Куколка

-И что? Ты ничего не скажешь? – Люся облизнула тонкие губы и потеребила Лену за рукав. – Что молчишь? Он же тебя бросил!
Лена, услышав последнее слово, поморщилась.
Бросил…

Как будто она вещь какая… Или кукла со сломанной ногой… Надоела – выброси на помойку и забудь, будто ее и не было…
Почему ей пришло в голову это сравнение? Может быть потому, что мама ее в детстве иначе, чем «Куколкой», не звала?
А Лена и впрямь была похожа на куклу. Красивую такую, заграничную. С голубыми глазами и черными длинными ресницами, которыми так гордилась мама.
-Как крылья у бабочки! Махнула, и ветер по комнате! Доченька, какая же ты у меня красивая!
И Лена росла с сознанием того, что если и есть девочки красивее, то их еще поискать придется. Правда, это знание не сделало ее ни вредной, ни заносчивой. Леночка будто стеснялась своей красоты. И на покупку нового платья матери приходилось долго ее уговаривать:

-Леночка! Ну почему?! Тебе же так идет! Почему ты не хочешь?
-Мам, у меня и красное еще хорошее. Давай, я его носить буду, а?
-Чем плохо-то, если у тебя еще синее будет? Лена, так нельзя! Красивой девочке – красивые платьица!
-Мам, купи лучше что-нибудь себе! – Лена начинала реветь прямо в примерочной, и ее мать, Ирина, не знала, как успокоить дочку.
А причина Лениных слез была очень проста.
Бабушка со стороны отца девочку не любила.
Почему?
А просто так!
Просто потому, что Лена была девочкой.
Отец Лены человеком был очень мягким. Спорить не любил, зато обожал свою жену и надышаться не мог на дочь. Рождения Лены он ждал как подарка под елку в детстве.
А вот его мать внучке не обрадовалась.

-Прервался род! Говорила я тебе, Миша, что эта немощная родить что-то путное не сможет!
-Мама! У нас здоровая чудная девочка!
-Именно! А нужен мальчик!
-Кому? – Михаил прижимал к себе сверток с долгожданной дочкой.
Вопрос его остался без ответа. Зинаида Семеновна, мать Михаила, просто развернулась и зашагала прочь от роддома, а Ирина погладила мужа по плечу.
-Мишенька, не волнуйся! Двадцать раз еще передумает.
-Мама? Нет, Ирочка, ты ее плохо знаешь. Она не передумает…
-А нет, так и не надо! У нас своя семья! И посмотри, какая прекрасная у нас девочка! Ты рад?
-Очень!
И они действительно радовались.
Ровно до того момента, как Зинаида Семеновна вдруг не вспомнила, что она бабушка.
Лене на тот момент было уже восемь. Она росла счастливой, балованной папиной и маминой дочкой, и появление в своей жизни еще одной родственницы, которую ни разу до этого не видела, восприняла спокойно.

-Бабушка? А разве у меня есть еще одна?
Михаил, которому показалось, что мать сменила гнев на милость, даже обрадовался поначалу. Но какое-то время спустя заметил неладное.
Лена, всегда смешливая, готовая к любым проказам и приключениям, вдруг стала похожа на пластикового пупса.
-Нет, папочка, так нельзя. Девочкам по деревьям лазить не стоит. Да и вообще. Скромнее надо быть!
Эту фразу, такую странную из уст восьмилетнего ребенка, родители Лены поначалу даже не приняли всерьез. Подумаешь! Мало ли что там детвора ляпает невпопад, наслушавшись взрослых разговоров?
Но очень скоро оказалось, что эта фраза вовсе не ляп. Лена, повторяла ее снова и снова и, похоже, действительно начала так думать. И все капризы, связанные с покупкой новой одежды и всего прочего, вырастали как раз из этого убеждения.
-Папочка, вы слишком много тратите на меня. Мне столько вещей не нужно!
И только тогда Михаил понял, откуда взялось это странное желание дочери съежится до размеров горошины и «не отсвечивать». Он сам в свое время прошел через эти жернова и теперь понимал, что все его желание спрятаться в какой-нибудь уголок, забиться туда как можно дальше и не высовывать на свет Божий даже кончик носа, родом из детства.
Да. С одной стороны, мать научила его довольствоваться малым, но с другой… Отличный инженер, прекрасный специалист, он до дрожи, до колик, боялся проявить хоть какую-то инициативу. А потому сидел на рядовой должности, даже не мечтая выбиться в начальники или хотя бы попросить повышения оклада. Благо, что Ирина, будучи от природы довольно проницательной женщиной, понимала мужа и во всем его поддерживала.

