— Отвечай, куда дела четыреста тысяч с карты?!
Сергей орал так, что у Елены заложило уши. Он размахивал телефоном перед её лицом, тыкал пальцем в экран. Лицо красное, вены на шее вздулись.
— Ты что, оглохла? Где деньги?
Она попыталась открыть рот, но он не дал.
— Мама видела выписку. Ты сняла всё. До копейки. Объясни, на какого любовника ты их потратила?
Из коридора послышался протяжный стон. Анна Ивановна. Свекровь, которая полгода лежала пластом, потому что «ноги отказали». Хотя врачи разводили руками.
— Сереженька, не кричи так, — голос жалобный, надломленный. — У меня сердце не выдержит.
Сергей обернулся, но через секунду снова впился взглядом в жену.
— Мать говорит, ты воровка. И я ей верю.
Елена медленно опустилась на табуретку. Руки дрожали, но голос держала ровным.
— Я воровка?
— А кто? Я в гараже с утра до ночи вкалываю, а ты тут деньги спускаешь. На шмотки свои, на салоны, на шушеру всякую.
Она посмотрела на него. На этого человека, с которым восемь лет. Который сейчас смотрел на неё как на врага.
— Ты закончил?
— Нет, не закончил! Я хочу знать, куда ты дела наши деньги!
— Наши? — Елена усмехнулась. — Или твои?
Сергей замолчал на секунду.
— Не умничай. Отвечай по делу.
— Три недели назад, — начала она тихо, — ты пришёл поздно. Сказал, что пришли счета. За налоги. За ремонт. Плюс долг твоему Михалычу. Помнишь?
Он нахмурился.
— И что?
— Ты сказал: «Сними деньги, разберись с этим». И ещё сказал: «Только маме не говори. Она начнёт переживать».
Сергей молчал. Лицо чуть побледнело.
— Я всё оплатила. Всё, что ты просил. Чеки в шкафу, в папке. Хочешь посмотреть?
Он стоял, не двигаясь.
— Покажи, — буркнул наконец.
Елена встала, прошла в комнату. Достала папку. Вернулась. Бросила на стол перед ним.
Сергей листал бумаги молча. Слишком долго.
— Всё здесь, — сказала Елена. — Налоги. Ремонт. Михалычу. Ты сам просил. Или уже забыл?
Он не поднимал глаз.
— Я… я не помню, чтобы просил снять столько.
— Ты просил разобраться. Я разобралась.
— Но мама сказала…
— Твоя мама много чего говорит. — Елена перебила его. — И ты ей веришь больше, чем мне.
Из коридора снова:
— Сереженька!
Он не обернулся. Стоял, глядя на чеки.
— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала Елена. — Минуту.
Она вышла из кухни. Взяла планшет. Руки тряслись так, что еле удержала. Она знала — дальше будет только хуже. Или лучше. Третьего не дано.
Вернулась. Положила планшет на стол. Включила видео.
— Смотри.
Сергей уставился на экран. Сначала не понял, что видит. Комната матери. Пустая кровать. Потом в кадр вошла она.
Анна Ивановна шла ровно, без всякой хромоты. Бодро, даже легко. Подошла к шкафу, распахнула дверцу. Начала рыться.
— Что это? — голос Сергея был глухим.
— Это твоя мама. Неделю назад. — Елена перемотала дальше. — Смотри внимательно.
На экране Анна Ивановна доставала из шкафа сумку Елены. Раскрыла, вытащила папку с документами. Разглядывала квитанции, водила пальцем по цифрам. Потом достала телефон, сфотографировала.
— Она же ходит, — прошептал Сергей.
— Каждый день ходит. Как только ты уходишь.
Видео продолжалось. Анна Ивановна села на кровать, набрала номер. Елена сделала громче.
— Сережа? — голос свекрови звучал бодро, без всякой слабости. — Слушай, я тут случайно наткнулась на выписку. Елена сняла все деньги с карты. Всё до копейки. Ты понимаешь, что она творит? Она тебя обворовывает. Ты должен с ней разобраться. Иначе она вообще на шею сядет.
Сергей побледнел. Смотрел на экран, не моргая.
— Мама…
— Я поставила камеру три недели назад. — Елена остановила запись. — Когда нашла в твоей комнате свою косметичку. Она рылась в моих вещах, пока ты на работе. Искала что-нибудь компрометирующее. Деньги, чеки, переписки. Что угодно, чтобы тебя настроить против меня.
Он медленно опустился на стул. Положил телефон на стол.
— Зачем?
— Чтобы ты меня выгнал. Чтобы мы развелись. И чтобы она осталась с тобой одна.
Из коридора:
— Сереженька, мне правда плохо!
