Серое, низкое небо словно давило на крыши домов, сливаясь с асфальтом промозглого октябрьского дня. Воздух был влажным и холодным, он пробирался под одежду и заставлял ежиться. Из церкви медленно текли люди в темных одеждах. Сегодня хоронили Александра Петровича Орлова.
Его сын, Максим, стоял у свежевырытой могилы, не чувствуя ни ветра, ни чужих взглядов. Он смотрел на гроб, в котором лежал его отец, и видел перед собой совсем другую картину: как они с отцом всего пару месяцев назад красили на даче беседку, спорили о футболе, и Александр Петрович, смеясь, хлопал его по плечу: «Макс, дай старику победить!». Рука до сих пор помнила это тепло. Рядом, крепко держа его под руку, стояла Ирина. Её пальцы сжимали его локоть с такой силой, будто боялись, что его унесет ветром. Она не была дочерью, но за последние пять лет стала для старика ближе родной крови. Именно она варила ему супы, когда он болел, и именно с ней он советовался о ремонте в этой самой квартире, которую теперь оставил.
Поминальный обед собрались проводить в той самой квартире Александра Петровича. Той самой, с высокими потолками и панорамными окнами, ради которой он когда-то работал на трех работах.
В тесной гостинной пахло пирогами и грустью. Стоял негромкий гул приглушенных голосов, звон ложек о фарфор. Ирина, как хозяйка, старалась всех накормить, разлить чай, отвлечься от тягостных мыслей. Максим молча сидел во главе стола, на месте отца, и его молчаливая скорбь была красноречивее любых слов.
И вот, в момент короткой паузы, когда разговоры на минуту стихли, тётя Люда, родная сестра покойного, звонко стукнула чашкой о блюдце. Все вздрогнули. Людмила Петровна, женщина с тугой седой пышкой и цепким, холодным взглядом, обвела присутствующих этим взглядом и сладко вздохнула.
— Как же мы теперь будем без нашего Сашеньки… — начала она нарочито громко, и все замолчали, ожидая продолжения. — Такой опоры, такого брата. Он один у меня и был.
Она выдержала паузу для драматизма, положив руку на рукав своего сына Игоря, который сидел рядом, скучая, и ковырял вилкой салат.
— А ведь он ко мне всегда с особой теплотой относился, — продолжила тётя Люда, — мы кровные. Он часто говорил: «Людмила, ты у меня одна, о тебе надо заботиться». Даже насчет этой квартиры… — она сделала многозначительную паузу, и у Ирины внутри всё похолодело. — Он как-то обмолвился, мол, будь что, присмотри за жильем, чтобы оно в надёжных руках было. Игорю нашему помощь, а тебе, Людка, уют и спокойная старость.
В гостиной повисла гробовая тишина. Максим медленно поднял на тётю глаза, в которых плескалось недоумение и растущая обида.
— Тётя Люда, папа никогда об этом не говорил, — тихо, но четко проговорил он. Голос его дрогнул. — Ни мне, ни Ирине. Ни разу.
Людмила Петровна сладко улыбнулась, снисходительно, как ребёнку.
— Да он много о чём вам не говорил, детки. Вы же чужие по крови, в конце концов. Максим — внук, это да, но уже своя семья. А Ирочка… — её взгляд скользнул по Ирине, оценивающе и холодно, — она и вовсе со стороны. Вам не понять наших семейных, кровных договорённостей. Мы с братом всё всегда решали с полуслова.
Ирина почувствовала, как по спине бегут мурашки. Это был не просто намёк. Это был первый, пристрелочный выстрел. Она посмотрела на мужа, увидела, как он сжал кулаки, но промолчал. Спорить с тётей на поминках отца было немыслимо.
— Ну что вы, что вы, — засуетилась одна из соседок, пытаясь разрядить обстановку. — Все сейчас на нервах. Давайте помолимся за упокой души Александра.
Разговоры за столом постепенно возобновились, но прежней, пусть и печальной, атмосферы уже не было. Воздух был наполнен напряжением и невысказанными претензиями.
Когда гости начали расходиться, тётя Люда и Игорь задержались. Игорь, высокий, нескладный мужчина с пустым взглядом, развалился на диване в гостиной, уткнувшись в телефон, а Людмила Петровна прошлась по комнатам, будто проводя ревизию.
— Мебель старая, конечно, — громко заметила она, останавливаясь у серванта. — Но качественная. Надо будет всё хорошенько пересмотреть.
Ирина, мывшая посуду на кухне, замерла с тарелкой в руках. Она посмотрела в дверной проём и встретилась взглядом с тётей Людой. Та держала её взгляд несколько секунд, а потом медленно, демонстративно отвернулась, давая понять, что разговор окончен, а её право здесь — неоспоримо.
Наконец, они ушли. Дверь закрылась. В квартире воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов в прихожей — тех самых, которые Александр Петрович заводил каждое воскресенье.
Максим опустился на стул и закрыл лицо ладонями.
— Ты слышал? — прошептала Ирина, подходя к нему. — Она что, серьёзно?..
— Бред старухи, — устало провёл рукой по лицу Максим. — Папа её терпеть не мог. Ты же знаешь. Он называл её «моя сестра-ипотека», потому что она вечно что-то хотела от него. Это просто слова.
Но Ирина чувствовала подвох. Её внутренний голос кричал, что это не просто слова. Это — начало войны.
Вечером, разбирая вещи в комнате Александра Петровича, чтобы хоть как-то отвлечься, она открыла нижний ящик его старого письменного стола. Там, среди папок с квитанциями и старыми фотографиями, её пальцы наткнулись на сложенный в несколько раз листок бумаги. Это был черновик какого-то документа. Наверху, корявым, торопливым почерком, было выведено: «Распоряжение…». Дальше шли неразборчивые каракули, помарки, обрывки фраз. Сердце Ирины заколотилось. Она не могла разобрать текст, но одно слово, выведенное чётко и подчёркнуто, отпечаталось в мозгу, как клеймо: «Наследство».
