Чайная ложка со звоном ударилась о блюдце, нарушив тишину, которая висела на кухне густым, тяжелым туманом. Я смотрела в окно, где осенний дождь настойчиво барабанил по стеклу, пытаясь смыть серую московскую тоску. Напротив сидел Олег, мой муж. Он не пил чай, он гипнотизировал чашку взглядом, и я чувствовала, как внутри него закипает раздражение.
— Лен, ну ты же не зверь, — начал он в сотый раз, стараясь говорить мягко, но в голосе прорывались визгливые нотки. — Тётка Тамара меня всё детство на руках носила. Когда отец ушёл, она матери помогала, картошку мешками нам возила. А теперь ей помощь нужна.
— Олег, я не против помощи, — я повернулась к нему, стараясь сохранять ледяное спокойствие, хотя внутри всё дрожало. — Я могу помочь деньгами. Могу найти риелтора. Но прописывать в свою квартиру, даже временно, двух взрослых людей, которых я видела один раз на нашей свадьбе семь лет назад? Нет.
— Да что тебе эта прописка?! — взорвался он, вскакивая со стула. Стул неприятно скрипнул по паркету. — Это просто штамп! Бумажка! Им нужно для работы. Виталик — парень рукастый, ему на стройку устроиться надо официально, там без регистрации никак. А тетка Тамара просто рядом побудет, борщи нам варить станет. На пару месяцев! Пока не встанут на ноги и не снимут жильё.
Я медленно вдохнула. Квартира была моей. Двушка в хорошем районе, доставшаяся мне потом и кровью: часть денег оставили бабушка с дедушкой, остальное я выплачивала в ипотеку пять лет, питаясь одной гречкой, еще до встречи с Олегом. Это была моя крепость, моя зона безопасности.
— «Пару месяцев», Олег, часто растягиваются на годы, — отчеканила я. — Ты знаешь закон. Выписать человека «в никуда» сейчас сложно, особенно если они начнут давить на жалость или, не дай бог, заболеют. И потом, мы с тобой планировали ребёнка. Куда мы их поселим? В будущую детскую?
Олег посмотрел на меня так, словно я только что призналась в убийстве котёнка.
— Ты меркантильная, — выплюнул он. — У тебя калькулятор вместо сердца. Это моя родня! Кровь! А ты ведешь себя как… как чужая.
Он вышел из кухни, громко хлопнув дверью. Через секунду я услышала, как он в спальне кому-то звонит. Голос его стал заискивающим и виноватым: «Да, тёть Тамар… Да я понимаю… Ленка просто… Ну, характер такой. Я дожму, не переживай. Приезжайте, что-нибудь придумаем».
Меня охватил озноб. «Дожму». Вот так он говорил о собственной жене.
Следующие три дня превратились в ад. Олег выбрал тактику холодной войны. Он спал на диване в гостиной, демонстративно не ел то, что я готовила, и разговаривал со мной только односложными фразами. Но самое страшное было не это. Началась телефонная атака.
Сначала позвонила свекровь, Анна Петровна. Обычно спокойная женщина, она вдруг начала рыдать в трубку:
— Леночка, ну как же так? Тамарка там в деревне загибается, работы нет, дом разваливается. Виталик спиться может от безделья. Ты же спасаешь их, буквально спасаешь! Не бери грех на душу.
Потом позвонила сама тётка Тамара. Её голос был громким, напористым, с характерным деревенским говором, который словно заполнял собой всё пространство даже через телефонную сеть.
— Лена! Здравствуй, дорогая! Мы тут уже чемоданы пакуем. Сальца тебе везу домашнего, огурчиков! Ты Олeжку не слушай, он у нас мягкий, а я женщина простая. Мы тебя не стесним! Я и полы помою, и постираю. Мы же свои люди!
— Тамара Васильевна, — твердо сказала я, перебивая поток обещаний. — Я своего решения не меняла. Жить у нас нельзя.
В трубке повисла тишина. Тяжелая, злая тишина.
