Аня выбежала за калитку с шальными глазами. В руках у неё были расчёска и белый бант, на голове — привычный утренний колтун из кудрявых волос, выжженных приморским солнцем до цвета слоновой кости.
«Где мама? Куда она запропастилась?» — закрутилась Аня под черёмухой, испытывая крайнюю степень взволнованности.
— Мам! Мама!
Ну что ты будешь делать!
Зная, что мама любит почесать языком с соседками, Аня побежала в конец их тупиковой улицы. Её окликнули сразу же возле следующего дома.
— Куда ты летишь, как подстреленная, Анюта? — спросила у неё молодая соседка, сидевшая в компании на подзаборной лавочке. Она была с другой, более возрастной женщиной и обе скалились, глядя на Аню, очень смешную и взъерошенную. Девочке стало неприятно от мысли, что она выглядит потешной в их глазах. Обе женщины были ей хорошо знакомы, впрочем, как и большинство жителей Андреевки.
— Я маму ищу. В школу опаздываю, а она меня ещё не причесала.
— Наверно отошла по делам, — ответила молодая, — давай я тебе хвост сделаю.
Аня подошла и повернулась к ней спиной.
— Пониже опустись, так…
Расчёска вступила в борьбу с непослушными кудрями. Аня терпела, хоть и чувствовала, как выдираются волосы. От молодой соседки пахло парным молоком и коровой и запах этот щекотал чувствительное с утра обоняние девочки. Наконец тётя Рая затянула ей до того тугой хвост, что лоб Ани натянулся, а глаза сузились до монгольского разреза.
— Готово. Повернись… А с блузкой что? Ха-ха-ха! Пуговицы перестегни, гляди, всё перекосилось!
Женщины опять засмеялись и Аня посмотрела на блузку — одна сторона свисала ниже другой. Ох!
— Спасибо! — пискнула Аня и побежала назад домой. Во дворе она тут же натолкнулась на маму, которая возвращалась с ведром из сада и миролюбиво напевала песенку.
— О! Кто это тебе хвост успел сделать?
— Тётя Рая. Мама, мы опаздываем, где ты была!
— Вишни собирала. Что, готова уже? Ну пошли, сейчас только переоденусь.
Сборы мамы всегда ограничивались одной-двумя минутами: надела платье, провела пару раз расчёской по волосам, таким же кудрявым, как у дочери, только тёмным, и готово. За шесть лет жизни в деревне уход за собой она свела к минимуму — перед кем красоваться-то в этой глуши? Птички, собачки да рыбы и те видят её чаще, чем люди. Аня тоже суетилась: закинула за плечи новенький рюкзак, в котором болтались дневник и тетрадка, и слышно было, как шариковая ручка перекатывается по дну. Мама взяла приготовленные заранее цветы. Вышли.
— О, Нина, ты где пропадала с утра? Я твою Аню заплела.
— Знаю, знаю, спасибо, Рая.
— Блузку перестегнули хоть?
— А что там с блузкой? Дай гляну на тебя. Вроде порядок.
— Ну ладно, училке нашей привет передавай. Вот повезло-то детям…
— Хорошо.
Дорога к школе была знакома Ане как свои пять пальцев, но она всё равно вытребовала, чтобы мама отвела её на первое сентября. После заболоченного лесочка, скрывающего их дом от основной дороги, они вышли на единственную улицу с асфальтом. По одну сторону возвышались таящие утреннюю прохладу сопки, по другую, за коровьим выпасом и широким пляжем, простиралась морская лазурь, тихая и безмятежная, как райский покой.
По пути встретили ещё одну мамину подругу. Аня тяжело вздохнула: опять начнётся болтовня.
— О, привет, Нин. А куда это вы? — спросила женщина, с интересом рассматривая девочку.
— В школу идём. В первый класс! — гордо заявила мама.
— Да ладно!.. Она же у тебя совсем кроха! Сколько ей? — поразилась подруга.
— Семь.
— Маловата ростком… По виду лет пять дашь.
Мама обиделась, но улыбнулась ещё шире. Аня тоже стало неприятно.
— Мал да удал, как говорится. Зато читает уже знаешь как быстро? Ооо! С пяти лет, как пулемёт, от книжек не оттянешь. И кто научил? Я!
— А зачем? Моих в школе научили и нормально, буду я ещё с ними сидеть, время тратить.
— Да это муж. С двух лет мучал её буквами, «а»- «б», «а» — «б», у меня крыша ехала. Она буквы, цифры наизусть выучила, а читать ни в какую. Папаша всё со своими модными методиками… А я психанула, когда ей пять исполнилось, взяла книжонку тонкую, обычную, без картинок даже, стихи там были, дала легонько подзатыльник и говорю — читай давай! Первые две строчки я начала: «Сыплет черёмуха снегом, зелень в цвету и росе…», как щас помню. Потом говорю — дальше сама! И она: «В поле, склоняясь к побегам, ходят грачи в полосе…» Видела бы ты лицо моего мужа! Полный нокаут!