Неделя пролетела в тумане скорби и суеты. Каждый вечер Ирина и Максим возвращались в пустующую квартиру, где в каждом углу витал дух Александра Петровича. Его старый халат все еще висел на крючке в прихожей, а на тумбочке лежали очки в потертом футляре. Они еще не решались ничего трогать, будто боялись потревожить его покой.
В пятницу они задержались на работе, и домой вернулись уже затемно. Поднимаясь по лестнице, Ирина с тоской думала о тихом вечере, о чашке чая и возможности просто молча посидеть рядом с мужем, держа его за руку. Но когда Максим вставил ключ в замок, он наткнулся на препятствие — дверь не была заперта.
Они переглянулись в полумраке лестничной площадки. У Максима мелькнула надежда:
—Может, я с утра не запер?
— Нет, я сама проверяла, — шепотом ответила Ирина, и тревожный холодок пробежал по ее спине.
Максим толкнул дверь, и они вошли внутрь. В прихожей горел свет, а из комнаты Александра Петровича доносились приглушенные голоса и звук передвигаемой мебели. Сердце Ирины упало. Она первая шагнула в коридор и замерла на пороге отцовской спальни.
Там, при свете старой лампы, хозяйничали тетя Люда и ее сын Игорь. Ящики письменного стола были выдвинуты, часть из них стояла на полу. Игорь, согнувшись, рылся в нижнем ящике, а Людмила Петровна, стоя посреди комнаты, с важным видом перебирала папку с документами.
— Что вы здесь делаете? — голос Максима прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине квартиры.
Они оба вздрогнули и повернулись. На лице тети Люды не было ни тени смущения, лишь легкое раздражение от помехи.
— А, вернулись наконец-то, — сказала она, будто это они были незваными гостями. — Мы тут кое-какие вещи брата разбираем. Документы в основном. Чтобы ничего важного не затерялось.
— Какие вещи? — шагнул вперед Максим, его щеки залила краска. — Кто вам разрешил сюда приходить и что-то рыться?
Игорь медленно выпрямился, с насмешливым видом облокотившись о стол.
—Успокойся, Макс. Мы же родственники. Мы имеем полное право. Мама всё тебе в прошлый раз объяснила.
— Какое право? — вступила в разговор Ирина, подходя ближе. Ее сжатые в кулаки руки дрожали от бессильной ярости. — Это наша квартира! Квартира Максима и его отца! Вы не имеете права здесь находиться без нашего разрешения!
Людмила Петровна презрительно усмехнулась, отложив папку в сторону.
—Твоя, говоришь? Интересно. А по какому праву? Ты ведь здесь просто гостья. Сноха. Пришлая.
Этого было достаточно. Та самая фраза, которую Ирина держала в себе всю прошлую неделю, вырвалась наружу, горячая и острая, как лезвие.
— Это не вам решать, кто в этой квартире жить будет! — ее голос звенел от напряжения, заполняя всю комнату. — Вы к этой квартире не имеете никакого отношения! Она наша!
Игорь фыркнул и сделал шаг в ее сторону, пытаясь подавить ее своим ростом и наглостью.
—Ты тут вообще кто? — он окинул ее уничижительным взглядом с головы до ног. — Пришлая. Кровь не наша. Чужая. Вот мы и посмотрим, чья она.
Максим встал между Игорем и женой, его лицо исказила гримаса гнева.
—Немедленно убирайтесь отсюда! — крикнул он. — Иначе я вышвырну вас силой и вызову полицию!
Тетя Люда, видя, что ситуация накаляется, приняла свой излюбленный вид оскорбленной добродетели.
—Ну что за тон, племянник? Мы же родня. Мы хотим как лучше. Хотим сохранить наследие брата. А ты — как последний хамыган. Не переживай, — она ядовито улыбнулась, подбирая сумочку. — Мы скоро всё расставим по своим местам. У нас есть все необходимые документы. Вы еще пожалеете, что так с нами разговариваете.
Она кивнула Игорю, и тот, с силой хлопнув ящик стола, поправил куртку и нехотя поплелся за ней к выходу. В дверях Людмила Петровна обернулась.
— Наследство — дело серьезное. Не надо думать, что вы тут одни хозяева.
Дверь за ними закрылась. В квартире снова воцарилась тишина, но теперь она была тяжелой, гнетущей, пропитанной ядом только что произошедшего. Ирина, вся дрожа, опустилась на край кровати, на которой так и не смогла спать с тех пор, как не стало свекра.
Максим молча смотрел в разгромленную комнату отца. На полу валялись выброшенные из ящиков бумаги, старые фотографии, письма.
— Документы… — тихо проговорил он. — Какие еще документы? Это просто блеф, да?
Ирина подняла на него глаза. В них стояли слезы, но не от обиды, а от ясного, холодного понимания.
—Нет, Макс. Это не блеф. Они не отступят.
На следующее утро, когда они собирались на работу, в почтовом ящике лежало толстое коричневое уведомление. Максим разорвал конверт. Его глаза пробежали по официальным строчкам, и лицо побелело. Он молча протянул листок Ирине.
Это было официальное письмо от нотариуса. В нем сообщалось, что на основании поданного заявления Людмилой Петровной Орловой открыто дело о наследстве после смерти ее брата, Александра Петровича Орлова, и им надлежит явиться в назначенную дату для оглашения распоряжения умершего.
Война, которую Ирина чувствовала интуитивно, началась официально. На бумаге, с печатью и подписью.
Дни до визита к нотариусу тянулись мучительно долго. Каждое утро Ирина просыпалась с тяжелым предчувствием, а ночью ей снились кошмары, в которых тетя Люда с торжествующим видом вышвыривала их вещи на лестничную площадку. Максим, обычно спокойный и рассудительный, стал замкнутым и раздражительным. Он перестал говорить о будущем, будто боялся сглазить и ту малость стабильности, что у них еще оставалась.
