— Открывай немедленно, воровка! Чужое добро прикарманила!
Голос свекрови Валентины Степановны прорезал декабрьскую тишину подъезда так, будто она не на третьем этаже стояла, а на площади митинг устраивала. Людмила замерла у окна своей съемной однушки, прижав ладони к груди. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать ровно.
— Сестра, давай сильнее! — командовала Валентина Степановна. — Пусть знает, с кем связалась!
Удары в дверь участились. Людмила представила, как они там втроем столпились: свекровь с её вечной укладкой из салона и губами, поджатыми в ниточку; тетка Роза, такая же язвительная, только потолще; и дядя Миша — здоровенный мужик с руками, как лопаты, который на всех семейных праздниках почему-то считал своим долгом демонстрировать, какой он главный.
— Думаешь, от нас спрячешься? — продолжала орать Валентина Степановна. — Бегом открыла дверь, нахалка! Дядя Миша уже на пороге, не откроешь, влепит тебе по полной!
Людмила прикрыла глаза. Всего два месяца прошло с тех пор, как она собрала вещи и ушла. Два месяца, в течение которых она училась заново дышать, не оглядываясь через плечо. Не ждать, что сейчас влетит Стасик с очередными претензиями: почему суп не такой, почему рубашка не так поглажена, почему ты вообще существуешь не так, как надо его матери.
А мать… Валентина Степановна была произведением искусства в своем роде. Она умела улыбаться так сладко, что хотелось проверить, не яд ли в чашке, которую она подает. Она говорила комплименты, от которых хотелось провалиться сквозь землю. «Людочка, ты такая… своеобразная. Не каждый мужчина оценит». Или: «Милая, может, тебе к диетологу? Стасику же неудобно перед друзьями». И всегда — всегда! — этот взгляд поверх очков, оценивающий, холодный, будто Людмила была не женой её сына, а прислугой на испытательном сроке.
— Людка, мы знаем, что ты дома! — теперь орала Роза. У неё голос был противнее — гнусавый, въедливый. — Кольцо верни, бессовестная!
Кольцо. Вот из-за чего весь сыр-бор. Золотое обручальное кольцо Стасика. Людмила даже не помнила, как оно попало к ней в коробку с украшениями. Наверное, когда она в панике собирала вещи, сметая всё со своего туалетного столика в сумку. Стасик швырнул его туда в одну из ссор — мол, раз ты такая неблагодарная, носи сама свой позор. А потом, видимо, забыл.
И вот теперь звонки. СМС-ки. Угрозы. «Верни кольцо, это семейная реликвия». Какая, к черту, реликвия? Купленное в ювелирном три года назад, даже гравировки никакой. Но Валентина Степановна раздула из этого целую драму. Созвонилась с сестрой, примчалась с дядей Мишей — и вот они тут, ломятся, орут, позорят на весь подъезд.
— Последний раз говорю! — рявкнула Валентина Степановна. — Открывай, или мы участкового вызовем!
Людмила усмехнулась горько. Участкового. Конечно. Только вот заявление она уже написала — о побоях. Да, побоях. Стасик не сразу начал. Сначала просто кричал, потом толкнул разок, потом… а потом она проснулась однажды с синяком под глазом и поняла — всё, хватит. Свекровь, естественно, не верила. «Людочка, ну что ты выдумываешь? Стасик такой добрый мальчик, он бы никогда!»
Добрый мальчик. Сорок лет, а для мамочки всё ещё мальчик.
Дверь затряслась от очередного удара — похоже, дядя Миша подключился. Массивный, тяжелый удар — плечом, что ли?
— Миш, аккуратнее, — послышался голос Розы. — Тут соседи…
— Да пусть слышат! — перебила Валентина Степановна. — Пусть знают, какая тут воровка живет! Чужие семьи рушит!
Людмила сжала кулаки. Вот это было больнее всего. Она не рушила. Она спасалась. Забрала Ксюшу, четырехлетнюю дочку, и ушла. Ушла, потому что боялась, что однажды Ксюша увидит, как папа бьёт маму, и это станет для неё нормой. Нормой, с которой она будет жить дальше.
— Значит, так! — голос Валентины Степановны стал вкрадчивым, почти ласковым, что было в тысячу раз страшнее крика. — Людочка, милая. Мы же цивилизованные люди. Давай спокойно поговорим. Ты отдашь кольцо — мы уйдём. И всё. Никаких проблем. Я же не хочу тебе зла, детка.
Детка. Людмила поморщилась. Валентина Степановна всегда так говорила, когда хотела что-то выцарапать. Медовым голосом, с улыбкой, а глаза — ледяные.