И они оба, не сговариваясь, приняли за аксиому, что их единственная дочь должна жить по-другому. Хотя бы в пределах тех возможностей, которые они могли себе позволить.
Скандал был грандиозным.
Михаил, напрочь забыв о своей мягкости, преобразился. Он защищал своего ребенка, а потому, впервые в жизни, наверное, позволил себе возразить матери.
-Мама! Ты что творишь? Зачем это?! Она – ребенок!
-Михаил! Ты как со мной разговариваешь? Что за тон? Твоей дочери эта наука будет полезна. Пусть учится жить по средствам! Она не парень, а девушка! И если избаловать ее сейчас, то что вы будете делать потом, когда она вырастет? Последнюю рубашку с себя снимите, чтобы дать ей то, что она хочет?
-Мама, прекрати! Какое тебе дело до того, что и как я дам своему ребенку?
-Мне есть до этого дело! Мало того, что вы пренебрегли своими обязанностями и решили, что одного ребенка вам достаточно, так еще и не даете мне вложить в ее пустую голову хоть капельку здравого смысла?!
-У моей дочери не пустая голова! – Михаил отчеканил это так, что даже Зинаида Семеновна притихла, совершенно не понимая, что происходит с ее мягким и послушным мальчиком. – Тебе в моем доме больше не рады, мама. Прости, но это так! Я прошу тебя уйти!

Разрыв был очень болезненным.
Михаил страдал, понимая, что перешел ту черту, за которой путь назад был уже невозможен.
Но, как ни странно, для Зинаиды Семеновны бунт ее сына оказался сродни холодному душу. Она настолько привыкла к тому, что ее слово – закон, и все повинуются ему безоговорочно и сразу, что даже представить себе не могла, что Михаил решится на то, чтобы выстроить стену и отгородить от собственной матери свою семью.
А стена была. И она, скрепленная слезами Лены, была такой прочной, что разбить ее оказалось почти невозможно.
Михаил, конечно, продолжал помогать матери. Приезжал по выходным, чтобы привести в порядок двор и участок вокруг большой дачи, где жила Зинаида Семеновна, следил за городской квартирой, но наотрез отказывался дать матери возможность еще хоть раз увидеть Лену.
-Нет! Я против вашего общения, мама. И ни объяснять, ни просить прощения за свое решение я не стану. Поэтому, давай оставим эту тему.
Зинаида Семеновна заикнулась раз, потом другой, а после решила поставить крест на общении с семьей сына, понимая, что тот больше не подпустит ее к тем, кого любит больше жизни.