— Не может быть, чтобы папа действительно что-то на нее оформил, — раз за разом твердил он, больше убеждая себя, чем Ирину. — Он прекрасно знал, что она из себя представляет. Он же сам называл ее…
— Он называл ее ипотекой, которая вечно висит на нем, — мягко закончила за него Ирина. — Но люди меняются, Макс. Или на них оказывают давление. Мы не знаем, что происходило в последние месяцы.
Она мысленно возвращалась к тому черновику, что нашла в столе. Слово «Наследство» преследовало ее. Теперь она была почти уверена, что это был набросок завещания. Но в чью пользу?
Наконец наступил день икс. Они молча ехали в метро, не в силах найти слов поддержки. Руки Ирины были ледяными, а у Максима нервно подрагивала щека.
Кабинет нотариуса оказался небольшим, стерильно-чистым и до смерти официальным. За большим дубовым столом сидела немолодая женщина в строгом костюме и с невозмутимым выражением лица. И тут Ирина заметила, что у стены, на двух стульях, уже сидели Людмила Петровна и Игорь. На тете Люде была темная, почти траурная кофта, а на лице играла скорбная, но уверенная улыбка. Игорь снова уткнулся в телефон, изображая полное безразличие.
— Здравствуйте, — сухо поздоровалась нотариус, глядя на них через очки. — Проходите, садитесь. Поскольку все заинтересованные лица присутствуют, мы можем начать.
Максим и Ирина опустились на свободные стулья напротив. Воздух в кабинете стал густым и тяжелым.
— Итак, дело о наследстве после смерти Орлова Александра Петровича, — нотариус открыла толстую папку. — Наследниками по закону первой очереди являетесь вы, Максим Александрович, сын покойного.
Максим облегченно выдохнул, и его плечи немного расслабились. Он посмотрел на Ирину с надеждой.
— Однако, — нотариус сделала многозначительную паузу, и надежда в глазах Максима начала угасать, — мною было принято закрытое завещание, составленное наследодателем за шесть месяцев до смерти.
Сердце Ирины упало. Людмила Петровна поправила воротник кофты, и ее губы тронула едва заметная, но безобразно торжествующая улыбка.
— Завещание было составлено в соответствии со всеми требованиями закона, удостоверено мною лично, — продолжала нотариус, доставая из папки тот самый злополучный документ. — В нем наследодатель четко выразил свою волю.
Она развернула лист и начала зачитывать сухим, казенным тоном, который делал слова еще более беспощадными.
— «Все мое имущество, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось на день моей смерти, я завещаю моей сестре, Орловой Людмиле Петровне, в благодарность за ее заботу и поддержку».
В кабинете повисла гробовая тишина. Максим сидел, будто его окатили ледяной водой. Он не моргал, уставившись в одну точку на столе нотариуса. Его лицо стало абсолютно бесстрастным, маской, скрывающей шквал боли и непонимания.
— Но… как? — наконец выдавил он. Голос его был тихим и надтреснутым, словно у потерявшегося ребенка. — Отец никогда бы этого не сделал! Он не любил ее! Он… он не доверял ей!
Людмила Петровна сладко вздохнула, исполняя роль огорченной, но великодушной женщины.
— Глупости, племянник, — произнесла она с жалостью в голосе. — Брат ко мне всегда очень хорошо относился. Он просто стеснялся показывать свои чувства. Он прекрасно понимал, что кровные узы — это навсегда. А жены и невестки… — ее взгляд скользнул по Ирине, — это дело наживное. Приходят и уходят.
Ирина не слышала этих колкостей. Ее взгляд был прикован к завещанию, которое нотариус положила на стол. Оно было напечатано на стандартном бланке, с печатями, подписями. Все выглядело абсолютно законно. Но что-то щемило внутри, какая-то деталь, которую она не могла ухватить.
— Могу я взглянуть? — попросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
Нотариус кивнула и протянула документ. Ирина взяла его дрожащими пальцами. Она скользнула глазами по тексту, по печатям, и наконец ее взгляд упал на подпись внизу страницы. Подпись Александра Петровича. «А. Орлов».
И тут ее будто осенило.
Она тысячи раз видела, как ее свекор подписывал документы — квитанции, доверенности, открытки внукам. Он всегда, всегда выводил свой фирменный росчерк — размашистый, с огромной, закручивающейся вверх петлей у буквы «О». А здесь стояла всего лишь пара корявых, невыразительных закорючек. Подпись была простой, будто ее выводил человек, не привыкший к этому, или… тот, кто ее подделывал, видел лишь официальную, простую версию в паспорте, но не знал о его повседневной, живой манере расписываться.
Ирина подняла глаза и встретилась взглядом с тетей Людой. И в этих глазах, полных холодной уверенности, она прочитала все. Это была подделка. Грубая, наглая, но юридически, на первый взгляд, безупречная.
— Я оспорю это, — тихо, но очень четко сказала она, не отводя взгляда от Людмилы Петровны. — В суде.
Тетя Люда лишь брови удивленно подняла.
—Оспаривай, милая. Бумага всё стерпит. А закон — на стороне документа.
Максим молча встал. Он был бледен как полотно. Не глядя ни на кого, он развернулся и вышел из кабинета. Ирина, сжав в руке копию завещания, бросилась за ним.
Они стояли на шумной улице, и мир вокруг казался Ирине чужим и безразличным. Максим прислонился лбом к холодной стене здания, его плечи тряслись.
— Он предал нас, Ира, — прошептал он. — Собственный отец. Ради нее.
Ирина обняла его сзади, прижалась щекой к его спине.
—Нет, Макс. Он не предавал. Его предали. И мы это докажем. Я обещаю тебе.
Тот вечер в их квартире был похож на поминки по их прежней жизни. Максим молча сидел на кухне, уставившись в стену, и безуспешно пытался найти оправдание отцу в глубине собственной души. Ирина понимала, что слова здесь бессильны. Нужны были действия. Твердые, решительные.