Дочка спала в комнате. Людмила прислушалась — тихо, слава Богу. Ксюша измоталась за день в садике, вырубилась в восемь вечера. Людмила подошла к двери, встала рядом, не прикасаясь.
— Уходите, — сказала она негромко, но чётко. — Кольцо я верну через Стасика. Встретимся в людном месте.
Пауза. А потом — взрыв.
— Через Стасика?! — завопила Валентина Степановна. — Ты моего сына ещё и видеть не хочешь, да?! После всего, что он для тебя сделал! Квартиру снял, кормил, одевал!
— Квартиру снимала я, — спокойно ответила Людмила. — На свои деньги. И кормила себя сама.
— Врёшь! — вмешалась Роза. — Стасик всё оплачивал, Валя мне рассказывала!
Конечно, рассказывала. Валентина Степановна вообще любила рассказывать — подругам, родственникам, соседям — какая у Стасика неблагодарная жена. Как она не ценит, не уважает, не понимает. Какая она эгоистка, которая думает только о себе.
— Миша, выбивай! — скомандовала вдруг Валентина Степановна.
И тут Людмила услышала шаги на лестнице. Чьи-то тяжёлые, мужские.
— Что тут происходит? — раздался незнакомый голос.
— Не ваше дело! — огрызнулась Валентина Степановна.
— Очень даже моё. Я на четвертом живу, мне спать мешаете.
— Да мы тут… — начала было Роза, но сосед перебил:
— Видел я вас тут. Уже полчаса стоите, орёте. Если не уйдёте, полицию вызову. За нарушение покоя.
Наступила тишина. Людмила прижалась лбом к двери, закрыв глаза. Господи, спасибо. Спасибо этому соседу.
— Ну и вызывай! — не сдавалась Валентина Степановна. — Мы тут законное дело делаем! Она у нас украла!
— Тогда в полицию с заявлением и идите, — сосед был непреклонен. — А так вы тут самосуд устраиваете.
Ещё пауза. Потом — шарканье ног.
— Валь, пошли, — пробурчал дядя Миша. — Завтра с утра приедем.
— Никуда я не пойду! Это кольцо…
— Пошли, говорю! — повторил Миша уже жёстче.
Шаги стали удаляться. Но перед самым уходом Валентина Степановна, видимо, не удержалась:
— Это ещё не конец, Людка! Ты у меня попляшешь!
Дверь подъезда хлопнула. Людмила осела на пол прямо у двери, обхватив колени руками. Руки дрожали. Всё тело дрожало.
— Эй, вы там как? — окликнул сосед.
— Нормально, — выдавила Людмила. — Спасибо вам.
— Если ещё придут — звоните сразу. Я Олег, на четвертом.
— Спасибо, Олег.
Шаги соседа затихли наверху. Людмила сидела, уткнувшись лицом в колени, и пыталась собрать себя по кусочкам.
Прошло минут двадцать. Может, полчаса. Людмила уже встала, сделала себе чай, села на диван. Телефон лежал рядом — она всё ещё была на взводе, готовая набрать полицию в любой момент. Но вроде успокоилось. Вроде ушли.
А потом раздался звонок в дверь. Один. Короткий. Почти вежливый.
— Люд, это я, — донёсся голос Стасика.
Людмила замерла с кружкой в руках. Стасик? Один?
— Давай поговорим нормально, — продолжал он. — Мать уехала, все уехали. Я один. Просто верни кольцо — и я исчезну, честно.
Голос звучал устало. Почти человечно. Людмила подошла к двери, колеблясь. С одной стороны — это Стасик, он может наврать. С другой… может, правда хочет просто забрать кольцо и уйти?
— Ты один? — спросила она через дверь.
— Один, клянусь.
Людмила открыла дверь на цепочку. За дверью действительно стоял Стасик — помятый, в расстёгнутой куртке, один. Она вздохнула и сняла цепочку.
В ту же секунду дверь распахнулась. Стасик влетел в квартиру, а за ним — Валентина Степановна, Роза и дядя Миша. Они прятались на лестничной площадке, за углом.
— Вот и поговорили! — триумфально выкрикнула Валентина Степановна, врываясь внутрь. — Ты думала, мы уехали?
Людмила попятилась. Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет.
— Вон отсюда! Сейчас же! — закричала она. — Я полицию вызову!
— Вызывай! — бросила Валентина Степановна, стаскивая сапоги. — А мы пока кольцо найдём! Роза, иди на кухню! Миша, спальню проверь!
Они начали расползаться по квартире, как тараканы. Людмила метнулась к телефону, но Стасик перехватил её за руку.
