Мы — люди простые, деревенские, приученные помогать друг другу. Но кто же знал, что моя помощь родному брату так обернётся? Я, наверное, должна была предполагать, ведь брат всегда был думающим лишь о себе эгоистом, в отличие от всей остальной нашей родни. Но хотелось сделать доброе дело, помочь его несчастной жёнушке.
Сама я давно замужем за Васей — чудесным работящим мужчиной. У нас в деревне свой дом, который Вася строил сам, своё хозяйство. Мы растим сына — Егорку, не бедствуем. В общем, можно сказать, что я — женщина счастливая, довольная жизнью и окружённая заботой и любовью.
Помимо коровы — на молоко, — у нас есть кролики. Вася всегда хотел разводить кроликов: отдельно — на мясо в рестораны, отдельно — декоративных, на продажу. И так хорошо у нас шло это дело, что мы даже думать забыли обо всём остальном. Ну за огородом, конечно, ещё следили — куда в деревне без свежих овощей и фруктов, а также солений и варений собственного производства?
Сеня, мой брат, тоже всю жизнь прожил в деревне, но, в отличие от меня и моего мужа, трудолюбием не отличался. Он с детства отлынивал от работы и предпочитал поваляться на диване или погулять, а не помочь по хозяйству. Вот и вырос безалаберным лодырем. В кого только — непонятно. У родителей-то тоже свой дом, козы, огород, пасека, работы там — непочатый край. Некогда нам всем было лениться. И Сеню не баловали особо, не выделяли, относились к нему так же, как ко мне — с чего он взял, что исключительный, и что все кругом ему должны?
Работать он не хотел, а вести хозяйство у него не получалось. Да и на хозяйство ведь тоже заработать надо — никто бесплатно коров не подарит. В итоге он мотылялся по всей деревне, гостил у друзей или у своих подружек, клянчил деньги у родителей или у меня. Ну а мы помогали понемногу. Что уж с него взять, раз дурень такой вырос?
— Сенька-то женится, — сказала мне мама, когда я зашла к ней вечером, чтобы занести свежей крольчатины для рагу. Такое вкусное у неё рагу получалось — словами не передать! Я хоть и хорошо готовила, а не могла в деталях повторить рецепт. Видимо, тут дело в маминой любви, которой она каждое своё блюдо приправляет. — Правда, свадьба скромная будет — только родню и позвал. Невеста у него небогатая…
— Так и он сам нищий, — ответила я. — Не на что гуляния устраивать. Но на ком он женится-то?
— Да не знаю, — ответила мама. — Он даже имени её не сказал. Честно говоря, я вообще удивлена, что он жениться решил. Ответственность ведь — не про него…
— Да уж… — Я вздохнула, пытаясь представить себе ту девушку, которая согласилась стать его женой. Девкам он нравился — симпатичный был, болтливый, грамотно лапшу по ушам развешивал. Но семью с таким не построишь. Так что мне заочно стало жалко ту несчастную, что попалась на его крючок.
С невестой мы познакомились уже на свадьбе — Сеня даже не потрудился заранее нас всех представить. Звали девчонку Настя — я её знала, в деревне-то все друг друга знают, но мы толком не общались никогда. Нормальная, вроде. Но едва её увидев, мы сразу поняли, в чём причина поспешной свадьбы: у тоненькой, худенькой Насти отчётливо проступал животик.
— Как же тебя угораздило? — спросила я, улучив минутку и подобравшись к невесте.
Она в ответ рассмеялась.
— Папа пригрозил, что разберется с ним по-мужски, если он на мне не женится. Он пошутил, конечно. Да и Сеня ему не поверил, так что всё по любви.
«Наивная ты курочка», — подумала я, наблюдая за Сеней. Он трус тот ещё, слова Настиного отца наверняка принял за чистую монету. Да и отец у Насти крупный, суровый дядька — такой и впрямь ноги переломать может.