Такое поведение ее единственного отпрыска заставило Зинаиду Семеновну почувствовать к сыну невольное уважение. Впервые она посмотрела на него не как на мальчишку, которым можно было командовать и вертеть, как угодно, а как на мужчину, который берет на себя ответственность и хранит то, что дано ему судьбой.
Страсти постепенно улеглись.
Зинаида Семеновна старела в одиночестве, уже не мечтая о том, чтобы увидеть единственное продолжение семьи Кузнецовых. Семьи с богатой историей, которую теперь просто некому было передать, как считала Зинаида.
Но это было не так.
Михаил постарался рассказать дочери о своей семье все, что знал сам. И Лена знала и о своей легендарной прабабушке, которая была «Ночной ведьмой», и про не менее легендарного деда, который трижды прощался с жизнью, стоя у стола в операционной санитарного поезда, но вернулся домой живым и относительно здоровым, а после стал отцом сразу семи сыновьям. И одной дочери… Ее бабушке. Которая, так уж сложилась странная ее судьба, осталась единственным ребенком, который пережил тяжелый грипп, унесший жизнь всех ее братьев одного за другим. Это ли стало причиной того, что Зинаида Семеновна так мечтала о внуке, или что другое, но Лена усвоила одно – бабушка считает ее почему-то «неправильной».
Для Леночки, которая росла в безусловной любви родителей, такое отношение было не только в новинку, но и больно ударило по четко выстроенному мирку, в котором она существовала.

Сомнение, зародившись раз, уже не оставляло ее. Она стала задумываться о том, что, возможно, бабушка и права. И ей стоит вести себя скромнее, не претендуя на что-то большее. И неважно, чего касались эти мысли. Нового платья или возможности учиться в другой школе, с английским уклоном, куда хотели перевести ее родители. Лена наотрез отказалась от этой возможности, хотя язык учить ей очень нравилось и успехи, которые она делала очень радовали и Михаила, и Ирину.
Почему пару раз оброненная, почти чужой ей женщиной, фраза, стала для Лены чем-то вроде лейтмотива ко всей ее жизни, девочка ответить не смогла бы, даже если бы ее кто-то об этом и спросил. Она просто приняла на веру то, что сказано было ей бабушкой и даже не задумывалась о том, что втолкованная с раннего детства родителями простая истина, гласившая, что взрослых нужно уважать и слушаться, должна применяться с умом.

Голова Леночки вовсе не была пустой. Напротив, девочка росла умненькой и способной, но та всеобъемлющая любовь, которую дарили ей родители, заставила ее думать, будто все взрослые, которые связаны с нею родственными узами, такие.
Сказать, что она был так уж не права, будет, наверное, неправильно.
У Лены была целая куча тетушек, дядюшек, двоюродных и троюродных братьев и сестер, которые ее любили почти так же, как мама с папой. Все они были родственниками со стороны Ирины. И в этой большой, шумной семье не было места склокам и скандалам. Никто и никого там не боялся, а «правду-матку» обычно резали так, что глаз слезился и во все стороны летели пух, перья, и не прибитые двухдюймовым крепким гвоздиком хрупкие предметы. Выплеск эмоций обычно сопровождался слезами или хохотом, в зависимости от обстоятельств, но спустя пару минут после окончания «выяснения отношений», все снова любили друг друга ровно так же, как и до этого действа, и никому в голову не приходило обидеть кого-то или навязать свое мнение.

Поведение и слова Зинаиды Семеновны были настолько странными, учитывая все это, что Лена невольно прониклась ими и, сама того не желая, последовала в этот омут беспомощности и злости на себя.
Она не такая! Слишком много хочет, требует, ждет! А так нельзя! Так неправильно!
Эта мысль угнездилась в ее голове, пустив тоненькие корешки сомнений, которые со временем превратились в корявые мощные корни.
И Лена, которая выросла, окончила университет, и стала очень хорошим переводчиком, праздновала труса, как когда-то Михаил, прозябая в небольшой фирме, занимающейся техническими переводами, и боялась даже помыслить о том, чтобы хотеть чего-то большего.
Изменил все случай.
Новый клиент, которого директор Лениной фирмы, отправил прямиком к ней, желая заполучить в постоянные, был молод, довольно красив, весьма умен и даже несколько заинтересован в том, чтобы создать семью.
Лена, которая по своей многолетней привычке прятала глаза, пытаясь не суетиться и сделать все как надо, в какой-то момент все-таки взмахнула ресницами-бабочками, сверкнула на Руслана хрустальной своей синевой, и неожиданно для самой себя получила воздыхателя, который довольно скоро сообразил, что за девушка перед ним.

