— Свет, ты сейчас не упадёшь? Только без истерик, ладно?
Дмитрий сказал это слишком спокойно. Настолько спокойно, что у Светланы внутри сразу что-то щёлкнуло — как автоматический выключатель перед коротким замыканием.
— Ты меня уже пугаешь, — она отложила телефон и повернулась к мужу. — Что случилось?
За окном мигали гирлянды на соседнем доме. Декабрь, конец месяца. До Нового года — две с половиной недели. Везде суета, мандарины, скидки, разговоры о планах. А у неё — этот тон. Слишком ровный. Слишком заранее виноватый.
Дмитрий прошёлся по кухне, задел табурет, шумно выдохнул и сел.
— Маму… обвели вокруг пальца.
— В смысле?
— В прямом. Квартиры больше нет.
Светлана даже не сразу поняла смысл сказанного. Мозг будто завис, как старый ноутбук.
— Как — нет?
— Подписала бумаги. Какие-то мутные схемы. Сейчас уже поздно разбираться, но факт один — она осталась без жилья.
«С этого момента всё и поехало под откос»
— Подожди. Полиция? Юристы?
— Есть заявление. Есть адвокат. Но он сразу сказал — это может тянуться годами. И не факт, что что-то получится.
Он говорил быстро, будто заранее выучил текст. Светлана слушала и уже понимала, чем всё закончится. Просто не хотела, чтобы это произнесли вслух.
— И?
— Ей негде жить. Совсем. Я… предложил ей пожить у нас. Временно.
Вот оно. Прилетело. Ровно туда, куда и ожидалось.
Светлана медленно встала, подошла к окну. Снизу доносился звук хлопающих дверей, кто-то ругался из-за парковки. Обычный вечер. Только внутри всё начинало сжиматься.
— Ты же понимаешь, что я не в восторге.
— Понимаю. Но это моя мать, Свет. Она реально на улице.
— И надолго это “временно”?
— Пока не решится вопрос с квартирой.
То есть — неизвестно сколько.
Она развернулась.
— Ладно. Пусть поживёт. Но сразу договоримся — это ненадолго.
Дмитрий заметно выдохнул, подошёл, обнял.
— Спасибо. Правда. Я это ценю.
А она в этот момент думала не о благодарности. Она думала о другом.
Эта квартира — моя. Купленная до брака. Восемь лет выплат. Два кредита. Ни одной лишней траты. Моё личное пространство, выстраданное до последнего рубля.
И теперь в него заходят без стука.
— Светочка, я ненадолго. Я тихо. Ты меня и не заметишь.
Валентина Петровна появилась в субботу. С двумя сумками и выражением лица человека, который заранее готов обидеться.
— Проходите, — Светлана натянула вежливую улыбку. — Комната готова.
— Ой, спасибо. Я, правда, постараюсь не мешать. Сейчас такое время… перед Новым годом… кому я нужна…
Уже тогда Светлана уловила эту интонацию. Давящую. С намёком. Но решила — показалось.
Первые дни были терпимыми. Даже подозрительно спокойными. Свекровь вставала рано, шуршала на кухне, в разговоры не лезла. Дмитрий радовался, как ребёнок.
— Видишь? Всё нормально.
Светлана молчала. Потому что слишком хорошо знала: если слишком нормально — значит, ненадолго.
«А потом начались мелочи. Те самые, которые убивают медленно»
— Света, а ты всегда так посуду сушишь?
— Да. А что?
— Да ничего… просто я привыкла по-другому.
— Света, а ты окна когда мыла в последний раз?
— Осенью.
— Ну… видно.
Сначала — тихо. Потом — чаще. Потом — без пауз.
— Ты опять в джинсах? Зима же.
— Мне удобно.
— Женщина должна выглядеть аккуратно, а не как студентка.
Светлана сжимала зубы. Считала про себя. До десяти. До двадцати.
— Валя, давай без комментариев, — пытался вяло вставить Дмитрий.
— Я ж не со зла. Я опытная. Я жизнь прожила.
Конечно. И теперь решила прожить ещё одну — за счёт невестки.
— Ты не хозяйка, ты квартирантка в собственном доме
Это не было сказано вслух. Но чувствовалось в каждом взгляде. В каждом фырканье. В каждом «я бы на твоём месте…».
Кульминация случилась вечером, когда Светлана вернулась с работы выжатая, как лимон.
— Это что на ужин? — Валентина Петровна посмотрела в тарелку.
— Обычная еда.
— Дим, тебе нормально?
— Да, — пробормотал он.
— Ну конечно. Ты у нас непривередливый. А вот мужчинам вообще-то нужно нормально есть.
— Если вам не нравится — кухня свободна, — не выдержала Светлана.
— Я вообще-то не прислуга, — тут же последовал ответ. — Я мать.
— Света, ты не кипятись, просто давай обсудим спокойно
— Нет, Дима. Спокойно уже было. Теперь давай честно.
Светлана сидела за кухонным столом, упершись ладонями в холодную столешницу. Часы показывали почти одиннадцать вечера. За окном — предновогодний двор: редкие фонари, сугробы, кто-то тащил ёлку к подъезду, матерясь себе под нос.