На следующее утро, едва Максим ушел на работу, Ирина отпросилась и начала обзванивать юридические конторы. Большинство адвокатов, выслушав суть дела, разводили руками: оспорить правильно оформленное завещание — задача почти непосильная. Нужны были железные доказательства подлога, давления или невменяемости наследодателя. Надежда таяла с каждым новым звонком.
И тут она вспомнила об Олеге, однокурснике ее брата, который несколько лет назад открыл свою практику. Она нашла его контакты и, почти не надеясь на успех, позвонила. Олег выслушал ее внимательно, без лишних эмоций.
— Подпись, конечно, вещь субъективная, — сказал он, когда Ирина описала свои подозрения. — Но если есть образцы для сравнения и хороший графолог, шансы есть. Но одного этого мало, Ира. Судье нужна картина целиком. Нужно доказать, что была возможность подделать документ. Нужны свидетели, которые подтвердят, что твоя тетка давила на отца, что он был не в себе. Это как пазл. Найдем все кусочки — выиграем.
Они договорились о встрече на следующий день. Вечером Ирина, собрав все свои силы, подсела к Максиму.
— Я нашла адвоката. Олег, помнишь, я тебе рассказывала? Он согласился нам помочь.
Максим медленно поднял на нее глаза. В них читалась такая глубокая усталость и разочарование, что у Ирины сжалось сердце.
— И что, Ира? Что он сможет сделать? Там же все по закону. Печать, подпись… — он махнул рукой. — Может, просто смириться? Уехать отсюда. Начать все заново.
— Начать что заново? — голос Ирины дрогнул. — Нашу жизнь? Твою карьеру? Это твой дом, Максим! Дом, в котором вырос твой отец, в котором рос ты! Мы не отдадим его какой-то… аферистке! Ты сам говорил, что отец не любил ее. Он не сделал бы этого добровольно. Значит, его заставили. Запугали. Обманули. Мы не можем это так оставить.
В ее глазах горел огонь, который Максим не видел давно. Он вздохнул и наконец кивнул.
— Хорошо. Давай попробуем.
На встрече Олег, молодой мужчина с умными, цепкими глазами, изучал копию завещания и принесенные Ириной старые расписки и письма Александра Петровича.
— Разница в подписи действительно есть, и она существенная, — заключил он. — Но суд потребует официальной экспертизы. И нам нужна стратегия. Расскажите все, что помните о последних месяцах жизни отца. Каждый визит тети Люды, каждую ее просьбу, каждую ссору.
Они с Максимом начали вспоминать, складывая разрозненные кусочки мозаики. Вспомнили, как тетя Люда в последние полгода стала навещать отца чуть ли не каждый день, ссылаясь на одиночество. Как она «помогала» ему с оплатой счетов и «разбирала» документы. Как однажды Максим застал отца после ее визита мрачным и подавленным, но тот отмахнулся: «Пустяки, возраст».
— А Игорь? — спросил Олег. — Он тоже часто бывал?
— Да! — воскликнула Ирина. — Он как раз в тот период «чинил» отцу компьютер. Говорил, что нужно обновить программы, почистить от вирусов. Сидел с ним несколько вечеров.
Олег многозначительно посмотрел на них.
—Идеальный момент, чтобы найти на компьютере старые бланки, скачать образцы завещаний из интернета. Компьютер после этого не «зависал» случайно? Не требовал переустановки системы?
Максим и Ирина переглянулись. Теперь все вставало на свои места.
— Было! — сказал Максим. — Отец жаловался, что после Игоревого «ремонта» все стало работать медленнее, а потом он и вовсе снес все и попросил меня установить заново.
— Отличный способ замести следы, — холодно заметил Олег. — Теперь нам нужны свидетели. Соседи. Друзья. Врач.
Ирина взяла эту миссию на себя. Она обошла всех соседей. Большинство отмалчивались, не желая ввязываться в чужие разборки. Но их старая соседка снизу, Валентина Степановна, которая сидела у окна и видела всех входящих и выходящих, согласилась поговорить.
— Ваш-то Александр Петрович, царство ему небесное, в последнее время ходил сам не свой, — вздохнула она, угощая Ирину чаем. — А эта его сестрица… Людмилой, кажется? Так она к нему похаживала часто. И не с пустыми руками, нет. С пирожками, с вареньем. А уйдет — он такой помятый по подъезду бредет. Я как-то раз мусор выносила, а они в прихожей, у его двери. Голоса у них приподнятые. Она ему и говорит: «Подпишешь, Саш, или тебя одного тут найдут! Я тебя насквозь вижу!».
У Ирины перехватило дыхание.
—Вы точно это слышали, Валентина Степановна? «Одного найдут»?
— Как же, милая, как же! — кивнула старушка. — Я аж замерла тогда. А он ей в ответ, тихо так, устало: «Отстань, Людка. Надоела». А она хлопнула дверью и ушла.
Следующей точкой стал врач-терапевт, который много лет наблюдал Александра Петровича. Доктор Гусев, пожилой и уставший мужчина, сначала отнекивался, ссылаясь на врачебную тайну.
— Я понимаю, но речь идет о возможном преступлении, — настаивала Ирина. — Мы не просим, мы просто хотим знать, мог ли он в тот период принимать важные решения? Были ли у него проблемы с памятью, давлением?
Доктор Гусев снял очки и устало протер глаза.
—Александр Петрович был моим пациентом больше двадцати лет. Честный, прямой человек. В последний год у него действительно были серьезные скачки давления, я выписывал ему сильнодействующие препараты. На фоне их приема возможны были головокружения, спутанность сознания, особенно к вечеру. А что касается памяти… — он вздохнул. — Возраст. Временные провалы были. Подписать что-то под давлением, в состоянии стресса или плохого самочувствия… Да, он мог быть в тот момент не до конца адекватен.
Выйдя от врача, Ирина позвонила Олегу.
—У нас есть соседка, которая слышала прямые угрозы. И есть врач, который подтверждает, что отец мог быть подвержен давлению.