— Не надо, — сказал он тихо, не глядя в глаза. — Просто отдай кольцо.
— Ты специально! — вырвала руку Людмила. — Ты их впустил!
— Мать заставила, — пробормотал Стасик. — Ну что мне было делать?
Сорок лет, а маму боится больше, чем жену. Бывшую жену.
Валентина Степановна уже копалась в шкафу прихожей, выбрасывая куртки и сумки на пол. Роза гремела на кухне кастрюлями, выдвигала ящики. Дядя Миша зашёл в комнату, где спала Ксюша.
— Не смей! — Людмила рванула туда, но Валентина Степановна преградила ей путь.
— Куда? Кольцо прячешь там, да? Миша, смотри везде!
— Мама спит там! — кричала Людмила, пытаясь пройти. — Ксюша спит!
— Не ори, сама разбудишь, — ухмыльнулась Валентина Степановна.
Людмила оттолкнула свекровь и влетела в комнату. Дядя Миша стоял у комода, вытаскивал детскую одежду, швырял на пол. Ксюша ворочалась на кровати, хныкала сквозь сон.
— Прекратите! — Людмила подлетела к комоду, попыталась закрыть ящик. — Это детские вещи!
— А кольцо где? — буркнул дядя Миша, отстраняя её. — Давай быстрее, и мы уйдём.
— Я не брала ваше кольцо специально! Оно случайно попало!
— Случайно, — передразнила Валентина Степановна из коридора. — Вот сейчас случайно найдём!
Ксюша открыла глаза. Увидела чужого дядьку над своей кроваткой, маму, которая плачет, — и заревела. Громко, пронзительно, так, что у Людмилы что-то оборвалось внутри.
— Всё, хватит! — она схватила телефон и начала набирать номер полиции.
— Валь, может, хватит? — неуверенно сказала Роза, появляясь в дверях. — Ребёнок кричит…
— Ничего, поплачет и успокоится, — отмахнулась Валентина Степановна. — У неё мать истеричка, что ты хочешь. Стасик, ты где там? Проверь ванную!
Людмила прижала к груди рыдающую Ксюшу, зажимая телефон плечом.
— Алло, полиция? — произнесла она дрожащим голосом. — Ко мне ворвались в квартиру, отказываются уходить. Угрожают.
— Кто угрожает? — спокойно спросил дежурный.
— Бывшая свекровь с родственниками. Ломают вещи, пугают ребёнка.
— Адрес?
Людмила продиктовала адрес. Валентина Степановна замерла, прислушиваясь, потом махнула рукой.
— Ладно, Роза, Миша, пошли. Тут делать нечего.
— Как это? — не поняла Роза. — Кольцо не нашли же!
— Найдём по-другому, — отрезала Валентина Степановна. Она подошла к Людмиле вплотную, заглянула в глаза. — Ты думаешь, полиция тебе поможет? Думаешь, спряталась тут, и всё? Стасик всё равно отец. Он имеет право видеть дочь. И мы будем приходить. Каждый день, если надо. Пока ты не вернёшь то, что украла.
— Я ничего не крала, — прошептала Людмила, качая плачущую Ксюшу.
— Ещё как крала. Мой покой, счастье моего сына, будущее внучки. Но самое главное — кольцо.
Валентина Степановна развернулась и вышла. За ней потянулись Роза и дядя Миша. Стасик замер на пороге, посмотрел на жену — бывшую жену — на рыдающую дочь.
— Прости, — сказал он. И тоже ушёл.
Дверь захлопнулась. Людмила опустилась на пол прямо в коридоре, среди раскиданных вещей, курток, детской одежды. Ксюша уткнулась ей в плечо, всхлипывая. А Людмила гладила её по спине и понимала: это только начало.
Полиция приехала минут через двадцать. Два сотрудника — женщина лет сорока и молодой парень — степенно поднялись, выслушали сбивчивый рассказ Людмилы, покивали.
— То есть они ушли уже? — уточнила женщина-сержант.
— Да, но они разгромили квартиру! Вот, смотрите!
Сержант прошлась взглядом по коридору, заглянула в комнату. Вещи на полу, открытые ящики. Но ничего особенного — не побили, не сломали.
— Заявление будете писать?
— Конечно! Они ворвались силой, угрожали!
— Хорошо. Приезжайте завтра в отделение, оформим. Только… — сержант помолчала. — Вы понимаете, что доказать будет сложно? Они скажут, что вы сами открыли дверь. Соседи видели насильственное проникновение?
Людмила сглотнула. Нет, не видели. Сосед Олег слышал только первый раз, когда они ломились. А второй раз она сама открыла.
