— Твои цветы дурацкие моим помидорам свет загораживали, вот я их и выбросила. Кому сдались твои петунии? Ой, прекрати! Они ж продаются везде, эти цветы дорогими быть не могут. Опять цену себе набиваешь?
***
Раньше Нина любила эту дорогу. Любила это предвкушение выходных: шашлыки, гамак, тишина и только они вдвоем с Валерой и сынишкой Тёмкой. Теперь же поездка на дачу — напоминала визит к стоматологу: надо, но хочется сбежать.
— Нин, ну ты чего опять насупилась? — Валера бросил на жену быстрый взгляд и снова уставился на дорогу. — Погода — во! Солнце светит. Мать сказала, окрошку сделала. Отдохнем.
Нина хмыкнула, не поворачивая головы.
— Отдохнем, как же. Валер, ты сам веришь в то, что говоришь? Какой отдых? Сейчас начнется: «Туда не ходи, это не трогай, грядку прополи, почему ребенок без панамки». Я к себе домой еду или в гости к строгой воспитательнице?
— Ну, мамка старая уже, ей внимание нужно, — привычно затянул свою песню муж. — Она же старается. Для нас старается. Сторожит там все, ухаживает. Приезжаем на все готовое.
— На готовое, — эхом отозвалась Нина. — На готовые скандалы мы приезжаем.
Она замолчала, чтобы не поругаться еще до прибытия. Смысла не было. Валера был непробиваем. Для него мама — это святое, а то, что «святое» уже три года оккупировало их дачу, купленную, между прочим, с огромной помощью родителей Нины, он предпочитал не замечать.
История была банальной до зубовного скрежета. Александра Андреевна, женщина властная и, как она сама считала, мудрая, совершила «благородный» поступок. Отдала свою трехкомнатную квартиру младшенькому, Павлику. Павлик только женился, ждал первенца, денег не было — классика. А себе мама решила купить домик в деревне.
«Буду на земле жить, курочек заведу, воздух свежий, и вам дача, и мне жилье», — пела она тогда соловьем.
Нина, наивная душа, уши развесила. А потом выяснилось: квартиру переписали, Павлик там ремонт затеял, а денег на домик для мамы… как бы и нет. Павлик обещал: «Мамуль, сейчас кредит возьму, сейчас ипотеку закрою, и купим тебе дворец». И вот уже три года «покупает». А Александра Андреевна «временно» переехала на дачу к старшему сыну. На дачу, которую Нина считала своим местом силы.
Машина остановилась у зеленых ворот. Тёмка, сидевший сзади, радостно завопил:
— Баба Шура! Приехали!
Нина вышла из машины, вдохнула запах нагретой травы и… жареной рыбы. Терпеть не могла этот запах в жару.
На крыльце уже стояла Александра Андреевна. В неизменном цветастом халате, руки в боки, взгляд — как у генерала, принимающего парад новобранцев.
— Ну наконец-то! — вместо приветствия выдала она. — Я уж думала, к ужину только явитесь. Пробки? Или опять спали до обеда?
— Мам, привет, — Валера полез обниматься. — Пробки, конечно. Пятница же.
— Здрасьте, Александра Андреевна, — выдавила Нина, доставая сумки из багажника.
Свекровь кивнула ей, как пустому месту, и сразу переключилась на внука:
— Темочка, иди к бабушке! Ох, худой-то какой! Мать совсем не кормит? Одними макаронами пичкает? Ничего, сейчас бабушка накормит.
Нина стиснула зубы. «Спокойно, — сказала она себе. — Только спокойно. Два дня. Пережить два дня».
Она зашла в дом и сразу наткнулась на перестановку. Ее любимый плетеный диванчик, который стоял у окна, был задвинут в темный угол, а на его месте громоздился старый комод, который свекровь притащила от какой-то соседки. На окнах вместо легких, воздушных занавесок, которые Нина выбирала месяц, висели тяжелые, пыльные шторы непонятного бурого цвета.
— Александра Андреевна! — крикнула Нина, не сдержавшись. — А где мои шторы?
Свекровь вошла следом, вытирая руки о передник.
— Сняла я их. Маркие больно. И от солнца не закрывают. Выцветет же все! Я вот свои повесила, надежные.
— Это мои шторы! Я их покупала! — голос Нины дрогнул. — Я хочу, чтобы здесь было светло!
— Светло ей… — проворчала свекровь. — А жару кто терпеть будет? Я тут живу, мне виднее, как хозяйство вести. Вам-то что? Приехали, поели и уехали. А мне пыль глотать.
