-настоящему.
— Кто там? — спросил Герман, спускаясь со стремянки.
— Счастье, — улыбнулась Даша. — С доставкой на дом.
Герман подошел, поцеловал ее в макушку.
— Знаешь, — сказал он задумчиво. — Твоя мама была права в одном.
— В чем? — удивилась Даша.
— В том, что я пришел на все готовое. Я пришел к готовой, умной, сильной и любящей женщине. И это самый большой подарок в моей жизни. А квартира… Мы и новую купим, побольше. Когда дети пойдут. Не в метрах счастье, Даш.
— А в чем?
— В том, что никто не ломится в дверь с требованием отдать половину твоей души.
Даша обняла его крепко-крепко. За окном светило солнце, в духовке доходил пирог, а на диване Алла смеялась над каким-то мемом в телефоне. Прошлое осталось за дверью. Впереди было только будущее, и оно принадлежало им.
***
Через месяц они сыграли свадьбу. Были друзья, родители Германа — чудесные, тактичные люди, которые приняли Дашу как родную. Была Алла. Маму Даша тоже пригласила — отправила красивое приглашение почтой.
Надежда Викторовна не пришла. Прислала смс: «Болею. Не до веселья».
Даша не расстроилась. Она знала, что мама здорова физически, но больна своей обидой и жадностью. Это был ее выбор.
Стоя в белом платье рядом с Германом, Даша смотрела на гостей и понимала: семья — это не всегда те, кто записан в паспорте. Семья — это те, кто стоит рядом, когда в дверь ломятся с угрозами. Те, кто держит за руку, когда страшно. Те, кто делит с тобой пирог и радость.
— Горько! — крикнула Алла.
Герман поцеловал Дашу, и мир вокруг перестал существовать. Остались только они двое. И ощущение, что теперь все будет правильно. И никто, слышите, никто больше не посмеет сказать ей, что она лишняя в своем собственном доме.