— Значит, так, — сержант достала блокнот. — Имена всех назовите, запишем. Если ещё раз появятся — сразу звоните, приедем быстрее. И дверь больше не открывайте, ясно?
Когда полиция ушла, Людмила закрыла дверь на все замки, задвинула цепочку. Потом опустилась на диван, Ксюша пристроилась рядом, сжимая плюшевого зайца.
— Мама, а бабушка плохая? — спросила девочка тихо.
Людмила посмотрела на дочь. Что ответить? Что бабушка, которая когда-то дарила игрушки и пекла печенье, теперь врывается в дом и пугает её до слёз?
— Бабушка… — Людмила подбирала слова. — Бабушка очень расстроена. Но это не значит, что она может так поступать.
— А папа почему с ней пришёл?
Вот это был вопрос. Почему? Потому что Стасик всю жизнь не мог сказать матери «нет»? Потому что ему проще подчиниться, чем защитить собственную семью?
— Не знаю, солнышко.
Ксюша задумалась, потом прошептала:
— Я боюсь.
— Я тоже, — призналась Людмила. — Но мы справимся.
Наутро Людмила поехала в отделение, написала заявление. Дежурный участковый, мужчина с усталым лицом, принял бумаги и сказал:
— Разберёмся. Но вы уж того… постарайтесь полюбовно решить. Всё-таки родственники.
Родственники. Людмила вышла из отделения с горьким привкусом во рту. Всё-таки родственники. Значит, можно ломиться в дом, пугать ребёнка, переворачивать вещи?
Она достала телефон, посмотрела на экран. Пятнадцать пропущенных от Валентины Степановны. Три — от Стасика. Людмила открыла последнее сообщение от свекрови: «Верни кольцо — и всё закончится. Не вернешь — будет хуже».
Людмила набрала ответ: «Заберёте кольцо в присутствии юриста. В офисе, при свидетелях. Или через суд».
Ответ пришёл моментально: «Юрист? Ты на нас в суд подавать будешь? На семью? Неблагодарная».
Людмила выключила звук и убрала телефон в сумку.
Вечером она сидела за столом, перед ней лежало то самое кольцо. Простое, золотое, потёртое. Из-за него весь этот кошмар. Людмила покрутила его в пальцах. Можно было просто отдать. Встретиться где-нибудь в кафе, передать — и забыть.
Но она понимала: дело не в кольце. Дело в том, что Валентина Степановна привыкла контролировать. Привыкла, что все подчиняются. И если Людмила сейчас сдастся, встретится, отдаст — это будет означать, что свекровь победила. Что она по-прежнему может командовать, манипулировать, давить.
Людмила положила кольцо в конверт, заклеила. Завтра отнесёт юристу. Пусть он передаст официально, с распиской. Пусть Валентина Степановна получит своё кольцо — но на условиях Людмилы.
А ещё она напишет заявление на запрет приближаться. Если такое вообще возможно в их ситуации.
Ксюша спала в комнате, обнимая зайца. Людмила стояла у окна, смотрела на ночной двор, на фонари, на редкие машины. Декабрь, до Нового года оставалось несколько дней. В прошлом году они втроём — она, Стасик и Ксюша — наряжали ёлку, пекли имбирное печенье. А ещё была Валентина Степановна, которая сидела в кресле и комментировала: «Людочка, ты игрушки как-то странно вешаешь. Может, дать Стасику?»
Теперь всё по-другому. Теперь ёлку они нарядят вдвоём с Ксюшей, в этой маленькой съёмной квартире. Без свекрови, без мужа, который не умел защитить. Зато — в тишине. В покое.
Людмила усмехнулась, глядя на своё отражение в тёмном стекле. Худое лицо, тёмные круги под глазами, растрёпанные волосы. Но в глазах — что-то новое. Решимость, что ли. Или просто понимание, что хуже уже не будет.
Телефон завибрировал. Людмила глянула на экран — Стасик.
«Мать говорит, что ты юристов подключаешь. Зачем ты всё усложняешь? Это же семья».
Людмила набрала ответ: «Это была семья. А теперь — просто люди, которые должны держаться на расстоянии».
Отправила. Заблокировала номер. Потом — номер Валентины Степановны. И Розы, на всякий случай.
Утром начнётся новая жизнь. Без звонков, без угроз, без того, чтобы оглядываться через плечо. Может, будет сложно. Наверняка будет. Но это будет её жизнь.
Людмила выключила свет, прошла в комнату, легла рядом с Ксюшей. Обняла дочку, почувствовала её тёплое дыхание на своей щеке.
— Мы справимся, — прошептала она в темноту. — Обязательно справимся.
И впервые за долгое время поверила в это.