— Мы не в гости приехали! — Нина почувствовала, как закипает. — Это наша дача! Мы ее строили, мы ее покупали!
— И что? — Александра Андреевна уперла руки в бока. — Попрекаешь? Мать на старости лет приютили и куском хлеба попрекаете? Я за вашим домом слежу, как за своим!
В комнату зашел Валера, таща пакеты с продуктами. Увидел напряженные позы женщин, сразу ссутулился.
— Девочки, ну вы чего? Только приехали же. Мам, ну правда, верни шторы, если Нине хочется. Нин, ну чего ты завелась из-за тряпок? Повесим потом обратно.
— Потом — это когда? — Нина посмотрела на мужа. — Когда рак на горе свистнет? Валер, я здесь себя чувствую, как в чужом сарае! Тут все не мое! Мои чашки убраны, мои полотенца спрятаны, даже цветы мои она пересадила!
— Потому что они не на месте росли! — вставила свекровь. — Там тень, они бы захирели. Я лучше знаю, я всю жизнь на земле!
— Это были тенелюбивые хосты! — чуть не плача выкрикнула Нина. — Их нельзя на солнце!
— Ой, всё! — махнула рукой Александра Андреевна. — Умные все стали, из интернета начитались. Идите есть, окрошка стынет. Хотя какая окрошка с такими нервами…
Она демонстративно развернулась и ушла на кухню, громко шаркая тапками. Валера подошел к жене, попытался обнять.
— Нин, ну потерпи. Ну ты же знаешь ее характер. Ну что я сделаю? Не выгоню же я ее на улицу.
— А почему на улицу, Валер? — Нина сбросила его руки. — У нее есть сын. Любимый Пашенька. Которому она квартиру царскую подарила. Почему она не у него живет? Почему мы должны терпеть?
— У Пашки там ремонт… Ребенок маленький…
— У нас тоже ребенок! И мы тоже хотим жить нормально! Валер, она здесь уже три года! Три! Это «временно» затянулось на вечность. Я так больше не могу. Либо мы решаем этот вопрос, либо я сюда больше ни ногой.
Валера тяжело вздохнул, почесал затылок.
— Ладно, поговорю я с ней. Потом. Давай поедим, а? Я с работы голодный как волк.
Ужин прошел в напряженной тишине. Свекровь поджимала губы и громко стучала ложкой. Тёма, чувствуя атмосферу, сидел тихо. Нина ковыряла окрошку, в которой было слишком много горчицы — как любила свекровь, и совсем не любила Нина.
— Валера, — вдруг начала Александра Андреевна сладким голосом. — Там забор покосился у бани. Надо бы поправить. И крыльцо скрипит. Ты бы завтра занялся. А то хозяина в доме не видно.
— Мам, я отдыхать приехал, — буркнул Валера. — Я всю неделю пахал.
— Отдыхать… — передразнила она. — Отдых — это смена деятельности. А то развалится все, пока вы в городе бока просиживаете.
— Мы не просиживаем, мы деньги зарабатываем! — не выдержала Нина. — Чтобы ипотеку платить и вам, между прочим, продукты возить!
— Ой, куском хлеба попрекнула! — тут же взвилась свекровь. — Да не нужно мне ваше пенное и колбаса ваша химическая! Я на своей картошке проживу! Валера, ты слышишь, как она с матерью разговаривает?
Валера молча встал, взял со стола початую бутылку кваса и вышел на крыльцо. Дверь за ним хлопнула.
— Довела мужика, — констатировала свекровь. — Пила ты, Нинка. Настоящая пила.
Нина встала из-за стола. Руки дрожали.
— Спасибо за ужин, Александра Андреевна.
Она вышла во двор. Вечер был теплым, стрекотали кузнечики, но красоты этого вечера Нина не чувствовала. Ей хотелось плакать.
Она нашла Валеру за баней. Он сидел на бревне и курил, хотя бросил полгода назад.
— Ты куришь? — спросила она.
— Да тут запьешь, не то что закуришь, — он сплюнул. — Нин, ну что мне делать? Ну скажи? Я же понимаю все. Но это мать. Куда я ее дену? Пашка трубку не берет, как только я про мать начинаю. «Денег нет, места нет, потерпите». Урод он, конечно, но…
— Валер, — Нина села рядом. — А давай продадим дачу?