— Ага, молодец, молодец… — уже с уважением посмотрела подруга на дочку Нины.
— Мам, пошли уже, опоздаем, — взмолилась Аня.
Вскоре повернули за клуб и начали подниматься на гору — школа стояла на холме.
— Запоминай: дойти до половины ступенек и повернуть направо. Направо — это в сторону той руки, которой ты пишешь. Ни в коем случае не налево, там собаки в вольерах, ещё выпрыгнут…
— Мам, да знаю я. Я тут сто раз ходила, — бурчала Аня. Её охватывало дикое волнение.
— Раз знаешь, зачем меня потащила? Делать мне больше нечего!
— Все с мамами будут, а я одна? Мне страшно!
В школьном дворе все строились по классам. Аня тут же заприметила в толпе свою закадычную подругу Надюшу и потащила мать в ту сторону. У Нади над головой болтался бант размером с арбуз и раза в полтора превосходил по величине её голову. Подружки защебетали и взволнованно попрыгали.
— Света, это тебе, — вручила мама цветы учительнице, — то есть Светлана Ивановна, извините.
Учительница рассеянно махнула рукой и приняла цветы. Ей было явно не до праздника.
— Ты чего такая? — шепнула Нина. Учительница выглядела замучено, как после бессонной ночи или запоя, и одежда на ней была отнюдь не праздничная. Обе девочки стояли рядом и прислушались.
— Да мой опять ночью кренделя выписывал, напился. Бегала я от него по всем улицам, у матери ночевала, а ты ведь знаешь какая она у меня вредная.
— А дети?
— С ним были. Чего им сделается? Как они меня все достали.
— Ты хоть не рожай больше…
«И так у каждого по собственному папке» — договорила про себя Нина.
— Чур на тебя. Хватит мне.
Услышав призыв начальства, Светлана Ивановна принялась строить в линейку детей. Нина окликнула дочь:
— Аня, Анюта! Я пойду, сама домой дойдёшь, там брат твой дома один, ещё проснётся.
Папа Нади сделал памятный снимок и тоже ушёл.
Через двадцать минут Аня и Надя первый раз сели за школьные парты. Всем первоклассникам подарили книги «Сказки мира». У них были оранжевые обложки, на которых охотник выслеживает лису, и ни единой иллюстрации внутри, сплошной текст со сказками на две-три страницы каждая. Все двадцать учеников сложили руки на партах и слушали учителя. Она для них — бог и тот идеал человека, к которому надо стремиться. Половина учеников девочкам была незнакома — их привозили из соседних сёл, школа была одна на всю отдалённую от цивилизации округу.
Первый раз в первый класс… Весело, шумно, ново, неизведанно! Тот день отложился в памяти Ани яркой вспышкой и эта первая ступенька на пути к настоящему взрослению казалась ей прекрасной и таящей много нового и интересного. Первое сентября — всегда праздник, но от праздника и празднику идёт череда серых будней. И в этих буднях одноклассники будут называть Аню тараторкой на уроках литературы за слишком идеальное умение читать, и учительница будет лишь ухмыляться, довольная шутками, вместо того, чтобы встать на её защиту. И будет у Ани извечная борьба с самым мелким в классе мальчиком за право стоять не последней, а предпоследней на уроках физры. И в этом же классе случится у Ани взаимное чувство первой детской любви с рыжим мальчиком Гришей, который за неё заступится.
— Ещё раз толкнёшь её и я тебе нос разобью, понял?! Ты меньше её на два сантиметра, поэтому стой последним!
И учительница будет вечно опаздывать, а иногда и вовсе не приходить в школу, и однажды она исчезнет насовсем — сбежит с каким-то моряком, бросив детей на свою мать.
Но всё это будет потом, а пока… Аня и Надя отправились после первого урока на пляж. Море почти не шевелилось, солнце рассыпалось по синей глади на мириады лучей и тёмная полоса вышвырнутых на берег водорослей источала, помимо собственного йодно-гнилостного флёра, запах рыбы и гребешков. Аня читала вслух одну из сказок, Надя баловалась с песком.
«И только тут понял Гай, что по-настоящему важен не тот человек, которого ты считал своим другом, а тот, которой пришёл на помощь, хотя ты его даже не просил…»
— Хорошо сказано, правда?
— Не знаю. Я ничего не поняла, — призналась Надя и швырнула в воду горсть песка. — Пошли лучше домой — переоденемся, пообедаем и поищем у тебя в лесочке лягушачью икру?
— Так икры нет сейчас, она в мае была… Ну ладно, пошли, может удастся отыскать выпавших из гнезда птенцов? Спасём их, как тех прошлых галчат!