— Гляди-ка, какая цаца, — голос изменился мгновенно, став низким и грубым. — Квартирой городской разжилась и нос воротишь? Смотри, девка, земля круглая. Муж — он ведь и уйти может, если жена гнилая.
Она бросила трубку.
Вечером Олег пришел домой с запахом алкоголя. Это было редкостью. Он швырнул ключи на тумбочку и, не разуваясь, прошел в кухню.
— Они приезжают послезавтра, — заявил он, глядя мне в глаза с вызовом. — Билеты куплены. Если ты не пустишь их на порог, я уйду с ними. Снимем хостел, буду жить там, пока не найдем квартиру. Но домой я не вернусь.
Это был ультиматум. Я смотрела на человека, которого любила, и не узнавала его. Неужели эти люди, которых он толком не знал, были ему дороже нашего брака? Или это было уязвленное мужское самолюбие?
— Олег, — тихо сказала я. — Ты сейчас манипулируешь мной. Ты готов разрушить семью ради каприза тетки?
— Это не каприз! Это семья! — заорал он. — А вот ты мне, видимо, не семья, раз в такой мелочи отказываешь!
Той ночью я почти не спала. Я думала о том, что, возможно, я действительно слишком жестка? Может, стоит уступить? Ну, поживут месяц, найдут работу, снимут комнату. В конце концов, Виталик — здоровый лоб, должен заработать.
Но какая-то интуиция, липкое предчувствие беды, скреблось на душе. Что-то было не так в этой спешке. Почему именно сейчас? Почему так агрессивно? И почему они продали свой дом в деревне (об этом проговорилась свекровь), если едут «просто на заработки»? Если у них есть деньги с продажи дома, почему не снять жильё сразу?
Под утро, когда серый рассвет только начал просачиваться сквозь шторы, я приняла решение. Я не сдамся. Но мне нужно было понять, с кем я воюю.
Я вспомнила про Марину, старшую сестру Олега. Она жила в соседнем городе, в трёх часах езды на электричке. Марина всегда была рассудительной, немного замкнутой, но ко мне относилась хорошо. Странно, но она не звонила уже месяца три, даже с днём рождения меня не поздравила, что было на неё не похоже.
«Надо позвонить Марине», — подумала я, проваливаясь в беспокойный сон. Я еще не знала, что этот звонок перевернет мою жизнь.
На следующий день, в субботу, Олег с утра демонстративно начал собирать сумку. Он кидал рубашки как попало, громко хлопал дверцами шкафа.
— Я встречаю их завтра на вокзале, — бросил он мне. — И мы едем в гостиницу. Дешевую, с клопами, наверное. Пусть твоя совесть тебя сожрёт.
Я молчала, сидя с ноутбуком на кухне. Как только за ним захлопнулась входная дверь, я набрала номер Марины.
«Абонент временно недоступен».
Странно. Марина работала бухгалтером, телефон был её рабочим инструментом. Я попробовала набрать через мессенджеры — сообщения не доставлены. Последний раз она была онлайн два месяца назад.
Тревога из смутного ощущения превратилась в отчетливый ком в горле. Я набрала свекрови.
— Анна Петровна, а как там Марина? Я дозвониться не могу.
Голос свекрови дрогнул, или мне показалось?
— Ой, Леночка, да у неё работы много. Она… она в командировку уехала. На севера. Там связи нет почти.
— В какую командировку? Она же в частной фирме работает, они дальше области не выезжают.
— Ну, поменяла работу, наверное! Что ты допрос устраиваешь? Лучше бы о муже подумала! — свекровь поспешно свернула разговор.
Ложь. Я чувствовала её физически. Анна Петровна врала неумело.
Я посмотрела на часы. Десять утра. Если я выеду сейчас, то к обеду буду в Туле, где жила Марина. У неё была отличная «трёшка» в центре, доставшаяся от первого мужа при разводе.
Я быстро оделась, схватила ключи от машины и выбежала из дома. Всю дорогу меня не покидало ощущение погони, хотя дорога была пустой.
