Обман

В доме было тихо. Только муха жужжит и кружит у окна, да будильник, что за стеклом на полке буфета, тикает, и секундная стрелка движется по кругу. Лиде почему-то казалось, что стрелка стала медленно двигаться, будто отстает, затягивая тягостные минуты молчания.

Отец уже пять раз спросил, что же там произошло, и Лида упавшим голосом пять раз ответила: — Не было ничего.

Мать сидит у стола, сложив руки на коленях, и слегка покачивается, будто убаюкивая кого-то, а на самом деле себя успокаивает.

— Ну если не было ничего, зачем наговаривать на тебя? – спрашивает Антонина, пытаясь понять, зачем Юрка Щербатов слухи по селу распустил.

— Не знаю, — также монотонно отвечает Лида, — не было ничего. Ее светлые волосы убраны под косынку, как была в огороде, так и пришла, не успев снять. Взгляд поникший, растерянный, руками теребит платочек, уже намокший от слез.

— А чего ты вообще туда поперлась? – резко спрашивает отец. – Чего ты там не видела? Не знала что ли – про Щербатова дурная слава давно ходит. Был бы путный, женился бы давно…

— Так это же в клубе, всегда туда ходим, — оправдывается Лида.

— Что, прямо в самом клубе?

— Папа, ну ты чего? – Лида снова заплакала. – Говорила же, за пластинкой зашла, а он дверь закрыл.

— Дочка, ты скажи, может он все-таки силой… ну мужик ведь, — осторожно спросила Антонина.

— Нет, — ответила Лида, — нет, ничего не было.

— Это что получается, сколь вы там сидели под замком, ничего не было, как ты говоришь, а на другой день по всему селу растрезвонил, что было у него с тобой, — сказал отец, пытаясь понять объяснение дочери и поступок Юрки Щербатова. – Может заявить на него?

— Ничего не было,- плачет Лида.

— Да что ты заладила – «не было, не было», — раздраженно сказал отец, — слухи тогда откуда?

— Ладно, хватит, — прервала Антонина тяжелый разговор, — пусть ничего не было, я дочке верю, а не этому Юрке непутевому… одно плохо: как от сплетен теперь отмыться.

— Может мне уехать? – спрашивает Лида.

— Куда? – в голос спросили отец и мать. – Уедешь, значит признаешь, что не зря говорят, — добавила Антонина, — уж лучше остаться, дом здесь, работа.

Лида вышла, оставив родителей, — захотелось на воздух и к любимой черемухе. Она помнит деревце маленьким, она росла вместе с ним, и теперь черемуха в конце огорода стала раскидистым деревом, щедро усыпанным плодами. Мелкие, зеленые шарики, еще не поспели, но урожай обещал быть богатым.

Здесь, у черемухи, отец поставил скамейку, и Лида частенько после жаркого дня, присаживалась, любуясь белыми цветами. А потом, летом, собирала поспевшую черемуху, и напевала какую-нибудь знакомую песню.

Сейчас петь не хотелось. Совсем не хотелось. Просто было желание посидеть в одиночестве и подумать, как же такое могло произойти.

Она даже не успела влюбиться к девятнадцати годам. Еще только думала о любви и считала, что любовь у нее будет взаимной. Вот Петр Стрельченко еще в школе заметил ее, хотя и старше был. Ив армию уходил, просил письма писать. Но Лида ничего не чувствовала к кареглазому Петру. Ростом он не отличался, зато широк в плечах, взгляд цепкий – про таких говорят, орлиный взгляд.

А после армии вновь к Лиде, — то провожает, то возле библиотеки ждет Лиду (она работать туда устроилась после десятилетки), — но Лида проходит мимо. Нет в ней к Петру неприязни, просто не ее это человек, — так она чувствовала. Может Петр и любит ее, но у Лиды нет любви.

Вот так и получилось, что ни с кем не встречалась. Подружка Соня замуж собирается, у них с Санькой любовь со школы, а у Лиды пока ничего в жизни не было, даже поцелуя.