Он посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Ты что? Столько сил вложено! Твои родители помогли…
— Вот именно. Мои родители помогли, чтобы мы отдыхали. А мы тут в аду живем. Моя мама уже обижается, говорит, что мы издеваемся. Она тоже хочет приехать, но не едет, потому что здесь Александра Андреевна царит. Продадим, купим другую. Поменьше, подальше. И маме твоей скажем: «Извини, дачи больше нет».
— И куда она пойдет? На вокзал? — Валера выбросил сигарету. — Не смогу я так, Нин. Совесть загрызет.
— А меня грызть не надо? — тихо спросила Нина. — Нашу семью грызть не надо?
Они посидели еще немного в тишине. Потом пошли спать. В доме было душно. Свекровь, конечно же, закрыла все форточки — «продует».
Утро началось с крика.
— Кто трогал мою рассаду?! — голос свекрови вибрировал на высоких нотах.
Нина, едва проснувшись, вышла на веранду.
— Что случилось?
— Мои помидоры! Я их на окне оставила, а теперь их нет! Кто взял? Тёмка?
— Мам, Тёмка спит еще, — вышел заспанный Валера.
— А где тогда? Не домовой же унес!
Нина посмотрела на подоконник. Пусто. Потом ее взгляд упал на мусорное ведро у крыльца. Из него торчали поломанные стебли.
— Александра Андреевна, — медленно сказала Нина. — Это не ваша рассада. Это мои цветы. Петунии. Я их вчера привезла и поставила на окно, чтобы утром высадить в кашпо.
— Цветы? — свекровь прищурилась. — А, эти… веники? Так я думала, это сорняк какой. Место только занимали. Я там свои перцы поставить хотела, им свет нужен.
Внутри у Нины что-то оборвалось. Щелкнуло, как перегоревшая лампочка. Эти петунии она выращивала с февраля. Досвечивала лампой, поливала, пикировала. Это была ее маленькая радость.
— Вы… выбросили мои цветы? — прошептала она. — Ради своих перцев?
— Да что ты трагедию строишь! — отмахнулась свекровь. — Купишь новые на рынке, копейки стоят. А перцы — это еда!
Нина повернулась к мужу. Она не кричала. Она говорила очень тихо, и от этого стало страшно даже Валере.
— Валера. Собирай вещи. Мы уезжаем.
— Нин, ну подожди…
— Я сказала — собирай. Прямо сейчас. Или я беру Тёму, вызываю такси и уезжаю одна. И подаю на развод. Потому что я не хочу жить с мужчиной, который позволяет вытирать ноги об его жену.
Валера посмотрел на побледневшее лицо жены, на торжествующе поджатые губы матери, на поломанные цветы в ведре. И вдруг его прорвало.
— Так, — сказал он громко. — Хватит.
Он достал телефон и набрал номер. Гудки шли долго.
— Алло, Паша? — голос Валеры звенел металлом. — Не занят? Отлично. Слушай меня внимательно, брат. Ты сейчас, вот прямо сейчас, ищешь варианты. Съемная квартира, комната в общаге, угол у тещи — мне плевать. Мама переезжает к тебе.
— …
— Мне плевать, что у тебя ремонт! — заорал Валера так, что с яблони вспорхнули птицы. — Ты квартиру получил? Получил. Мать на улице оставил? Оставил. Я три года терпел. Всё. Моя семья разваливается из-за твоей хитрожопости. Сегодня вечером я привезу маму к тебе. С вещами. Не откроешь дверь — я ее выломаю, Паша. И лицо тебе набью. Ты меня знаешь.
Он сбросил вызов. Тяжело дыша, повернулся к матери.
Александра Андреевна стояла, прижав руку ко рту. В ее глазах впервые за все время не было генеральской уверенности. Там был страх.
— Валера… Сынок… Ты что? К Паше? Там же Леночка, ребенок… Они меня не примут…
— А мы примем? — горько усмехнулся Валера. — Мам, ты не видишь, что творишь? Ты же нас с Ниной лбами сталкиваешь! Ты хозяйкой себя тут возомнила, а мы кто? Прислуга? Цветы выбросила… Это же Нинкины цветы! Она над ними дышала!
— Я не знала… Я думала… — свекровь вдруг ссутулилась, стала маленькой и жалкой. — Валера, не гони меня. Мне некуда идти. Пашка… он же сказал, что если я приду, Лена уйдет. Он меня не пустит. Он квартиру на тещу переписал уже, чтоб я не претендовала. Обманул он меня, Валера…
Она опустилась на ступеньку крыльца и заплакала. Горько, по-стариковски, размазывая слезы кулаком.
