— Ирочка, ну ты же понимаешь, у Алиночки сейчас временные трудности в бизнесе, — Людмила Павловна по-хозяйски заглянула в холодильник, отодвигая кастрюлю с домашней бужениной. — А у Дениса все оборотные средства в недвижке. Мы решили: Новый год отметим у вас. У тебя и квартира просторнее, и руки золотые — всё сама приготовишь.
Ирина, только что вернувшаяся после двенадцатичасовой смены в массажном кабинете, молча прислонилась к дверному косяку. Пальцы ныли так, что хотелось опустить их в ледяную воду. В свои тридцать пять она знала о человеческом теле всё: где затаился стресс, какой узел на лопатке заставляет неметь руку. Но как размять этот липкий ком в собственной груди, она не знала.
— Мам, а продукты? — тихо спросила Ирина. — Я купила только на нас с Максимом.
— Ну это же семья, Ир! — донесся с дивана голос Максима. Он даже не поднял глаз от планшета. — Что ты начинаешь? Мать от чистого сердца предложила, соскучились все.
На пороге возникла Алина. В облаке дорогого парфюма, с сумкой, цена которой равнялась трем месячным заработкам Ирины, она брезгливо поправила локон.
— Ой, Ир, у вас так… уютненько, — протянула золовка, и слово «уютненько» прозвучало как приговор. — Только душно. Слушай, у меня спина что-то затекла после машины. Ты же профи, разомни по-быстрому? Денег сейчас совсем нет, так что по-родственному, ладно?
Ирина посмотрела на свои руки. На косточках пальцев уже начали образовываться профессиональные мозоли. Она знала, что если сейчас не отдохнуть, завтра суставы просто откажутся слушаться. Массаж — это не «погладить», это глубокая работа с фасциями. Когда мышца перенапряжена, она сдавливает сосуды, нарушая лимфоток. Именно это сейчас происходило с самой Ириной — её жизнь сдавливали со всех сторон, нарушая её право на покой.
Вечер тридцать первого декабря превратился в марафон. Пока Виктор Николаевич, свекор, молча поглощал деликатесы, купленные Ириной на «черный день», Людмила Павловна руководила процессом.
— Соли мало в оливье, — ворчала она. — И почему икра не в хрустале? Я всю жизнь на складе отпахала, знаю толк в сервировке. Мы, Ирочка, люди привыкшие к достатку, но скромные. Ты вот работаешь много, деньги водиться должны, а скатерть старая.
К десяти вечера приехала Татьяна, лучшая подруга Ирины. Она привезла бутылку хорошего вина и, увидев застывшее лицо подруги, отвела её на кухню.
— Ты вообще понимаешь, что происходит? — прошептала Татьяна. — Они приехали впятером на всё готовое. Алина в Одноклассниках выкладывает твой стол и пишет: «Наш семейный ужин». Денис за весь вечер даже хлеба не порезал. Твой Максим вообще в курсе, что ты на эти продукты две недели пахала, не разгибаясь?
— Ну это же семья, — горько процитировала Ирина.
— Это не семья, Ира. Это паразиты на здоровом теле. Ты как массажист должна знать: если паразит присосался, его не уговаривают, его удаляют.
Момент истины наступил, когда Денис, развалившись в кресле, открыл вторую бутылку коллекционного вина, которую Ирина берегла для годовщины свадьбы.
— Хорошо сидим! — воскликнул он, сыто икнув. — Ириш, ты давай, не кисни. Ты ж бабки лопатой гребешь, че тебе, бутылки жалко? Кстати, мы тут с Алиной подумали… раз у нас сейчас кассовый разрыв, мы у вас до Рождества поживем. Мама сказала, вы не против.
— Мы не против, — подтвердил Максим, не глядя на жену. — Места много.
— Конечно, — подала голос Людмила Павловна. — Деньги в семье должны быть общими. Мы же родня. Правда, Витенька?
Виктор Николаевич одобрительно хмыкнул, не отрываясь от холодца.
Ирина медленно поставила тарелку на стол. В этот момент она вспомнила, как неделю назад у неё на столе лежала пожилая женщина, бывшая учительница. У неё болело всё, но она принесла Ирине баночку варенья в подарок, потому что знала — Ирина работает на износ. Та чужая женщина проявила больше сочувствия, чем эти люди, сидящие в её гостиной.