Лида вспомнила, как пришли они с Соней в клуб, как пришел потом Санька и они вскоре ушли на речку. В клубе еще оставалось много молодежи, и пластинки крутились одна за другой. Была у Лиды любимая песня, и она юркнула в подсобку, что за сценой, где лежали пластинки. И сразу услышала, как дверь закрылась.

Она даже не заметила, когда подошел Юрка Щербатов, — известный в селе покоритель девичьих сердец. Юркины голубые глаза с прищуром нравились девчонкам, но опасались многие, зная его распутный характер. Юрке уже двадцать пять, и утром его можно было застать у разведенной Людмилы, которая была старше его. Конечно, жениться он на ней не собирался, но свободу своему разгульному характеру не ограничивал.

— Зачем дверь закрыл? – спросила Лида, увидев масляный взгляд парня.

— Пообщаться хочу.

— Выйдем и пообщаемся. – Она подошла к двери, но Юрка протянул руку, перекрыв выход.

— Пусти.

— Не пущу. Присаживайся лучше, поболтаем.

— Не хочу я с тобой болтать… чего пристал?

Лида не понимала, какой интерес Юрке общаться с ней, он ведь никогда ею не интересовался. Ему вообще скромные девчонки не интересны были, сам хвастался парням: «с тихонями возни много, а я люблю с ходу свое брать».

Стены клуба сотрясались от звуков музыки, дверь была заперта и перед Лидой стоял наглый Юрий Щербатов.

– Я выйти хочу,- сказала она.

— А я не хочу,- он взял ее за талию и притянул к себе.

— Пусти!

— Потанцуем немного… чего ломаешься, недотрога что ли?

Лида вспыхнула, вспомнив, что там, за дверями, подумают о них, закрывшихся в подсобке.

— Я закричу!

— Кричи, все равно не слышно, танцы там. Говорю, давай лучше потанцуем, подержусь немного за тебя и отпущу…

— Слушай, чего тебе надо? Тебе есть с кем танцевать, — Лида умоляюще посмотрела на Юрку.

— А вот интересно, пошла бы ты за меня замуж?

— За тебя? Да ни за что!

— Ну тогда давай посидим, посмотрим друг на друга, может симпатия появится.

Лида просила, умоляла, плакала, чтобы выпустил ее, но Юрка только посмеивался. Так прошло минут тридцать, Лида не могла точно определить время.

Когда музыка в клубе стихла, Юрка открыл дверь, и Лида, опустив глаза выскочила из подсобки, напрочь забыв, заем она туда заходила.

Два друга, Пашка и Серега, уже веселые, посмотрели вслед Лиде и увидели самодовольное выражение на лице Юрки.

-И чё? Чё-то было? – спросил Пашка.

— Всё было, — сказал Юрка и хлопнул в ладоши, потом пригладил растрепавшиеся вихры и щелкнул пальцами.

— А говорили, тихоня, — загоготал Серега.

Лида, поправляя блузку, быстро спустилась по ступеньками со сцены и чуть не столкнулась с завклубом Натальей Егоровной. Женщина, заметив, что вышла она из подсобки вместе с бабником Юркой, укоризненно посмотрела на девушку.

Но вряд ли бы она стала рассказывать о своих подозрениях… Юрка сам все рассказал. Уже на другой день народ шептался, что подсобку в клубе молодежь использует по своему бесстыдному усмотрению. И что Лидия Лапина, молодая библиотекарша, закрылась в подсобке на какое-то время, и что если уж с Юркой Щербатовым закрылась, то дело понятное.

С того дня на улицу Лиде выйти было стыдно. Но больнее всего был укор в глазах родителей, им говорили, что дочка у них загуляла, если уж никого не стесняется, в общественном месте уединяется. Поэтому и отвечала Лида одной и той же фразой: «ничего не было».

Подружка Соня тоже сначала с подозрением посмотрела на Лиду.