— Отлично, — в голосе Олега впервые прозвучала нотка удовлетворения. — Это уже серьезно. Завтра я подаю иск в суд о признании завещания недействительным. Пришло время показать тете Люде, что мы не намерены сдаваться.
Ирина положила трубку и вдохнула полной грудью холодный осенний воздух. Впервые за долгие недели она почувствовала под ногами не зыбкую почву отчаяния, а твердую землю надежды. Битва только начиналась.
Юридическая машина, которую они с таким трудом запустили, двигалась медленно и тяжело. Олег подал иск, были назначены экспертизы, до суда оставалось несколько недель. Но тетя Люда и Игорь не стали дожидаться решения в зале суда. Они поняли, что закон может быть не на их стороне, и перешли к тактике запугивания и давления.
Первым звоночком стал звонок от начальника Максима. Он попросил его зайти в кабинет в конце рабочего дня. Лицо у босса было серьезным и несколько смущенным.
— Максим, садись, — начал он, показывая на стул. — Ко мне поступил… странный звонок. От некой Людмилы Петровны Орловой. Она представляется твоей тетей.
У Максима похолодело внутри.
—Что она говорила?
— Она утверждала, что ты находишься в состоянии тяжелого психологического стресса, что у тебя проблемы с алкоголем, и что из-за семейных разборок ты не способен нести ответственность за текущие проекты. Говорила, что очень беспокоится о твоем состоянии и о репутации фирмы.
Максим сжал кулаки под столом. Он был абсолютным трезвенником и работу всегда ставил на первое место.
—Иван Петрович, вы же знаете, что это полный бред. У нас действительно семейный конфликт из-за наследства, но…
— Я знаю, Максим, я знаю, — начальник поднял руку, останавливая его. — Я тебе верю. Ты один из наших лучших специалистов. Но такие звонки… они бросают тень не только на тебя, но и на отдел. Будь, пожалуйста, осторожен. И постарайся как-то урегулировать этот вопрос.
Выйдя из кабинета, Максим почувствовал себя грязным и униженным. Он позвонил Ирине, и его голос дрожал от бессильной ярости.
— Они звонят на мою работу, Ира! Кляузничают, что я алкоголик и псих!
Ирина, слушая его, понимала, что это только начало. И она оказалась права.
На следующий день, вернувшись домой, они обнаружили, что дверь их квартиры исчерчена грубыми угрозами. Кривые буквы гвоздем или чем-то острым выводили: «Убирайтесь!», «Воры!», «Здесь вам не рады!».
Максим, не говоря ни слова, пошел в подсобку за тряпкой и растворителем. Он молча, с ожесточением, тер эти надписи, а Ирина смотрела на него и понимала, что стирает он не только краску, но и последние следы своего спокойствия.
— Надо вызывать полицию, — тихо сказала она.
— И что? — с горькой усмешкой бросил Максим. — Приедут, составят протокол. Соседи скажут, что ничего не видели. Это же Игорь, он не оставит улик.
Но самый страшный удар ждал их через два дня. Вечером в дверь позвонили. На пороге стояли две женщины с серьезными лицами и с портфелями в руках.
— Здравствуйте. Мы из органов опеки и попечительства. К нам поступило анонимное обращение. Можно пройти?
Ирину будто парализовало. Они с Максимом были бездетны, но тетя Люда, видимо, действовала по шаблону, не утруждая себя проверкой фактов. Или это была просто еще одна попытка унизить и запугать.
— Какое обращение? — сумела выговорить Ирина, пропуская их в прихожую.
— Поступила информация, что в вашей квартире проживает несовершеннолетний ребенок, условия содержания которого ненадлежащие. Атмосфера в семье, якобы, нестабильная, конфликтная, что представляет угрозу для психики несовершеннолетнего.
Женщины прошлись по квартире, вежливо, но внимательно осматривая комнаты. Их взгляды скользнули по чистой, уютной гостиной, по спальне, где не было и намека на детские вещи.
— Ребенка у нас нет, — холодно сказал Максим, у которого от злости тряслись руки. — Это провокация. У нас идет судебная тяжба с родственниками, и они пытаются нас достать любыми способами.
Сотрудницы опеки переглянулись. Опыт подсказывал им, что они стали орудием в чужой войне.
— Мы приносим извинения за беспокойство, — сказала одна из них, уже мягче. — Действительно, информация не подтвердилась. Но, знаете… будьте осторожны. Такие «сигналы» могут поступать снова и снова.
После их ухода Ирина разрыдалась. Это было уже слишком. Вторжение в их жизнь становилось тотальным.
Кульминация наступила в пятницу вечером. Они слышали громкие голоса и пьяный хохот в подъезде, но не придали значения. Пока их дверь не задрожала от мощных ударов кулаком.
— Эй, вы там! Орловы! Открывайте! — ревел пьяный голос Игоря. С ним были кто-то еще, двое мужчин, которые громко матерились и смеялись.
Максим бросился к двери, но Ирина схватила его за руку.
—Не открывай! Он пьяный! Он не один!
— Выходите, поговорить надо! — орал Игорь, снова лягая дверь. — Кончайте судиться! Слышите? А то сами вышвырнем, мало не покажется! Мы здесь хозяева! Вы на нашей жилплощади!
Ирина, плача от страха и бессилия, набирала номер полиции. Ее пальцы дрожали, и она дважды ошиблась.
— Служба полиции? Прошу вас, срочно приезжайте… — она назвала адрес, пытаясь говорить четко. — К нашей квартире ломится пьяная компания, угрожают нам… Это наши родственники… Да, мы не открываем…
Игорь и его дружки, услышав, что она звонит в полицию, стали кричать еще громче, но через минуту их голоса стали удаляться. Они скрылись до приезда наряда.
Полицейские, выслушав их, с безнадежным видом составили протокол.