— Я же почему здесь командую… Я боюсь. Боюсь, что и вы меня выгоните. Думала, если буду полезной, если буду главной, то не выгоните. А я никому не нужна. Старая дура. Квартиру отдала, а теперь бомж.
В саду повисла тишина. Только всхлипывания Александры Андреевны нарушали ее.
Нина смотрела на свекровь. Злость, которая душила ее пять минут назад, куда-то испарилась. Осталась жалость. И понимание. Эта женщина не от хорошей жизни превратилась в монстра. Она просто защищалась. Как умела.
Нина подошла к мужу, взяла его за руку. Валера весь дрожал от напряжения.
— Валер, — тихо сказала она.
— Что?
— Не надо к Паше. Он ее действительно не пустит. Только унизим еще больше.
— А что делать? Опять терпеть?
— Нет. Терпеть не будем.
Нина присела рядом со свекровью. Достала из кармана платок, протянула ей.
— Александра Андреевна, вытрите слезы.
Свекровь послушно взяла платок.
— Прости меня, Ниночка. Я со зла. Характер у меня… собачий.
— Характер и правда не сахар, — согласилась Нина. — Но давайте решать. Жить так дальше мы не можем. Это наша дача, и правила здесь будут наши. Мои цветы, мои шторы, мой порядок. Вы здесь — гость. Постоянный, но гость. Согласны?
Александра Андреевна кивнула, шмыгая носом.
— Согласна.
— Но жить вам и правда негде, — продолжила Нина. — Валера, помнишь, в соседнем поселке, в Петровке, продавали домик? Маленький такой, с печкой, но ухоженный. И участок там хороший, земля чернозем.
— Ну, помню, — нахмурился Валера. — Там бабка померла, дети продавали недорого.
— Насколько недорого?
— Ну, тысяч за пятьсот можно сторговаться. Там газа нет, только свет и вода.
— У нас есть отложенные. На машину новую копили.
Валера посмотрел на жену с изумлением.
— Нин, ты серьезно? Машину…
— Машина подождет. «Форд» еще побегает. А семья не подождет. Купим этот домик. Оформим на тебя, Валера, чтобы Паша опять лапу не наложил. И пусть мама там живет. Это рядом, двадцать минут на машине. Будем помогать, продукты возить. Но хозяйкой она будет там. Свои шторы, свои перцы, свои порядки.
Александра Андреевна подняла заплаканные глаза. В них затеплилась надежда.
— Свой домик? И огород?
— И огород, — улыбнулась Нина. — Хоть весь картошкой засадите.
— А курочек можно?
— Хоть страусов. Лишь бы вы были счастливы и нас не трогали.
Свекровь вдруг схватила руку Нины и прижалась к ней щекой.
— Ниночка… Ты святая. А я… я ведь тебе жизни не давала. Прости меня, дуру старую.
— Ладно уж, — Нина неловко погладила ее по седым волосам. — Кто старое помянет… Но цветы мне новые купите.
— Куплю! Самые лучшие куплю! И рассаду свою отдам, у меня там такие сорта…
Валера стоял и смотрел на своих женщин. Он не верил своим глазам. Пять минут назад он был готов убить брата и выгнать мать, а теперь… Теперь все решалось.
Он подошел, обнял их обеих за плечи.
— Ну вы даете… Мои девчонки.
— Поехали, — скомандовала Нина, вставая. — Смотреть дом. Пока не купили.
— Прямо сейчас? — удивился Валера.
— А чего тянуть? Суббота, день рабочий. И заодно на рынок заедем. За петуниями.
…Через месяц они сидели на веранде того самого домика в Петровке. Он был маленький, беленый известью, с синими ставнями. Пахло чабрецом и свежезаваренным чаем.
Александра Андреевна, счастливая, в новом фартуке, ставила на стол пироги.
— Ешьте, ешьте! С малиной, сама собирала. Нин, а я там шторки повесила, в горошек. Зайдешь заценишь?
— Зайду, Александра Андреевна. Обязательно.
Валера подмигнул жене и откусил пирог.
— Вкусно, мам.
— А то! — гордо ответила мать. — У себя дома и стены помогают готовить.
Нина смотрела на них и улыбалась. Денег на машину не было, зато был покой. И, кажется, это было лучшее вложение капитала в их жизни. Телефон пискнул — пришло сообщение от мамы Нины: «Доча, мы на следующие выходные приедем? Папа шашлык хочет».
Нина быстро набрала ответ: «Приезжайте. Ждем. У нас теперь тихо и места много».
И это была чистая правда.