Упускать то, что он искал много лет, Руслан, который был несколько старше Лены, не стал. Конфетно-букетный период не продлился и нескольких месяцев. Руслан настаивал на свадьбе, и Лена познакомила его с родителями и родней, впервые настояв на том, чтобы отец пригласил в гости и Зинаиду Семеновну.
-Леночка, зачем?
-Папа, я пока сама не знаю. Мне кажется, что так будет правильно.
Озвучивать то, что она все-таки хочет доказать бабушке свою состоятельность, Лена не стала.
Она и сама не до конца понимала свои мотивы. Зачем ей понадобилась эта женщина, с которой столько лет они не общались? К чему были эти попытки что-то доказать? Лена не знала.
Почему-то ей показалось важным сделать этот шаг, если не ради себя, то хотя бы ради отца.
Михаил болел. Его состояние ухудшалось медленно, но верно, и Лена видела, как тяготит отца разрыв с его матерью. Он молчал, не желая огорчать жену и дочь, но Лена видела в каком состоянии он возвращался от Зинаиды Семеновны. После каждого такого визита Михаил уходил в свой «кабинет», переделанный когда-то из небольшой кладовки, включал любимую лампу под зеленым абажуром, и погружался в размышления, изредка вздыхая и глядя на фотографию родителей, где те были еще молодыми, полными сил, и даже, казалось, счастливыми.

О чем он думал в эти мгновения, Лена не спрашивала, но понимала, что отец тоскует. Не по той, которая портила ему жизнь своими капризами. Нет! Он тосковал по маме, которая читала ему сказки на ночь, покупала фанеру для авиамоделей и научила водить машину.
Теперь Лена очень хорошо понимала, что люди не бывают только плохими или только хорошими. И в любом человеке намешано столько всего, что для того, чтобы разобраться в этой мешанине оттенков серого, может быть недостаточно целой жизни.
Сколько таких оттенков намешано в душе Зинаиды Семеновны Лена не знала и знать не хотела. Она хотела лишь одного. Чтобы ее отец, который давно уже влился в Иринину большую и дружную семью, перестал считать себя сиротой. У него все-таки еще была мать. И Лена искренне надеялась, что она за те годы, которые провела в одиночестве на своей большой, таинственно вздыхающей по ночам даче, ждущей несуществующих и не желающих ее посещать гостей, что-то для себя поняла.
Зинаида Семеновна, переступив порог квартиры сына, царственно опустилась в предложенное ей кресло и промолчала весь вечер, многозначительно кивая на вопросы Руслана и его родителей, но не ответив ни на один из них. «Отдуваться» за нее она предоставила сыну.

Понравился ей Руслан или нет, Лена так и не узнала. Бабушка, сунув ей в руки потертую картонную коробочку, отбыла восвояси, даже не намекнув на то, что рада была увидеться вновь.
Открыв эту коробку, Лена ахнула.
Прозрачные голубые камни в серьгах и изящной броши были почти того же цвета, что и ее глаза.
-Доченька, это же антиквариат! Откуда у твоей бабушки такие?!
Ответ на свой вопрос Ирина получила почти мгновенно. Михаил метнулся в свой «кабинет», порылся в ящике стола, и принес старую, еще дореволюционную фотографию.
-Вот! Это Машенька. Моя пра… Ой, я даже не знаю, сколько раз, прабабушка по отцовской линии. Смотри, Лена, видишь? Это те самые серьги! Цвет здесь, конечно, не понять, но форма та же и брошь не спутаешь с другой. Я думал, что они утрачены, а оказывается, мама их сохранила. Чудеса, да и только!
-Папа, а зачем она отдала их мне?
-Не знаю. – Михаил был честен, понимая, что иначе дочь ему не поверит. – Возможно, решила, что ты все-таки ей внучка?
-Миша! – Ирина развела руками за спиной у Лены, все еще разглядывающей странный подарок.
-Лена уже достаточно большая, чтобы ее не обманывать.
-Мам, не надо. Я все понимаю. – Лена обернулась и обняла мать. – Пап, передай бабушке благодарность от меня, хорошо? Я позвоню ей сама, конечно, но не уверена, что она захочет со мной разговаривать.