-Ты что не веришь мне? – спросила Лида. – Даже ты не веришь?

— Я тебе верю, — сказала Соня, — но Юрку я хорошо знаю, непонятно, зачем ему это… может он влюбился в тебя?

— Хороша любовь – взаперти держать. – С горечью в голосе ответила Лида.

Юрку с того дня она ненавидела. И больше всего не за то, что закрылся с ней в подсобке, привлекая внимание других, а потому что разболтал по всему селу. Всем друзьям хвастался, намекая, что с Лидкой Лапиной у него все было.

А ведь это неправда. Ну пытался обнять, танцевать, но Лида не подпустила его к себе. Да похоже он и не стремился лишить ее девичьей чести, так, баловался просто. Да и вообще, не голоден он на девчонок, ему есть, к кому ходить, причем беспрепятственно.

Вот об этом сейчас думала Лида, сидя у черемухи. Она что-то бормотала, рассуждая, и никак не могла избавиться от обиды, что ее так легко оговорили. «За что?» — думала она. «Что я ему сделала?»

На улицу лишний раз Лида старалась не выходить, но и от людей все равно не спрячешься. А на работу ходить надо, в магазин зайти, да мало ли какие дела. Но всякий раз, встречая знакомых, старалась пройти быстрее, сухо поздоровавшись, спиной чувствуя, что ей смотрят вслед.

Уже приходила старшая сестра Нина, до нее тоже слухи дошли, и она возмущенно призывала разобраться с Юркой.

— Сам хотел поговорить, — сказал отец, — да уехал этот проходимец, не видать нигде. Сам уехал, а слухи остались…

— Лидка, а давай в больницу, справку возьмем и в глаза плюнем тем, кто пальцем в тебя тычет.

— Еще чего! – Возмутилась Антонина. – Каждый роток справкой прикроешь?

— Ну, а что делать-то? – спросила Нина. – Кого не встречу, так и норовят выспросить, чего это там у Лиды с Юркой, — все же знают, что известный бабник. И управы на него нет, мать-то его защищает, ну в смысле, Юркина мать. Хвалит, какой Юра у нее хороший, только не с теми дружит, будто задурили ему голову…

— Голова у него всегда дурная была, непутевый он, — буркнул отец.

— Вот вместо того, чтобы замуж выйти, придется сидеть теперь за высоким забором и отмываться, — сказала Антонина, тяжело вздохнув. – Надо было тебе, Лида, на Петра Стрельченко обратить внимание, парень-то хороший… что он сейчас? Видела его?

— Да видела у магазина… проехал мимо на мотоцикле и не посмотрел…

— Ну вот, видишь, что делается, — заохала мать.

— Встречу Юрку – на аркане притащу. Пусть кается перед всеми,- пообещал Иван Матвеевич.

Но Юрка в селе не показывался, говорили, что в другом районе работает.

Лида по-прежнему старалась ни с кем о себе не говорить. Но обида легла на сердце, замечая осуждающие взгляды. И даже Петр Стрельченко, который до того дня стремился увидеться с ней невзначай, вдруг стал равнодушным, будто и нет вовсе Лиды. Да что ей до Петра, нет ей дела до него… просто обида гложет, что напрасно так с ней обошлись…

Вечером, закрыв библиотеку, Лида ступила на мягкую траву у деревянного крылечка, щурясь от закатного солнца.

— А я не верю, — услышала она, — ни на минуту не сомневался.

Лида вздрогнула: голос знакомый, и речь, конечно, о ней идет. Петр появился неожиданно, наверное стоял за деревом и ждал ее.

— Чему не веришь? – спросила она, не зная, радоваться или печалиться этой встрече.

— Слухам не верю. Ты всегда была чистой… такой и останешься. Лида, выходи за меня замуж! А Щербатова я утихомирю, путь только вернется в село.

Впервые за эти дни она слышала правду о себе, причем так уверенно, без тени сомнения.