—Знаете, по таким вызовам… Если нет телесных повреждений, ущерба имуществу, доказать что-то сложно. Можете подать заявление по факту угроз, но…
Они уехали. В квартире снова воцарилась тишина. Ирина стояла посреди прихожей, обняв себя за плечи, и не могла согреться. Максим молча смотрел в пол, его воля была сломлена.
На следующее утро, выйдя за газетой, Ирина заглянула в почтовый ящик. Среди рекламных листовок лежал небольшой конверт без марки и адреса. Она вскрыла его. Внутри была одна-единственная фотография.
Фотография их пятилетнего племянника, сына сестры Ирины, которого они обожали. Мальчик был снят крупным планом, он смеялся, выходя из дверей детского сада.
Никаких угроз написано не было. Они были и не нужны. Сообщение было кристально ясным.
Ирина медленно опустилась на ступеньки в подъезде. Холодный ужас, густой и липкий, пополз по ее телу, сжимая горло. Они перешли все границы. Теперь под угрозой был не только их дом, но и самое дорогое, что у них было — их семья.
Неделя после истории с фотографией пролетела в каком-то оцепенении. Ирина позвонила сестре, рассказала обо всем, посоветовала быть осторожнее с племянником. В ответ услышала испуганные вопросы и слезы. Этот звонок заставил ее окончательно понять — отступать нельзя. Сдача позиций лишь разожжет аппетиты тети Люды и Игоря, и тогда под удар попадут все, кто им дорог.
Максим же, напротив, ушел в глухую оборону. Он почти не разговаривал, замыкался в себе, а по ночам ворочался, не в силах заснуть. Ирина видела, как он тайком рассматривает сайты с арендой жилья, и понимала: он морально готов был сдаться, лишь бы остановить этот кошмар.
Именно в этот момент, когда надежда почти угасла, раздался звонок на мобильный Ирины. Незнакомый женский голос, низкий и нервный, представился:
— Здравствуйте, Ирина. Меня зовут Ольга. Я бывшая жена Игоря Орлова. Мне нужно с вами встретиться.
Ирина насторожилась, сердце забилось чаще.
—По какому вопросу?
— По вопросу вашей квартиры и того, как эти люди, моя бывшая свекровь и экс-муж, творят беззаконие. Я знаю о вас от соседки Валентины Степановны. Я могу вам помочь. Но только лично.
Они договорились встретиться в маленьком уютном кафе в центре города, вдалеке от их районов. Ирина пришла раньше и с волнением ждала, гадая, что это за женщина и можно ли ей доверять.
Ольга оказалась худощавой блондинкой с уставшими глазами и постоянной легкой грустью в уголках губ. Она несла на себе отпечаток долгой и тяжелой борьбы.
— Спасибо, что пришли, — сказала она, садясь и оглядываясь по сторонам. — Я слежу за вашей историей. Валентина Степановна мне кое-что рассказывает. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я через это прошла.
— Через что именно? — осторожно спросила Ирина.
— Через их «методы работы». Людмила Петровна и Игорь — это сплав жадности, наглости и полного отсутствия совести. Они отняли у меня ребенка.
Ирина ахнула.
—Как отняли?
— Не физически. Через суд. Они с Людмилой Петровной сделали все, чтобы представить меня невменяемой, неспособной содержать сына. Игорь, тогда еще муж, накручивал алименты, которых я не могла платить из-за работы с ненормированным графиком, а его мамаша собирала «компромат» — ложные показания соседей, справки о моих якобы «депрессиях». Суд поверил им. Теперь мой сын живет с ними, а я вижу его два раза в месяц под присмотром органы опеки. Они отравили ему сознание против меня.
Ольга говорила ровно, но ее пальцы с такой силой сжимали салфетку, что костяшки побелели.
— Я ненавижу их, — прошептала она, и в ее глазах вспыхнул настоящий огонь. — Я готова сделать все, чтобы отомстить. И ваш процесс — мой шанс. Если вы докажете в суде, что они мошенники, что они подделывают документы и оказывают давление, я смогу пересмотреть решение по ребенку.
Ирина смотрела на нее и понимала, что перед ней не просто информатор, а такая же жертва, измотанная той же войной.
— Чем вы можете помочь? — спросила Ирина.
— Информацией. Игорь — болтун. Особенно когда выпьет. Однажды, это было еще до смерти вашего свекра, он хвастался мне, как ловко он «решает вопросы». Говорил, что у его дяди, Александра Петровича, есть старая расписка, где тот за что-то расписывается. Игорь сказал, что срисовал эту подпись для какой-то важной бумаги, а потом «почистил» компьютер дяди, чтобы не осталось следов.
Ирина едва сдержала возглас. Это было прямое подтверждение их догадок!
— Но это всего лишь мои слова против его, — продолжила Ольга. — А вот это… — она достала из сумки маленькую флешку и положила ее на стол, — это уже серьезнее.
— Что это?
— Аудиозапись. Полгода назад, когда я забирала сына у них, они устроили скандал из-за денег. Я случайно оставила включенным диктофон на телефоне. Они не знали, что я их записывала. Послушайте.
Ольга вставила флешку в свой телефон и включила запись. Голоса были немного приглушенными, но абсолютно узнаваемыми. Слышно было, как тетя Люда говорит раздраженно:
— Да он старый и дряхлый, Людк, не переживай. Подмахнет все, что угодно, лишь бы отстали. А если что, скажем, что был не в себе, таблетки глотал. Врач наш, Гусев, подтвердит, он нам должен.
Потом голос Игоря:
—Мам, да я уже все подготовил. Подпись перенес, бланк нашел. Главное — не нервничать. Нотариус наша, все пройдет как по маслу.
И снова тетя Люда:
—А Максим с той своей? Ну, выгонем. Не справятся. У них нервы не те. Мы их сломаем.
Запись закончилась. Ирина сидела, не в силах вымолвить ни слова. Это был джек-пот. Прямые улики, подтверждающие и подлог, и сговор, и умысел.