Надарили мы молодожёнам денег, чтобы хоть жить было на что, да и забыли про Сеню. А он и сам пропал — несколько месяцев о нём было ни слуху ни духу. Я даже подумала было, что он решил увезти жену в город: квартиру там снимать, работу искать. Из тех, кто не мог найти себе места в деревне, многие уезжали в город на заработки. У нас-то работы немного, все всё сами, в основном, делают.
Спустя какое-то время Сеня объявился — на пороге моего дома. Да не один, а с женой, которую держал за руку. Живот у Насти подрос, ещё несколько месяцев — и разродится. Помимо жены Сеня притащил чемоданы, в которых умещался весь их нехитрый скарб.
— Отныне ваш дом будет и нашим домом, мы переезжаем к вам — Заявил младший брат
— С какой это стати? — ответила я, стоя на пороге и не давая ему пройти. — Ты всю жизнь как стрекоза жил, а тут вдруг решил заявиться на всё готовенькое?
— Так у вас же много места, — принялся он меня уговаривать. — Мы вас не потесним. Нас отец Настин из дома выгнал, нам жить негде. А у неё скоро ребёночек… что же, в отцовском сарае ютиться? Да мы там от холода загнёмся!
— А думал ты чем? — спросила я, подбоченившись. — Есть такая штука, ответственность называется. Вроде двадцать первый век на дворе, должен знать, что такое предохранение. Мы хоть и в деревне, но люди-то цивилизованные, Сень. А ты как с гор спустился. На что жить собираешься, чем жену и ребёнка кормить будешь? Или думаешь, что я в дом тебя пущу и содержать вас троих стану?
— Нет-нет, Ань, ну ты чего! — Он замахал на меня руками. — Я буду работу искать, за любую хвататься готов! Нам бы крышу над головой иметь, а уж на пропитание я заработаю.
Настя в это время стояла в сторонке и тихо плакала. Я сперва подумала, что она слёзы из себя выжимает, чтобы разжалобить меня, но она старалась делать это незаметно, а в глазах у самой такая тоска, что хоть волком вой.
— Ладно, — сказала я. — Но не ради тебя — ради девчонки, которую ты обрюхатил. Ни она, ни ребёнок не виноваты в том, что ты — бестолковый кретин. Работу не найдёшь — мигом вылетишь, понял?
— Понял!
Сеня бросился меня обнимать, но мне эти братские объятия приятны не были. За столько времени я уже практически перестала считать Сеню человеком. Трутень он обыкновенный. Но кем я буду, если даже не дам ему шанса? Зима ведь скоро, что они делать будут? А там появится ребёнок, может, пособия какие получат, смогут себе хотя бы плохонький дом купить. Да хоть землю, а уж со строительством мы с Васей поможем.
Настя сразу со всеми поладила: и со мной, и с мужем моим, и с Егоркой. Детей она любила, была мягкой и ласковой, делала по дому любую работу, какую я на неё вешала. Сильно, конечно, я её не нагружала, но двигаться ей было полезно. Особенно ей понравилось помогать мне с декоративными кроликами. Я даже в какой-то момент полностью свалила на неё весь уход за ними, а сама занялась тем, что потяжелее, да заготовками на зиму. Работу Сеня, понятное дело, сразу не найдёт, кормить придётся целую ораву.
Всё это время я присматривалась к брату: мне было любопытно, научила ли жизнь его чему-нибудь, или всё пойдёт по привычному сценарию?
Поначалу Сеня вёл себя хорошо. Он, вообще-то, тот ещё свинтус, но в нашем доме прибирал хотя бы за собой — и за то спасибо. Мы кормили и его, и Настю, а он делал какие-то пусть вялые, но потуги в плане поиска работы. Однако, чем дальше, тем хуже становилось. Всё происходило постепенно, но заметно: вот тарелка непомытая стоит — и не Настина, а Сенина. Вот вокруг дивана разбросаны ошмётки раздавленных чипсов — не Настиных, а Сениных. У нас все ели аккуратно, а если уж что-то просыпали или опрокинули, так сразу шли убирать. Даже маленький Егорка был к порядку приучен, а взрослого мужика хватило всего на полторы недели.