— Спасибо, что не веришь сплетням, — прошептала она.

— Не благодари. Лучше подумай о моем предложении. Я ведь тебя всегда любил. И сейчас люблю. И любить буду. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.

Лида покраснел, услышав признание. Да она и раньше догадывалась, только не допускала к себе Петра, не зацепил он ее сердца.

Она пошла, не оглядываясь, даже не заметила, что домой почти бежала.

— Ты чего? – спросила Антонина.- Гнался что ли кто за тобой?

— Никто не гнался.

— Ну а чего еще стряслось? У нас и так, кажется, хуже некуда…

— Петра Стрельченко встретила… замуж зовет, — тихо сказала Лида.

Антонина поставила чашку и присела, оглушенная услышанным. Иван Тимофеевич отложил газету, сомневаясь в ее словах.

— Ну-ка повтори, — попросил он.

— Петра встретила, замуж зовет.

— Когда?

— Говорит, хоть завтра…

— Ну вот, — бодро заявил Иван Тимофеевич, — есть умные люди, кто сплетням не верит. Это же, считай что, на твое счастье такой человек есть. А ведь Петька работящий и не употребляет. А уж родители у него – ничего худого не скажешь.

— Лидушка, так может это та соломинка, за которую ухватиться надо, — осторожно спросила Антонина.

— Не знаю, — ответила дочь, — я ведь и не смотрела в его сторону, тем более не любила никогда. Да я вообще еще никого не любила, не успела я…

— Вот и полюбишь! – сказал отец. – Надежный человек тебя замуж позвал, ну кого еще лучше искать… а любовь,- он махнул рукой, — попадется такой как Юрка со своей любовью, будешь пятый угол искать. А тут – парень хороший, родители работящие… ну чего еще надо?

На свадьбе Лида была в длинном белоснежном платье, и лицо ее казалось тоже белым, а в глазах не было той радости, что бывает у невест. Мать напоминала ей, чтобы голову не опускала, но Лида забывала про ее наказ, и все чаще смотрела под ноги, когда зарегистрировались. Петр потом подхватил невесту на руки – так и нес до машины. И в дом на руках внес.

Домик им выделили его родители. Остался домик от бабушки. Так они его подлатали и сказали: «Пусть хоть и временное, но жилье у вас будет. А дальше уж сами».

В первую же ночь Петр лежал счастливый, не выпуская из объятий молодую жену. – Пусть хоть слово кто скажет, враз рот заткну, ты у меня будешь как царица, никому в обиду не дам, — шептал он.

Дни потянулись однообразной чередой. Лида работала, готовила обеды, ужины, провожала утрами мужа на работу. Со временем домик стал наполняться нужными в быту вещами. – Подожди, Лида, я еще мотоцикл куплю.

— Так у тебя же был.

— Продал я его, на свадьбу деньги нужны были, — ответил Петр.

Беременность не была неожиданностью, Лида обрадовалась переменам, и стала присматриваться к детским вещам. Петр тем временем взял большую часть забот о доме, оберегая жену от лишней суеты.

Девочка родилась здоровенькая, спокойная. – Светой назовем,- сказал Петр, — кажется, будет такая же светленькая как ты.

Родители радовались крепкой семье, умилялись подрастающей внучке.

Юрия Щербатова редко видели в родном селе. Кажется, он сошелся с разведенной женщиной, поговаривали, что это она его приняла. Но, видимо, спокойно ему не жилось, и вместе с друзьями его посадили за кражу. Дали три года.

Лидиной дочке к тому времени исполнилось уже два годика, и историей со Щербатовым она не интересовалась. Да и Петр забыл о нем, все больше посвящая себя любимой семье.

Прошло еще три года. Света, шустрая щебетунья, как хвостик бегала за Лидой, хотя внешне, сильно походила на Петра: такие же карие глаза, такая же форма губ… хотя это неважно, они оба любили дочку.

Снова наступило лето, и также отцвела по весне черемуха, обещая богатый урожай.