— Забирайте, — тихо сказала Ольга, протягивая флешку. — Используйте это в суде. Только, умоляю вас, будьте осторожны. Они узнают, что это я, — она сделала паузу и посмотдела прямо на Ирину, — они убьют меня. В прямом смысле. Игорь способен на все.
Ирина взяла флешку. Крошечный кусочек пластина и метала казался невероятно тяжелым. В нем была не только надежда на победу, но и огромная ответственность за судьбу этой женщины и ее ребенка.
— Спасибо вам, Ольга. Я все сделаю правильно. Обещаю.
Они распрощались. Выйдя на улицу, Ирина почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Но на этот раз это были слезы облегчения. Впервые за много месяцев у них в руках оказалось реальное оружие. И тихая, отчаявшаяся Ольга оказалась тем самым неожиданным союзником, который мог переломить ход всей войны.
Зал суда напоминал театр военных действий. С одной стороны, за столом сидели они с Максимом и Олег, сложив перед собой аккуратные папки с документами. Максим был бледен и сосредоточен, его взгляд был прикован к гербу на стене за судейским креслом, будто он искал в нем опору. Ирина, напротив, чувствовала странное спокойствие. Пусть они сделали все, что могли.
На противоположной стороне, с видом полных хозяев положения, восседали тетя Люда и Игорь. Их адвокат, дородный мужчина с самодовольным выражением лица, перешептывался с ними, изредка бросая на их сторону снисходительные взгляды. Людмила Петровна поймала взгляд Ирины и отвела его, подняв подбородок. Ее поза кричала: «Я здесь главная».
Вошел судья — суховатая женщина лет пятидесяти с внимательным, уставшим взглядом. Все встали. Началось.
— Слушается гражданское дело по иску Максима Орлова к Людмиле Орловой о признании завещания недействительным, — голос судьи был ровным и безэмоциональным.
Первым слово взял адвокат тети Люды. Он говорил громко и пафосно, живописуя образ одинокой пожилой женщины, которую единокровный брат захотел отблагодарить за верность и преданность.
— Уважаемый суд! Перед вами завещание, составленное в полном соответствии с законом! — он с пафосом потрясал синей папкой. — Воля наследодателя выражена ясно и недвусмысленно. А теперь сын, недовольный решением отца, пытается оспорить эту волю, выдвигая голословные и гнусные обвинения в адрес моей доверительницы, скорбящей сестры покойного!
Максим сжал кулаки под столом. Ирина тихо положила свою руку на его, успокаивая.
Затем настал их черед. Олег встал, поправил галстук и начал говорить спокойно, методично, без лишних эмоций.
— Уважаемый суд, мы не оспариваем сам факт наличия завещания. Мы оспариваем его законность, так как оно было составлено под давлением и является подложным. Мы представим суду неоспоримые доказательства этого.
Первым был заслушан графолог. Специалист с седыми бакенбардами, опираясь на выводы своего исследования, показал на увеличенных копиях подписей все различия: нажим, росчерк, наклон.
— Вывод однозначен, — сказал он. — Подпись на завещании не соответствует образцам подлинной подписи Александра Петровича Орлова. С высокой долей вероятности можно утверждать, что она выполнена другим лицом.
Адвокат тети Люды вскочил.
—Ваша честь! Все это субъективные домыслы! Почерк человека может меняться в зависимости от состояния!
— У меня есть вопросы к свидетелям, — парировал Олег.
Слово взяла Валентина Степановна. Она, нервничая, но четко, повторила историю про угрозу «подпишешь, или тебя одного найдут». Тетя Люда ядовито ухмыльнулась, а Игорь сдержанно выругался себе под нос.
Затем был врач Гусев. Он подтвердил, что в последние месяцы жизни Александр Петрович действительно принимал сильнодействующие препараты, мог быть не вполне адекватен и легко поддаваться влиянию.
Казалось, чаша весов начала склоняться на их сторону. Но адвокат противной стороны мастерски парировал, намекая, что соседка могла что-то перепутать, а врач — просто высказать общие предположения.
И вот настал ключевой момент. Олег взял паузу, посмотрел на судью, а затем на тетю Люду.
— Уважаемый суд, мы подошли к главному доказательству. Доказательству, которое не оставляет камня на камне от версии ответчика. Прошу приобщить к материалам дела аудиозапись и допустить ее в качестве доказательства.
По залу прошел шепот. Адвокат тети Люды взорвался.
—Протестую! Какая еще запись? Это провокация! Нарушение тайны личной жизни!
Судья, не меняя выражения лица, поинтересовалась, при каких обстоятельствах была сделана запись. Олег честно объяснил, что ее сделала бывшая жена Игоря Орлова, Ольга, случайно, во время семейного скандала, не ставя своей целью сбор доказательств.
— Ходатайство удовлетворяю. Прошу включить запись.
Когда из динамиков зазвучали знакомые Ирине голоса, по залу прошел шок. Голос тети Люды, жесткий и циничный: «Да он старый и дряхлый… Подмахнет все, что угодно, лишь бы отстали. А если что, скажем, что был не в себе, таблетки глотал».
Потом голос Игоря: «Мам, да я уже все подготовил. Подпись перенес…»
И снова тетя Люда: «А Максим с той своей?.. Выгонем. Не справятся. У них нервы не те. Мы их сломаем».
Когда запись закончилась, в зале повисла оглушительная тишина. Лицо Людмилы Петровны стало багровым. Она вскочила с места, теряя самообладание, ее пафос и надменность испарились, сменившись животной яростью.
— Это провокация! — закричала она, не обращаясь ни к кому конкретно. — Подлог! Они меня оклеветали! Это поддельная запись!
Судья хмуро посмотрел на нее.
—Гражданка Орлова, успокойтесь. У вас будут возможность предоставить свои возражения и, возможно, ходатайствовать о проведении экспертизы записи. Следующее заседание через две недели. Суд удаляется для вынесения решения.
Судья встала и вышла. Тетя Люда, тяжело дыша, уставилась на Ирину взглядом, полным такой ненависти, что по телу побежали мурашки. Игорь что-то шипел ей на ухо, пытаясь увести.