Сергей не пошёл. Впервые за полгода.
— Помнишь, как мы собирались в отпуск? — Елена села напротив. — Первый раз за три года. Билеты купили. И за два дня до вылета она упала. Прямо в коридоре. Скорая, больница, обследования.
Он кивнул.
— Врачи ничего не нашли.
— Потому что ничего не было. Она упала специально. Чтобы мы никуда не поехали. Чтобы ты остался с ней. И ты остался. Билеты сгорели, а она стала «лежачей».
Сергей закрыл лицо руками.
— А сегодня она решила добить меня окончательно, — продолжила Елена. — Обвинить в краже. Ты бы меня выгнал. И она бы победила.
Он молчал. Из коридора голос стал громче, требовательнее:
— Сережа! Ты меня слышишь?!
— Иди к ней, — сказала Елена. — Покажи ей запись.
Сергей встал. Взял планшет. Шагнул к двери и замер.
— А ты?
— Я буду здесь. Это твой выбор. Кому верить. Мне или ей.
Елена слышала всё. Как он открыл дверь. Как свекровь ахнула:
— Наконец-то! Мне так плохо, что сил нет!
Потом тишина. Потом голос Сергея:
— Вставай.
— Что? Я не могу, у меня ноги…
— Вставай, мам. Я знаю, что можешь.
— О чём ты?
Звук видео. Голос Анны Ивановны с записи: «Она тебя обворовывает. Ты должен с ней разобраться».
Тишина. Долгая. Потом крик:
— Откуда у тебя это?! Она подстроила! Она меня снимала тайно!
— И правильно сделала. Ты врала мне полгода.
— Я не врала! Я действительно не могу ходить!
— На видео ты ходишь прекрасно. Даже бегаешь.
— Это монтаж! Она всё смонтировала, чтобы тебя настроить против меня!
— Хватит, мам.
— Я твоя мать! — голос Анны Ивановны стал пронзительным. — Я родила тебя! Растила одна! А ты выбираешь эту…
— Стоп. — Сергей перебил её жёстко. — Ещё одно слово — и я вообще с тобой разговаривать не буду.
Тишина.
— Ты переезжаешь к тёте Вале. Завтра утром.
— Что?! — Анна Ивановна взвизгнула. — Ты сошёл с ума?!
— Я не хочу, чтобы ты жила с нами. Не после того, что ты сделала.
— Сережа, я же для тебя старалась! Я видела, как она тебя использует!
— Ты пыталась нас развести. Врала, манипулировала, копалась в чужих вещах. Собирай вещи. Завтра в восемь утра едешь.
— Я никуда не поеду!
— Поедешь. Или я тебя сам отвезу. Выбирай.
Звук шагов. Дверь распахнулась, и в кухню ворвалась Анна Ивановна. Без палочки, без опоры. Шла прямо, быстро. Лицо перекошено от злости.
— Ты довольна?! — Она ткнула пальцем в Елену. — Ты добилась своего!
Елена посмотрела на неё спокойно.
— Я ничего не добивалась. Вы сами всё сделали.
— Я боролась за своего сына! За то, чтобы его не обманули!
— Вы боролись за власть. Чтобы он был только вашим.
Анна Ивановна шагнула ближе. Глаза блестели.
— Ты думала, я просто так отдам его какой-то чужой бабе? Ты ещё не знаешь, на что я способна!
— Знаю. Видела на записи.
Свекровь метнулась к Сергею, схватила его за рукав.
— Сереженька, не слушай её! Она врёт! Я правда больна! Просто сегодня мне чуть лучше стало!
Он отстранил её руку.
— Мам, на видео ты ходишь три недели подряд. Каждый день. Это не «чуть лучше». Это обман.
— Я не хотела тебя расстраивать!
— Ты хотела избавиться от Елены. Признайся хотя бы сейчас.
Анна Ивановна замолчала. Потом выпрямилась. Голос стал холодным:
— Ну и что с того? Она тебе не пара. Я найду тебе другую. Нормальную. Послушную.
Сергей отшатнулся.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно. Она чужая. А я — родная кровь. И ты должен выбрать меня.
Он покачал головой.
— Я уже выбрал. Собирай вещи.
Анна Ивановна развернулась и ушла. Хлопнула дверь так, что задребезжали стёкла.
Утром Сергей отвёз мать в деревню. Вернулся через шесть часов. Молчаливый, серый.
— Она всю дорогу кричала, — сказал он, садясь за стол. — Что я предатель. Что выбрал чужую женщину вместо родной матери.
Елена мыла посуду. Не обернулась.
— И что ты ответил?
— Ничего. Молчал.
Она положила тарелку в сушилку.
— Тётя Валя её приняла?