А у неё — ощущение, что ёлку сейчас будут вносить прямо в неё. Вместе с чужими правилами, чужой правдой и чужими решениями.
— Мама просто переживает, — Дмитрий говорил устало. — Ей тяжело. Она потеряла жильё.
— А я, по-твоему, что потеряла?
— Ты преувеличиваешь.
Вот это «ты преувеличиваешь» было как кнопка самоуничтожения.
— Хорошо. Тогда давай по фактам, — Светлана подняла глаза. — Твоя мама командует в моей квартире. Критикует меня каждый день. Ты молчишь.
— Я не хочу конфликтов.
— А я в них живу. Каждый день.
Из комнаты вышла Валентина Петровна. В халате. С выражением лица человека, которого незаслуженно обидели.
— Я так понимаю, разговор обо мне?
— А вы как думаете? — спокойно ответила Светлана.
«Вот теперь маски начали спадать»
— Я, между прочим, никому не мешаю, — свекровь скрестила руки. — Живу тихо. А благодарности — ноль.
— Вы живёте тут уже два месяца, — Светлана говорила чётко. — И это должно было быть временно.
— А что мне делать? На улицу идти?
— Не переворачивайте. Речь не об этом.
Дмитрий тяжело вздохнул.
— Маме нужна регистрация. Без неё сейчас никуда. Больница, документы…
Светлана резко повернулась к нему.
— Вот. Вот мы и пришли.
— Да что такого-то? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Прописать мать — это теперь преступление?
— В моей квартире — да, — отрезала Светлана.
— Ты вообще понимаешь, что говоришь?
— Прекрасно понимаю, — Светлана не повышала голос. — Прописываешь человека — и потом попробуй его выпиши. Особенно если ему больше некуда идти.
— Ты что, думаешь, я у тебя что-то отберу? — свекровь прищурилась.
— Я думаю, что вы уже это делаете. Просто медленно.
— Дима, ты слышишь?
— Слышу, — буркнул он. — Но Света перегибает.
Вот тут внутри что-то окончательно оборвалось.
Не «мы перегибаем».
Не «давайте разберёмся».
А «Света перегибает».
— То есть я теперь ещё и виновата?
— Ты слишком зациклена на квартире.
— Потому что это единственное, что у меня есть, кроме работы и нервов.
Валентина Петровна усмехнулась.
— А семья, значит, не считается?
— Считается, — Светлана посмотрела прямо на неё. — Пока она не начинает отжимать мою жизнь.
— Или ты со мной, или с ней. Третьего не дано
Тишина повисла такая, что было слышно, как гудит холодильник.
— Ты ставишь меня перед выбором, — Дмитрий сжал кулаки.
— Нет. Я просто хочу понять, кто я тебе.
— Ты моя жена.
— Тогда почему ты молчал, когда меня унижали?
Он не ответил.
— Вот и всё.
— Света, давай без драмы, — он шагнул ближе. — Ну подумаешь — прописка.
— Подумаешь — моя безопасность, — она усмехнулась. — Мелочь, правда?
— Ты эгоистка, — вырвалось у него.
И это было последнее слово, которое он мог сказать как муж.
«В этот момент всё стало кристально ясно»
— Тогда собирайте вещи, — спокойно сказала Светлана.
— Что?
— Вы оба.
— Ты нас выгоняешь?! — Валентина Петровна повысила голос.
— Я возвращаю себе дом.
— Дима!
— Мама, хватит, — он резко развернулся. — Мы уходим.
— Куда?!
— Куда угодно.
Свекровь замерла.
— Ты выбираешь её?
— Я выбираю себя, — огрызнулся он, но посмотрел на Светлану так, будто это она всё разрушила.
Сборы были быстрыми. Слишком. Куртки. Сумки. Шум молний. Причитания.
— Ты пожалеешь, — бросила Валентина Петровна у двери.
— Вряд ли, — ответила Светлана.
Дверь захлопнулась.
«После этого в квартире стало тихо. Слишком тихо»
Она стояла посреди коридора и смотрела на пустую вешалку. Ни его куртки. Ни его обуви. Ни его запаха.
Странно, но боли не было. Было опустошение. И облегчение.
— Ну вот и всё, — сказала она вслух.
— Ты не жалеешь?
Этот вопрос ей задали через пару дней. Подруга. По телефону.
— Нет, — ответила Светлана, глядя на падающий снег. — Я наконец-то перестала оправдываться за свою жизнь.
— Он не звонил?
— Писал. Предлагал поговорить.
— И?
— А о чём?
О том, что он выбрал удобство вместо уважения?
О том, что семья — это не там, где давят?
Или о том, что перед Новым годом иногда приходится выкидывать не старые вещи, а старые иллюзии?
Новый год Светлана встречала одна.
Но впервые — спокойно.
Без напряжения.
Без постоянного ожидания упрёков.
Без ощущения, что ты лишняя в собственном доме.
Иногда одиночество — это не наказание.
А возвращение к себе.
Она выключила свет, оставив только гирлянду на окне, и подумала, что следующий год будет сложным.
Но честным.
А это, как выяснилось, куда важнее.