Ирина обернулась к Максиму. Он сидел, опустив голову, и его плечи слегка вздрагивали. Она поняла — он не плакал от горя. Он плакал от облегчения и от боли, услышав голос отца, которого так цинично предали. Они выиграли эту битву. Но до окончательной победы оставался последний, самый тяжелый шаг. Решение суда.
Две недели до следующего заседания стали самыми долгими в их жизни. Каждый день Ирина и Максим просыпались с одним и тем же вопросом: «А что, если?». Что если суд счел запись недостаточным доказательством? Что если адвокату тети Люды удалось найти лазейку? Что если формальная законность окажется выше очевидной справедливости?
Олег успокаивал их, говорил, что шансы на победу — девяносто процентов. Но эти проценты не давали покоя. Ирина ловила себя на том, что рассматривает объявления об аренде, а Максим, придя с работы, мог часами молча смотреть в окно. Они выиграли битву в зале суда, но война за их души и спокойствие продолжалась.
Наконец настал день оглашения решения. Они снова сидели в том же зале, на тех же местах. Напротив — тетя Люда и Игорь. Но теперь их бравада куда-то испарилась. Людмила Петровна сидела, судорожно сжимая сумочку на коленях, ее взгляд был устремлен в пустоту. Игорь, нахмуренный, отчаянно листал что-то в телефоне, пытаясь сохранить маску безразличия. Их адвокат выглядел озабоченным и деловым, но в его глазах читалась предрешенность.
Судья вошла и сразу же заняла свое место. Никаких предисловий.
— Объявляется решение по гражданскому делу по иску Максима Орлова к Людмиле Орловой о признании завещания недействительным, — ее голос, как всегда, был лишен эмоций, но в зале замерли все, даже воздух, казалось, перестал двигаться.
Ирина невольно схватилась за руку Максима. Его ладонь была холодной и влажной.
— Исследовав все представленные доказательства, заслушав стороны и свидетелей, суд приходит к следующему выводу, — судья методично, пункт за пунктом, стала излагать ход своих мыслей. Она говорила о заключении графологической экспертизы, о показаниях свидетеля Валентины Степановны, о медицинских заключениях врача Гусева. Каждое слово было гвоздем в крышку грена их надежд… или надежд тети Люды.
И вот судья перешла к аудиозаписи.
— Аудиозапись, представленная истцом, была получена без намерения сбора доказательств, в ходе частного семейного разговора, и потому является допустимым доказательством. Содержание данной записи однозначно указывает на наличие сговора между ответчиком Людмилой Орловой и ее сыном Игорем Орловым с целью подделки завещания и оказания давления на наследодателя. В записи также содержатся прямые угрозы в адрес законных наследников.
Тетя Люда резко дернулась, словно собираясь что-то сказать, но ее адвокат тихо, но жестко одернул ее, схватив за локоть.
— На основании изложенного, руководствуясь статьями 177 и 1131 Гражданского кодекса Российской Федерации, суд решил: завещание, составленное от имени Александра Петровича Орлова, признать недействительным. Вся наследственная масса, а именно квартира, расположенная по адресу…, переходит в единоличную собственность наследника по закону — Максима Александровича Орлова.
Ирина зажмурилась. Словно огромная, давившая на плечи гора, вдруг рассыпалась в прах. Она услышала резкий, сдавленный выдох Максима. Он дрожащей рукой провел по лицу, смахивая непрошеные слезы.
— Кроме того, — продолжила судья, и ее голос стал еще суше, — учитывая характер выявленных нарушений, материалы дела передаются в органы следствия для решения вопроса о возбуждении уголовного дела по факту подделки документов и мошенничества.
Игорь громко выругался, встал, с грохотом отодвинув стул, и бросился к выходу, не глядя ни на кого. Тетя Люда осталась сидеть. Она не двигалась, уставившись на судью стеклянным, ничего не выражающим взглядом. Ее раздувшееся от злости лицо теперь было просто старческим и жалким. Ее амбициозный план рухнул, обратившись в пыль, и принес с собой не квартиру, а реальную перспективу уголовного преследования.
Они вышли из здания суда на холодный, но солнечный зимний день. Свет бил в глаза, заставляя щуриться. Олег, улыбаясь, пожимал им руки, говорил что-то о дальнейших формальностях, но они почти не слышали.
Они молча доехали до дома, своего дома, и поднялись в свою квартиру. Максим первым переступил порог. Он медленно прошел по комнатам, его шаги гулко отдавались в пустоте. Он остановился в гостиной, на том самом месте, где когда-то стояло кресло его отца.
— Мы победили? — тихо, почти беззвучно, спросил он, глядя в пустоту.
Ирина подошла и обняла его сзади, прижавшись щекой к его спине. Она чувствовала, как напряжены его мышцы.
— Да, Макс, мы победили, — ответила она, и ее голос дрогнул. — Но какая это горькая победа.
Он развернулся и посмотрел на нее. В его глазах она увидела не радость, а бесконечную усталость и боль.
— Они отняли у нас последние месяцы с отцом. Они отравили все воспоминания об этом месте. Они украли у нас веру… в семью, в справедливость, в людей. Мы выиграли суд, Ира. Но проиграли все остальное.
Ирина кивнула, не в силах сдержать слезы. Она понимала его как никогда. Эта квартира теперь была для них не домом, а полем боя, где каждый угол напоминал о предательстве, о грязных словах, о пьяных криках в подъезде и о той фотографии в почтовом ящике.
Они стояли вдвоем посреди своей законной, выстраданной квартиры, и тишина вокруг них была не мирной, а звенящей, как после катастрофы. Они вернули свои стены, но чувствовали себя бесприютными. Они отстояли свое право, но потеряли что-то гораздо более важное — ту простую, безмятежную жизнь, что была у них до смерти Александра Петровича. И теперь им предстояло решить, смогут ли они когда-нибудь снова назвать это место домом.
