— Марин, ну ты посмотри, опять утку пересушила, — Тамара Ивановна брезгливо ковырнула вилкой золотистую корочку. — Я же тебе говорила: её надо в рукаве запекать, а не просто так. Эх, не слушаешь ты мать.
Марина, застывшая с половником над кастрюлей, медленно выдохнула. В тесной кухне пахло праздником: мандаринами, свежим снегом с балкона и тем самым душным, липким раздражением, которое копилось в этом доме годами.
— Мам, ну чего ты начинаешь? — Юля, сестра мужа, лениво потянулась к вазе с икрой. — Маринке некогда было, она же у нас «карьеристка», всё в своём офисе пропадает. Вот если бы я была богатой, я бы вообще поваров наняла и всем родственникам по квартире купила, честное слово. А пока — едим, что дают.
Юля улыбнулась своей обезоруживающей, пустой улыбкой. Она «искала себя» уже пятый год, живя на пенсию матери и редкие подачки брата.
— Да, — подхватила Тамара Ивановна, поправляя нарядную кофту. — Вот выиграю в «Русское лото», обязательно куплю детям по машине. Тебе, Сереженька, внедорожник, чтобы на рыбалку ездил. А Юленьке — маленькую, красненькую.
Марина бросила взгляд на мужа. Сергей сидел во главе стола, массивный, надежный на вид, как его рейсовый автобус. Он методично жевал салат, глядя в телевизор, где крутили старые комедии. Александр Петрович, свекор, сидел рядом, согласно кивая каждой фразе жены, и не отрывался от тарелки.
— Сереж, — тихо позвала Марина. — Ты слышал? Твоя мама считает, что я утку испортила. Хотя я её три часа мариновала после работы.
Сергей даже не повернул головы. Его молчание было не тишиной, а плотной стеной, о которую Марина разбивалась каждый день.
— Ну зачем ты начинаешь в праздник? — наконец выдавил он, не меняя интонации. — Ешь давай. Нормальная утка.
Это была его коронная фраза. Универсальный щит. «Не начинай», «не сейчас», «давай потом». Для Сергея «потом» означало «никогда».
Марина села на край стула. В груди что-то мелко дрожало. Она вспомнила, как вчера, в тридцать первое декабря, доделывала отчет в офисе, чтобы получить годовой бонус. Именно на этот бонус была куплена эта самая икра, эта утка, и даже новая кофта Тамары Ивановны.
Кстати, о деньгах. Марина, как опытный менеджер по работе с клиентами, знала всё о возвратах и компенсациях. Она даже пыталась научить свекровь пользоваться налоговыми вычетами.
— Тамара Ивановна, — глухо сказала Марина, — я вам в прошлом месяце документы подготовила на возврат налога за ваши платные обследования. Вы подали в налоговую? Там почти двенадцать тысяч вернуть можно. Это же ваши законные деньги.
— Ой, Мариночка, не до того мне было, — отмахнулась свекровь. — Какие там бумажки, когда у меня давление? Вот если выиграю в лото — тогда и деньги будут. А двенадцать тысяч — это разве деньги? Тьфу. Вот Люська из третьего подъезда сказывала, что невестка её сына вообще всю зарплату в семью отдает, а сама в обносках ходит. Вот это я понимаю — уважение к мужу.
— Я тоже всю зарплату отдаю в семью, — голос Марины стал выше. — Мы с этой зарплаты ипотеку гасим, за которую вы, Александр Петрович, обещали помочь, когда дачу продали. А дачу вы продали и деньги на «сберкнижку» положили, «на черный день».
Свекор замер с вилкой у рта. Посмотрел на жену, как бы спрашивая разрешения ответить, не получил его и снова принялся за картошку.
— Ипотека — это ваше дело, — отрезала Тамара Ивановна. — Мы свое отработали. Мы в ваше время вообще в общежитии жили и не скулили.
— Марин, ну правда, хватит, — подала голос Юля. — Такой вечер хороший. Я вот сегодня статью читала про позитивное мышление. Если постоянно ныть про долги, то космос тебе их еще больше пришлет. Надо визуализировать успех!
Марина посмотрела на Юлю. На её ухоженные руки, которые никогда не держали ничего тяжелее смартфона. На Сергея, который так и не посмотрел на жену. На гору грязной посуды, которая ждала её в раковине.