Наступил вечер, и Лида, отправив в дом Свету и пообещав вскоре прийти и рассказать перед сном сказку, прибирала посуду во времянке.

Она уже хотела уйти в дом, как послышался негромкий разговор у ворот. В сумерках узнала силуэт Юрия Щербатова. Он хоть и ссутулился после тюрьмы, и говорил с хрипотцой – узнать все-таки можно.

«И что ему надо от Пети?» — подумала она и пошла к калитке.

— Вали отсюда, ничего я тебе не должен, — услышала она голос мужа.

Никогда не слышала, чтобы муж так грубо разговаривал. А тут прямо гнал от двора нежданного гостя.

— Петруха, ну только на запчасти, ну сломался же мотоцикл…

— А я причем? Твой мотоцикл – ты и налаживай…

— Не помнишь ты добра, Петруха, — просипел Щербатов, — а вот возьму, да скажу твоей жене, как ты за мотоцикл меня подговорил ославить ее…

— Иди отсюда, а иначе укатаю тебя…

— Собака лаяла на дядю фраера, — пропел Щербатов, — гони бабло, а то секрет твой раскрою, расскажу, как я Лидку гулящей выставил. А она-то, дуреха, и не знала, как мы договорились с тобой.

— Замолчи! Не должен ты сюда приходить. И я тебе ничего не должен, — сказал Петр. – Как договаривались, так и рассчитались, так что не нарывайся. Ну, нет у меня денег тебе на запчасти, сам зарабатывай.. .

Лида, держась за забор, тихо ушла в дом. Она не помнила, как дошла до кровати, где уже лежала дочка. Заметив, что девочка уснула, также тихо вошла во времянку.

— Лида, я думал, ты уже легла, — сказал Петр испуганным голосом.

— Сядь, Петя, поговорить надо, — попросила она. – Скажи, это ты подговорил Щербатова «ославить» меня?

— Ли-иида, да ты что?

— Петя, хватит обманывать, я все слышала. Получается, ты ему свой мотоцикл подарил… а мне сказал, что продал, деньги на свадьбу нужны были…

— Лида, не поняла ты ничего…

Она резко повернулась к нему и увидела перед собой его лицо. За все пять, хотя нет, за все шесть лет, что они живут вместе, она была благодарна ему. Благодарна за то, что не поверил клевете, что готов был защищать ее, укрывать от всех невзгод, от всех косых взглядов… да, она была благодарна. Но была ли любовь?

Только сейчас на поняла, что еще никогда и никого не любила. И эта грязь, которой словесно вымазал ее Щербатов, она ведь до сих пор ее на себе чувствует.

— Как ты мог? За что? Я ведь поверила тебе!

— Лида, ну перестань, мы ведь хорошо живем, нам позавидовать можно. А родители, они ведь радуются, глядя на нас…

— Петя, ты отдал ему мотоцикл за его грязную услугу? Петр видел в ее взгляде решимость, узнать правду. Да в общем-то, она ее уже знала.

— Лида, это было давно. Я так тебя любил… я готов был на все, а ты не замечала меня.

— Ах, Петя, Петя, мелко плаваешь! Что же так дешево – всего лишь мотоцикл?! Уж надо было машину новенькую за меня отдать, ну хоть не так обидно было бы. А то всего лишь мотоцикл, да еще не новый…

— Лида, опомнись, у нас семья, в доме все есть, дочка у нас…

— Петя, да чем же ты лучше Юрки Щербатова?

— Ты меня с ним сравниваешь? Да ты посмотри, я же все для тебя, все для дочки…

Лида поднялась. – Ухожу я от тебя. Вот завтра вещи соберу и уйду.

— Не отпущу! – Он схватил ее, прижал к себе. – Даже не думай!

— А я и не буду раздумывать, подам на развод и все. Опусти! – Она вдруг стала податливой, равнодушной и не шевелилась в его руках, будто ей было все равно.