Подъехав к дому Марины, я удивилась. Окна её квартиры на третьем этаже были плотно зашторены, хотя Марина обожала комнатные цветы и свет. На подоконниках обычно стояли орхидеи, сейчас там было пусто.
Я поднялась и позвонила в дверь. Тишина. Позвонила еще раз, настойчивее.
Дверь открылась, но на пороге стояла не Марина. Это был грузный мужчина в майке-алкоголичке, с недовольным, помятым лицом.
— Чего надо?
— Здравствуйте, а Марина здесь живет?
— Какая Марина? Нет тут никакой Марины. Я тут живу.
— Как давно? — я уперлась рукой в косяк, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Месяца два уже. Купил я эту хату. Всё, дамочка, не мешайте отдыхать.
Он попытался закрыть дверь, но я успела вставить ногу.
— Подождите! У кого купили? Кто продавец был?
Мужик нахмурился.
— У бабки какой-то и парня молодого. По доверенности продавали, хозяйка, мол, больна, деньги на лечение нужны. Документы чистые, я проверял. Фамилия… Кажется, Смирновы. Или Сидоровы… Нет, погоди. Покупал у Тамары Васильевны, точно. Фамилия у неё еще такая… Зычная.
— Громова? — прошептала я фамилию тётки Олега.
— Во, точно! Громова. Всё, иди отсюда.
Дверь захлопнулась. Я стояла на грязной лестничной клетке, и меня трясло. Громова. Тётка Тамара. Продала квартиру Марины по доверенности.
Где же сама Марина?
Я выбежала на улицу и начала обзванивать больницы Тулы. В третьей по счету мне повезло.
— Поступала такая, — равнодушно ответила регистраторша. — Смирнова Марина Викторовна. Два месяца назад. Инсульт, потом реабилитация. Сейчас переведена в социальный приют, так как жилья нет, а родственники отказались забирать.
— Адрес! — закричала я в трубку. — Дайте адрес приюта!
Через сорок минут я входила в обшарпанное здание на окраине города. Запах хлорки и безнадежности ударил в нос. Марину я нашла в палате на шесть человек. Она сидела на кровати, глядя в стену. Она сильно похудела, правая сторона лица немного обвисла, но взгляд был осмысленным.
Увидев меня, она заплакала. Тихо, беззвучно.
— Лена… — прошелестела она. Речь была немного затруднена, но понятна.
— Марина, что случилось? Где твоя квартира? Где тётка Тамара?
Она схватила меня за руку здоровой левой рукой, хватка была железной.
— Лена, спасайся. Не пускай их.
— Расскажи всё.
— Они приехали… так же, как к вам собирались. «Мариночка, поживем недельку, Виталику работу найдем». Я пустила. Родня же. — Марина сглотнула, в глазах плескался ужас. — Сначала всё было хорошо. Потом начали просить деньги. Потом Виталик начал пить и водить друзей. Я пыталась их выгнать. А потом… Тётка Тамара начала давать мне какие-то таблетки, «витамины» от усталости. Я стала спать сутками. Соображала туго. Однажды проснулась — передо мной нотариус, какой-то их знакомый. Сказали, надо подписать бумагу, чтобы Виталика временно зарегистрировать для полиции. Я подписала… А оказалось — генеральная доверенность.
Марина зарыдала, закрывая лицо руками.
— Потом у меня случился удар. Врач сказал — передозировка какими-то психотропными. Пока я была в реанимации, они квартиру продали. Быстро, за полцены. А меня… меня просто выписали в никуда. Мать знает, Лена. Мать знает! Тамара ей сказала, что я сошла с ума и квартиру пропила, а они меня в «санаторий» устроили.
Я сидела, оглушенная. Это была не просто наглость. Это была уголовщина. Группа «черных риелторов» в лице родной тетки и её сыночка. И теперь эти хищники ехали ко мне.
— Лена, — Марина посмотрела на меня умоляюще. — У Олега они пропишутся. Если ты их пустишь, они сделают то же самое. У них схема отработана. Они меня не убили только потому, что испугались шумихи, решили, что овощем я безопаснее.