— Приняла. Сказала, что заставит работать в огороде. Что лежать там никто не позволит. — Сергей потёр лицо ладонями. — Мама пыталась разыграть спектакль. Упала на крыльце, застонала. Тётя Валя посмотрела на неё и сказала: «Вставай, Аня. Я тебя сорок лет знаю. Не на ту нарвалась».
Елена почти улыбнулась. Почти.
— Она будет звонить.
— Пусть. Я не возьму трубку.
Она обернулась, посмотрела на него.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Мне нужно время. Чтобы понять, как я мог так ошибаться полгода.
Елена вытерла руки полотенцем. Села напротив.
— Ты знаешь, что самое страшное? Не то, что она врала. И не то, что ты мне не поверил. А то, что я молчала. Боялась сказать правду. Боялась, что ты всё равно выберешь её.
Сергей кивнул.
— Я бы выбрал. Тогда — точно выбрал бы. Если бы не запись.
Она вздохнула. По крайней мере, честно.
— Вот поэтому я и поставила камеру. Потому что знала.
Он молчал. Потом спросил тихо:
— Ты останешься?
Елена посмотрела в окно. На двор, где играли дети. На жизнь, которая шла дальше, несмотря ни на что.
— Не знаю. Правда не знаю.
Анна Ивановна звонила каждый день. Первую неделю — по пять раз. Сергей не брал трубку. Потом она стала писать сообщения. Длинные, полные обвинений и угроз. Он не отвечал.
Через две недели позвонила тётя Валя.
— Серёж, твоя мама тут такое устроила. Легла в кровать, сказала, что умирает. Я ей говорю: «Аня, вставай, картошку копать надо». Она возмутилась, что я бессердечная. Я ей ответила: «Бессердечная та, кто сына обманывает полгода». Она встала. Теперь полет грядки, вечером телевизор смотрит с соседками. Они её уже раскусили. Никто жалеть не собирается.
Сергей слушал молча.
— Спасибо, тётя Валя.
— Да ладно. Пусть поживёт у простых людей. Может, мозги на место встанут.
Елена слышала этот разговор. Впервые подумала — может, действительно есть шанс.
Вечером они сидели на кухне. Сергей налил чай, придвинул ей кружку.
— Я всё думаю, — начал он осторожно, — может, летом съездим куда-нибудь? Вдвоём. Как три года назад планировали.
Елена обхватила кружку ладонями. Тепло.
— Ты серьёзно?
— Да. Хочу всё начать заново.
Она помолчала.
— Я больше не буду молчать. Если мне что-то не нравится — скажу сразу. Сразу и в лоб. Понял?
Сергей кивнул.
— Понял.
— И если твоя мать вернётся — я сразу съеду. Не буду ждать, не буду терпеть. Просто уйду.
— Она не вернётся. Я не позволю.
Елена посмотрела на него долго. Пыталась понять — верит ли сама в его слова.
— Хорошо, — сказала наконец. — Попробуем.
Он выдохнул. Кажется, даже облегчённо.
Прошёл месяц. Анна Ивановна перестала звонить. Тётя Валя сообщила, что свекровь обжилась, даже подружилась с соседками. Правда, они быстро поняли её характер и давали отпор. Один раз Анна Ивановна попыталась устроить истерику — мол, сын бросил, невестка выжила. Соседка Тамара ответила: «Аня, хватит ныть. Сама виновата. Сына от жены отбивать — это последнее дело». С тех пор свекровь притихла.
Елена перестала вздрагивать от звонков. Перестала бояться, что дверь откроется и на пороге появится Анна Ивановна. Запись с камеры она не стёрла — на всякий случай. Но больше не пересматривала.
Однажды вечером Сергей принёс домой билеты. Два. На море.
— Я купил. В августе летим.
Елена взяла билеты в руки. Смотрела на них долго.
— Спасибо.
Он обнял её. Неуклюже, осторожно. Она не отстранилась.
Может, они и правда начнут заново. Может, он научится слышать. А она — говорить вслух то, что раньше глотала.
Или не получится. И тогда она уйдёт. Без страха, без оглядки.
Но сейчас, в эту минуту, она решила попробовать. Потому что научилась главному — защищать себя. Не молчать. Не терпеть. Не бояться говорить правду.
И это дорогого стоило.
Планшет с записью лежал в шкафу. Напоминание о том, что молчание — это не мир. Это война с самой собой. И в этой войне она проигрывала восемь лет.
Теперь нет.
Елена посмотрела на мужа. Он готовил ужин, что-то напевал себе под нос. Впервые за месяцы выглядел спокойным.
Она налила себе воды. Села у окна. За стеклом начинался дождь.
Всё будет. Или не будет. Но теперь выбор за ней. И это главное.