Ей вспомнилось, как пять лет назад она потеряла ребенка на раннем сроке. Она лежала в больнице, а Сергей пришел один раз, посидел десять минут в телефоне и сказал: «Ну, бывает. Не накручивай себя, врачи разберутся. Ты только маме не говори, она расстроится».
В тот момент она впервые замолчала. Замолчала, чтобы не расстраивать маму. Чтобы не злить мужа. Чтобы сохранить «мир». Она стала удобной тенью, которая зарабатывает деньги, готовит утки и молча глотает обиды.
— Знаете что, — Марина медленно встала. Стул со скрипом отодвинулся. — Я сегодня поняла одну вещь. Профессиональную.
Вся семья уставилась на неё. Даже Александр Петрович перестал жевать.
— В бизнесе есть такое понятие — «безнадежный актив», — Марина говорила спокойно, но каждое слово звенело, как льдинка. — Это когда ты вкладываешь, вкладываешь, а отдачи ноль. Только убытки. Так вот, этот стол, этот праздник и этот брак — мой самый безнадежный актив.
— Марин, ты чего? — Сергей наконец-то отложил вилку. — Перепила, что ли? Сядь. Стыдно перед родителями.
— Стыдно, Сережа, — это когда ты за пятнадцать лет брака ни разу не спросил, почему я плачу в ванной. Стыдно, когда твоя мать ест хлеб, купленный на мои деньги, и попрекает меня куском этой же утки. А Юля мечтает помогать родственникам, сидя у них на шее.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Тамара Ивановна. — Мы тебя в семью приняли!
— Приняли? Нет, вы меня приватизировали как бесплатное приложение к ипотеке и плите. Александр Петрович, вы же хороший человек, почему вы всегда молчите? Почему вам проще смотреть в тарелку, когда вашу невестку смешивают с грязью?
Свекор покраснел, открыл рот, но так ничего и не произнес. Он просто отвел глаза.
Марина вышла в коридор. Руки не дрожали. Она достала из шкафа свое новое пальто, которое купила сама себе на день рождения, потому что Сергей «забыл».
— Марин, ну хватит ломать комедию, — Сергей вышел вслед за ней, застегивая верхнюю пуговицу рубашки. — Ну, погорячились и ладно. Скоро салют будет. Куда ты собралась? Вернись, я сказал.
— Я ухожу, Сереж.
— Зачем? Из-за утки? Из-за слов матери? Ну ты же знаешь, она старая, ворчит по привычке. Ну зачем ты начинаешь в праздник? — в его голосе впервые прорезалось не раздражение, а страх. Привычный уютный мир рушился.
Марина посмотрела ему прямо в глаза.
— Я начинаю жить, Сережа. А юридически — завтра я подаю на раздел имущества. Ипотеку переоформим, или продадим квартиру. Можешь перевезти сюда маму, Юлю и весь тираж «Русского лото». Места хватит.
— Ты не сможешь, — буркнул он. — Ты же любишь меня.
— Я любила того парня, который когда-то возил меня на первом рейсе по пустому городу и обещал, что мы будем счастливы. Но тот парень давно превратился в часть этого дивана.
Марина накинула шарф. В дверях появилась Тамара Ивановна с куском хлеба в руке.
— Иди-иди! — крикнула она. — Кому ты нужна в тридцать семь лет? Прибежишь еще, в ногах валяться будешь!
Марина улыбнулась. Это была легкая, почти девичья улыбка.
— Знаете, Тамара Ивановна, что самое главное в работе с клиентами? Вовремя понять, когда сделка невыгодна, и выйти из неё. Я закрываю этот контракт.
Она вышла в подъезд, плотно прикрыв дверь. На лестничной клетке пахло порохом от петард и чужой радостью. Снег на улице был чистым и ослепительно белым. Марина вдохнула полной грудью холодный воздух, и внезапно по щекам потекли слезы. Но это были не слезы боли. Это было ощущение страшной, огромной, пугающей свободы.
Она шла по ночному городу, и каждый шаг отдалял её от утки, от молчаливого мужа, от бесконечных «если бы я выиграла в лото». В кармане завибрировал телефон — пришло уведомление о зачислении того самого бонуса.
Марина вытерла глаза, достала телефон и заблокировала номер Сергея. Впереди был целый год. И этот год она собиралась прожить вслух.