Я поднялась. Ярость, холодная и расчетливая, вытеснила страх.
— Собирайся, Марина. Я тебя забираю.
— Куда? К Олегу? Он не поверит. Тамара ему пела в уши годами.
— Мы поедем домой. И устроим им встречу, которую они никогда не забудут.
Мы ехали обратно в Москву молча. Марина спала на заднем сиденье, укрытая моим пледом. Я гнала машину, превышая скорость. Мне нужно было успеть до приезда поезда. Завтра утром они будут в Москве.
Олег думает, что я враг? Хорошо. Завтра он увидит, кто настоящий враг.
Я вернулась домой глубокой ночью. Олега не было — он сдержал слово и, видимо, ночевал у друга или в гостинице. Это было мне на руку. Я уложила Марину в нашей спальне, строго-настрого запретив ей выходить и включать свет, пока я не скажу.
Утром я позвонила Олегу.
— Приезжай, — сказала я сухо.
— Ты передумала? — в его голосе звучала надежда и торжество. — Поняла, что была неправа?
— Приезжай. И вези их сюда. Я хочу поговорить со всеми сразу.
Он приехал через час. Сияющий, как медный таз. За ним в квартиру ввалилась шумная процессия. Тётка Тамара — грузная женщина с цепкими, бегающими глазками, одетая в пестрое пальто. И Виталик — здоровенный детина с туповатым лицом и наколками на пальцах.
— Ну вот, Леночка! — заголосила Тамара, даже не разуваясь, проходя в гостиную. — Одумалась, слава богу! А то мы уж думали, придется нам на вокзале ночевать. Родня должна держаться вместе! Какая квартирка у вас… светлая! — её глаза хищно обежали комнату, оценивая мебель, технику, вид из окна. — Виталька, глянь, какой телевизор!
Виталик ухмыльнулся, бросив грязную сумку прямо на мой бежевый ковер.
— Норм хата. Поместимся. Я чур на диване сплю.
Олег стоял рядом, гордый собой.
— Видишь, Лен, всё нормально. Сейчас чайку попьем, обсудим планы…
Я стояла посреди комнаты, скрестив руки на груди.
— Чая не будет, — громко сказала я. — И планов тоже.
Тамара замерла. Её улыбка медленно сползла, обнажая желтые зубы.
— Это еще что за новости? Олежа, твоя жена опять начинает?
— Я хочу задать один вопрос, — я посмотрела прямо в глаза Тамаре. — Где сейчас Марина?
В комнате повисла тишина. Олег нахмурился.
— Причем тут Марина? Она на севере, работает. Мать же говорила.
— Да, Тамара Васильевна? — я не сводила глаз с тетки. — На севере?
Тамара Васильевна побледнела, но тут же взяла себя в руки. Опытная актриса.
— Конечно! Звонила недавно, довольная, денег заработала. А ты чего интересуешься? Завидуешь?
— Интересуюсь, потому что вчера я была в Туле. В квартире Марины живет посторонний мужик, который купил её у вас, Тамара Васильевна. По доверенности.
Лицо Олега вытянулось.
— Лен, ты что несешь? Какой мужик?
— А саму Марину, — продолжила я, повышая голос, — я нашла в приюте для бездомных. После инсульта. Вызванного психотропными препаратами, которыми её травила «любимая тётушка».
— Ты врешь! — взвизгнула Тамара. — Сумасшедшая! Олежа, она нас оклеветать хочет, чтобы выгнать! Виталик, скажи ей!
Виталик шагнул ко мне, сжимая кулаки.
— Слышь, ты, рот закрой…
— Выходи, — крикнула я.
Дверь спальни открылась. На пороге стояла Марина. Она опиралась на трость, которую мы купили по дороге, её лицо было бледным, но решительным.
Эффект был подобен взрыву бомбы. Тамара отшатнулась, врезавшись спиной в шкаф. Виталик застыл с открытым ртом. А Олег… Олег стал белым, как полотно. Он переводил взгляд с сестры на тетку и обратно, и в его глазах рушился мир.