И он отпустил.

— Ну я так не сдамся, – сказал он.

На другой день пришли родители. Петр успел поделиться со своими, а те – сходили к родителям Лиды.

Все четверо вошли, поглядывая на Петра и Лиду.

— Ну что вы, дети, удумали, — сказала Клавдия, мать Петра, — уж мы радовались, глядя на вас, такая пара, дочка растет… и вдруг раздор.

— А ведь мы ничего и не знали, сказал Григорий, отец Петра, — ну сказал тогда сын, что женится, да мы и рады были. А что там у вас раньше случилось – откуда нам знать.

— Так я вас и не виню,- сказала Лида,- но случилось то, что уже не исправить, так что развестись я хочу. Сразу говорю вам.- Она посмотрела на всех и задержала взгляд на своих родителях. – Простите, но не могу в обмане жить. И не хочу, чтобы дочка в этом обмане жила.

— Сват, ну скажи ты им, — Григорий обратился к Ивану Матвеевичу, который сидел у окна насупившись, вся эта ситуация ему не нравилась. – Давай лучше по маленькой накатим, — предложил Григорий, — может и молодежь остынет.

Иван молча махнул рукой, дав знак, что согласен.

— Не знаю я, как быть,- сказала Антонина, — вижу, что семья хорошая но как вспомню, что мы пережили, что Лида пережила… ох, тяжело.

— Ну так это когда было,- сказала Клавдия, — ну, сватья давай помирим их.

— Сват, поддержи, — попросил Григорий, которому жалко было и сына, и его семью, которая рушилась у них на глазах.

Иван Матвеевич молчал. Стало совсем тихо. И только бабочка билась о стекло, попав каким-то случаем в дом, и не могла выбраться.

Иван очнулся, наконец, повернулся к окну, открыл его и, махнув рукой, помог бабочке выбраться на волю.

Повернулся к сватам. – В этот раз я вмешиваться не стану. И советовать ничего не буду. Пусть сами решают, жить ли им вместе. – Он посмотрел дочери в глаза. – И твое решение, дочка, любое приму.

Разочарование появилось на лицах родителей Петра. Вскоре они встали и, попрощавшись, пошли по домам.

— Лида, подумай, хорошо подумай,- просил Петр, — не говори ничего сейчас, хотя бы переночуй со своими мыслями. Я очень надеюсь, что завтра ты поменяешь свое решение.

— Хорошо, завтра я тебе скажу, — ответила Лида.

И эта заминка, это отложенное решение вселило в Петра надежду.

Конечно, он не спал ночью. И Лида тоже не спала.

Петр к утру задремал, видимо, сон свалил его.

Проснулся, когда солнечный луч коснулся лица, и сразу услышал шаги Лиды. – Мы пошли, — сказала она, держа за руку Свету, а в другой руке была сумка. – Остальные вещи потом заберу.

— Это всё? – упавшим голосом спросил он, не зная, как удержать жену.

— Всё, Петя. Пойду я.

Она вышла.

Он сел на постели, подумал, что надо собираться на работу. Но был выходной день, и спешить некуда.

Он вдруг ощутил безысходную тоску и какую-то огромную потерю… и что вернуть уже ничего невозможно.

Он завыл от душевной боли и от безысходности.

Солнце – ранее, но такое теплое – светило и ласкало лучами, словно обнять хотело. Лида шла по траве, ощущая ее мягкость и легкую прохладу после ночи.

— Ну вот, доча, все у нас будет хорошо, я ведь с тобой…

Она вела девочку навстречу новому дню и сама шла, расправив плечи, ощущала себя сильной. И никакие разговоры не смогли бы теперь ее убедить в обратном. И она верила, что любовь к ней еще придет, она обязательно полюбит. И ее будут любить. Но не так, как Петр, прежде вываляв ее в грязи. Нет, это будет другая любовь, и она в это верит.

А пока — новый день. И все лето впереди. И вся жизнь.

Оцените статью