А вот тут Лена оказалась не права. Зинаида Семеновна, словно наверстывая упущенное, сама пригласила ее на ужин.
Идти к ней Лена поначалу не хотела. Боялась. Мало ли? Если она так отреагировала в детстве на несколько фраз кинутых бабушкой, то чего ждать от себя теперь? Ей очень не хотелось показать себя слабой или неуверенной в себе. Она оттягивала как могла этот момент, но судьба-насмешница решила распорядиться Лениной жизнью по-своему еще раз.
Приняв-таки приглашение бабушки, Лена в один из будних дней отпросилась с работы, не желая тратить драгоценный выходной на это дело и рассудив, что визит к свадебному фотографу, который будет снимать их с Русланом торжество, куда важнее, чем ужин с бабушкой.

Уже выходя из офиса, она столкнулась в дверях со своей коллегой, Люсей, которая странно посмотрела на Лену, хихикнула почему-то, и протиснулась мимо, помахав на прощанье изящной ручкой с «грандиозным» маникюром.
Ногтям своим Люсьена уделяла всегда самое пристальное внимание и весь офис дружно ахал, когда она демонстрировала очередной «шедевр» маникюрного искусства.
-Это что? Рыбки?! — коллеги Лены открывали рты, разглядывая миниатюрные аквариумы, в которые превращались длиннющие ногти Люси. – Как живые!
-Ах, девочки! Кто бы это еще ценил! Тут ползарплаты тратишь на то, чтобы быть красивой, а замуж зовут… — Люся многозначительно вздыхала. — Не меня, короче!

О том, что Руслан Люсе нравится, Лена, конечно, знала. Та и не скрывала своих чувств, считая, что Лена не та, кто достоин такого парня.
-Мышь! Серая и ничем не примечательная! Впрочем, как вообще может быть примечательна мышь? Не знаю, что Русланчик в ней нашел! – охала Люся, совершенно не смущаясь тем, что Лена сидит за соседним столом в том же кабинете.
Лена на ее страдания внимания не обращала, точно зная, что Руслану Люся совершенно не интересна.
Выйдя из офиса, Лена повернула было к остановке, соображая, как лучше добраться до дома бабушки, но вдруг застыла на месте, не веря своим глазам.
Машину Руслана она узнала сразу. Как и его, стоящего рядом и о чем-то разговаривающего с какой-то девушкой. Разговор, видимо, подходил к концу, потому, что незнакомка вдруг шагнула к Руслану, потянулась к нему и поцеловала.

Того, как Руслан отпрянул от этой девицы. Лена уже не увидела. Она развернулась и кинулась обратно в офис. Стеклянная дверь, подалась, пропуская ее в вестибюль, и Лена кинулась к лифту, стуча каблучками и ничего не соображая. Уже в своем кабинете она немного пришла в себя, подошла к окну, но машины Руслана не увидела. Она стояла, пытаясь собраться с мыслями и глотая злые слезы, когда Люся подошла к ней и длинные ногти царапнули рукав Лениного пальто.
-Он тебя бросил, Леночка. Да. Так бывает. Слишком уж все хорошо у вас было. А так, наоборот, не бывает. Понимаешь? Не бывает так, чтобы у таких, как ты было все хорошо.
Лена вздрогнула и почему-то Зинаида Семеновна встала перед ее глазами.
-Ты не должна рассчитывать на что-то большее. Мерило нужно иметь по себе, Елена! Понимаешь? Не нужно пытаться укусить кусок больше, чем сможешь прожевать. Скромнее, девочка, скромнее! И все будет хорошо.
Почему эти слова Лена услышала сейчас так ясно? Почему кривая улыбочка Люси подействовала на нее словно ушат холодной воды?
Это было уже не важно.
Лена брезгливо стряхнула с локтя цепкие Люсины пальчики, и насмешливо и зло спросила:
-Меня-то бросил. А тебя чего не подобрал? Видать, тоже не такая, а, Люсенька?
-Да ты… Да я…