Вдруг Алина, копаясь в шкафу в поисках «чего-нибудь сладенького», случайно смахнула с полки маленькую фарфоровую балерину. Статуэтка разлетелась на мелкие кусочки.
Ирина вскрикнула. Это была единственная вещь, оставшаяся от её матери. Мама копила на неё с первой зарплаты.
— Ой, — Алина равнодушно отодвинула осколок носком дорогого туфля. — Какая-то пыльная безделушка. Максим, купишь жене новую, не проблема.
— Да, Ир, не ори, — лениво отозвался Максим. — Ну это же просто вещь. Алина нечаянно. Это же семья.
У Ирины перед глазами всё поплыло. Она увидела себя со стороны: маленькая, вечно уставшая женщина с опухшими руками, которая пытается заслужить любовь тех, кто её даже не видит. Она вспомнила, как мама перед смертью говорила: «Береги себя, доченька, ты у себя одна».
Слезы обожгли глаза. Не от злости — от пронзительной жалости к той девочке внутри себя, которую она так долго заставляла терпеть. Она вспомнила каждый час своей работы, каждого пациента, каждую копейку, отложенную на отпуск, который теперь проедали эти люди.
— Значит, деньги в семье общие? — тихо спросила Ирина. Её голос стал холодным, как медицинский инструмент.
— Ну разумеется, деточка, — сладко пропела свекровь.
— Прекрасно. Денис, доставай телефон. Будем считать.
Ирина взяла блокнот, который всегда лежал у телефона.
— Итак. Проживание в моей квартире — пять человек, три дня (с учетом ваших планов до Рождества). По рыночной цене аренды посуточно — пять тысяч в сутки. Итого пятнадцать. Продукты по чеку — двадцать восемь тысяч, вы доедаете последнее. Мои услуги массажа для Алины и Людмилы Павловны — по прайсу три тысячи сеанс. Плюс разбитая статуэтка, она антикварная, пятьдесят тысяч.
— Ты что, с ума сошла? — Денис поперхнулся вином. — Какой прайс? Мы в гостях!
— Нет, Денис, — Ирина выпрямилась, и в этот момент она казалась выше всех присутствующих. — Вы не в гостях. Вы используете мой ресурс. А так как совесть у вас отсутствует, мы переходим на рыночные отношения. Либо вы сейчас оплачиваете этот счет, либо…
— Либо что? — Максим вскочил. — Ира, прекрати позорить меня перед матерью!
— Либо ты, Максим, отправляешься с ними прямо сейчас. В квартиру твоей «бедной» матери, у которой, как мы знаем, на счету лежит три миллиона «на похороны».
В комнате повисла тяжелая тишина. Людмила Павловна побледнела — она не ожидала, что невестка знает о её накоплениях.
— Денис, — Ирина посмотрела риэлтору прямо в глаза. — Твоя фраза: «Кто в семье считает копейки?». Вот и я не считаю копейки. Я считаю тысячи. У вас есть десять минут, чтобы собраться.
— Ира, ты не посмеешь, ночь на дворе! — взвизгнула Алина.
— Посмею. Иначе завтра я подам иск о возмещении материального ущерба за антиквариат. Татьяна — свидетель.
Татьяна кивнула, победно улыбаясь.
Через пятнадцать минут дверь за родственниками захлопнулась. Они уходили, выкрикивая проклятия, называя Ирину «торгашкой» и «нелюдью». Максим стоял посреди разгромленной гостиной, растерянный и жалкий.
— Ир, ну зачем ты так… Это же семья была…
— Семья — это когда тебя берегут, Максим. А когда тебя едят — это паразитоз. Собирай вещи. Завтра я подаю на развод. Квартира моя, куплена до брака, ты это знаешь.
Ирина села на диван. Впервые за много лет она чувствовала не усталость, а удивительную легкость. Она посмотрела на свои руки. Они всё еще болели, но теперь она точно знала: завтра она будет лечить ими только тех, кто этого достоин. А осколки балерины… она их склеит. Это будет её личный символ того, что даже разбитую жизнь можно собрать заново, сделав её еще крепче.
Она налила себе вина, оставленного Денисом, и кивнула Татьяне.
— С Новым годом, Таня. Кажется, он действительно будет новым.