— Привет, тётя, — хрипло сказала Марина. — Привет, Виталик. Как деньги? Потратили уже? Или на новую аферу копите?
— Ма… Марина? — прошептал Олег. — Ты же… Ты же в командировке…
— Они меня выкинули, Олег, — Марина заплакала, но теперь это были слезы облегчения. — Они заставили меня подписать бумаги, когда я была под таблетками. Они забрали всё.
Олег медленно повернулся к Тамаре. В его взгляде больше не было той мягкости, за которую я его любила. Там была ярость раненого зверя.
— Это правда? — спросил он тихо, но так страшно, что у меня мурашки побежали по коже.
Тамара поняла, что игра проиграна. Маска добродушной деревенской тетки слетела окончательно.
— Да вы нам обязаны! — заорала она, брызгая слюной. — Твой отец нам жизнь сломал, когда уехал в город! Мы в навозе ковырялись, пока вы тут жировали! Марина дура, ей квартира не нужна была, она одинокая! А Виталику семью строить надо! Мы просто взяли своё!
— Вон, — сказал Олег.
— Что? — Тамара уперла руки в бока. — Да никуда мы не пойдем! Мы уже вещи занесли! Попробуй выгони, я полицию вызову, скажу, что вы меня избили! Я инвалид!
Я достала телефон.
— Полицию вызывать не надо, Тамара Васильевна. Я уже вызвала. Следователь из Тулы очень заинтересовался моим вчерашним заявлением. И копиями медицинских карт Марины. Они будут здесь через пять минут. Статья 159 УК РФ, мошенничество в особо крупных, плюс причинение тяжкого вреда здоровью. Вам лет десять светит. Каждому.
При слове «полиция» Виталик первым схватил свою сумку.
— Мам, валим. Если менты приедут, нам хана. У меня условка висит, ты забыла?
— Стоять! — рявкнула Тамара, но страх в её глазах уже победил жадность. Она метнула на меня взгляд, полный чистой ненависти. — Будьте вы прокляты. Сдохнете одни, никто стакан воды не подаст.
Они вылетели из квартиры быстрее пули, сшибая углы. Я слышала, как грохочут их шаги по лестнице — лифта они ждать не стали.
В квартире стало тихо. Только Марина тихо плакала, сидя на диване.
Олег стоял посреди комнаты, опустив руки. Он выглядел постаревшим на десять лет. Он подошел к сестре, упал перед ней на колени и уткнулся лбом ей в ладони. Его плечи тряслись.
— Прости меня… Прости… Я такой идиот…
Я вышла на кухню, чтобы дать им побыть вдвоем. Меня тоже трясло — отходняк после адреналина. Я включила чайник. Тот самый, звук которого три дня назад начал эту войну.
Через полчаса Олег вошел на кухню. Глаза у него были красные.
— Лена…
— Не надо, — я подняла руку. — Не сейчас. Сейчас нам надо думать, как вернуть квартиру Марины. Сделку можно оспорить, раз она была под препаратами. Будет суд, будет грязь. Твоя мать… она ведь знала?
Олег кивнул, глядя в пол.
— Знала. Тамара ей часть денег дала. На ремонт дома.
Я вздохнула. Это было предательство, которое невозможно простить. Но мы справимся.
— Марина пока поживет у нас. В детской.
— Спасибо, — голос Олега сорвался. — Лен, спасибо тебе. Если бы ты не уперлась… Если бы ты их прописала…
— Если бы я их прописала, мы бы сейчас жили на улице. Или в могиле.
Я подошла к окну. Дождь кончился. Сквозь тучи пробивалось бледное, холодное солнце. Мы выстояли. Мы потеряли часть иллюзий о «дружной семье», но сохранили главное — себя и свой дом. А родственники… что ж, говорят, друзей мы выбираем сами, а родню нам дает Бог. Видимо, иногда — в качестве испытания на прочность. И мы этот экзамен сдали.