-Именно! Где я, а где ты, детка? Не равняй меня по себе! – Лена выудила из кармана телефон и набрала номер Руслана. – Ты далеко? Вот и хорошо! Поговорить надо! Да, это срочно. Хорошо! Жду!
Лена развернулась и вышла из кабинета, оставив за спиной пыхтящую от возмущения Люсю. Елене было уже не до нее.
Если бы Михаил увидел сейчас свою дочь, спускающуюся по ступенькам бизнес-центра, он очень удивился бы. Гордо расправив плечи и вскинув ювелирно выточенный Кузнецовский подбородок, по ступеням шествовала копия Зинаиды Семеновны. И сходство Лены с бабушкой было сейчас не только внешним. Внутри Елены бушевали сейчас такие же пожары, какие томили душу Зинаиды все эти годы.
Терять родных и близких легко. Даже слишком. Чаще всего достаточно одной небрежно брошенной фразы, чтобы грянул гром и с неба посыпались камни, а пропасть под ногами, разверзнувшись, испугала своей безмерной глубиной. И на мост, который придется строить потом через эту пропасть, может уйти вся жизнь.
Без остатка. Да и то не факт, что ее будет достаточно.
Елена эту истину постигла только что, но ей хватило даже этого, едва зародившегося знания, чтобы не пустить под откос все, а подойти вплотную к Руслану, который выскочил из наскоро припаркованной машины и встревоженно смотрел теперь на невесту.

-С кем ты целовался несколько минут назад? – Лена решила не ходить вокруг да около.
-Не знаю. Мне позвонили, сказали, что тебе стало плохо на работе. Я приехал. Припарковался и ко мне подошла какая-то девушка. Сказала, что это была шутка и ты ничего не знаешь. А потом рассмеялась и поцеловала меня. Зачем? Я тогда не понял. Теперь только сообразил. Пытался до тебя дозвониться, но телефон был недоступен.
-Я поднималась в офис. В лифте телефон не ловит, — машинально ответила Лена.
-Лен, что происходит?
-Не знаю, Руслан. И, честно говоря, знать не хочу. Отвези меня, пожалуйста, к бабушке. Она меня ждет сегодня. Мне нужно сказать ей спасибо…
-За что?

-За науку. – Лена пошарила в кармане, достала платок, и шагнула ближе к Руслану. – Повернись!
Оттерев след от помады, оставшийся на щеке Руслана, Лена швырнула паток в урну.
-Поехали! И да! У меня новость.
-Какая?
-Я уволилась!
А спустя месяц Лена наденет серьги, подаренные бабушкой, и позовет Ирину.
-Мам, посмотри, пожалуйста, все хорошо?
И Ирина залюбуется дочерью, легонько касаясь фаты и нежного кружева белоснежного платья.
-Да, девочка моя! Все прекрасно! Куколка моя…
-Мамочка, а где папа?
-С бабушкой в гостиной разговаривает.
-Это хорошо…
-Лена, а почему ты настояла на том, чтобы она снова вошла в нашу жизнь? Все-таки мы столько лет не общались…

-Не знаю, мам. Может быть потому, что родственников не выбирают? Или потому, что нельзя гнать тех, кто дорог тому, кого ты любишь? Ты же видишь, папе стало куда легче, с тех пор, как он помирился со своей матерью.
-Да, это так. Но, Лена, а как же ты?
-А что я?
Лена повернулась к зеркалу и снова глянула на себя. Придирчиво и немного удивленно – она ли это? Высокая, стройная, сияющая, словно льдинка на солнце.
-Я в порядке, мамочка. В полном порядке. Теперь уже – да.