Чтобы избавить Настю, которая теперь следила за декоративными кроликами, от работы по дому, я попыталась переложить её на Сеню, но не тут-то было. Два раза он добросовестно убрался, мне даже придраться было не к чему, но на этом его запал иссяк. Видимо, решил, что в достаточной степени меня задобрил.
— Сеня, мы договаривались, что ты ищешь работу и вносишь свой вклад в семейный быт. — Я решила с ним поговорить. В этот момент он лежал на диване и смотрел по телевизору футбол. Вася тоже любил посмотреть футбол, но делал это только тогда, когда был свободен от работы. — И что-то я не вижу, чтобы ты хоть что-то делал.
— Я же убрался! — сказал он.
— Неделю назад, Сень. В доме, в котором живёт пятеро человек, уборка нужна почаще. И что-то ты перестал работу искать. Я как ни зайду в комнату, а ты тут сидишь, корнями в диван прорастаешь. Я предупреждала, что не буду тебя содержать. Хочешь есть — работай. Уж хотя бы простейшие обязанности выполняй.
Сеня покивал для вида, не отводя взгляда от телевизора. Я постояла немного, ожидая от него какой-нибудь реакции, но так ничего и не дождалась.
— Чувствую, скоро придётся выгонять их на мороз, — посетовала я мужу. — Жалко Настю, конечно, но я же не мать Тереза. Нам тяжело их кормить. А там младенец появится, вообще покоя не будет, а этот как сидел на диване, так и сидит.
— Мне тоже девочку жалко, — ответил Вася. — Давай ещё немного понаблюдаем, выгнать-то всегда успеется.
Сеня, однако, решил облегчить нам муки выбора между сердобольностью и спокойствием. Учудил он такое, из-за чего я его мигом метлой прочь погнала.
А дело вот в чём было.
Мы покупали понемногу разных вредных штук: чипсы, сухарики, соусы. Егорке всё это разрешали есть только по выходным, сами почти не ели, ну а Сеня на них налегал. Нам не жалко — пусть ест, всё равно дома лежит, пылится. Особенно он любил сухарики их тёмного хлеба с какими-то там приправами.
Егорка как-то залез на полку и съел последнюю пачку этих сухариков. А у Сени футбол на носу. Ларёк недалеко, попроси денег да сбегай, но вместо этого он принялся на бедного Егорку орать так, что стёкла в окнах задребезжали. А Егорка-то привык, что мы всё это без охоты едим, поэтому делиться с нами необязательно, вот и слопал, а дядя ему как чужой человек. Сеня с ним сразу не поладил — бычился, раздражался. Дети же чувствуют негатив.
Я прибежала на крик и увидела побагровевшего от гнева Сеню и ревущего, забившегося в угол Егорку.
— Ты что тут устроил?! — заорала я на брата, подбегая к сыну и хватая его в обнимку. — Ну, не плачь, родной, что случилось?
— Твой спиногрыз в одно рыло сожрал мои сухари!
— Твои сухари? — переспросила я, поглаживая Егорку по спине. — В этом доме ничего твоего нет, всё куплено на наши с Васей деньги. И вместо благодарности за кров и еду ты ещё моего сына унижать удумал?
— Детей надо в ежовых рукавицах держать! — ответил Сеня. — А то воспитаешь нюню! Вон уже сопли на кулак наматывает, как девчонка!
— Родители и тебя держали в ежовых рукавицах, — ответила я, — и что? Вырос ты не мужиком. Собирай свои манатки, и чтобы через полчаса тебя тут не было!
— Что случилось? — в комнату заглянула Настя. — Такой крик…
— Твой муженёк моего ребёнка обидел, — ответила я, — а этого я не прощу. Он уходит.
— И что, жену мою тоже выгонишь?
— Не выгоню. Хочет — пусть остаётся, ей решать. Но ты здесь жить больше не будешь. Хочешь — хоть в сугробе сиди и мёрзни, мне плевать. Не брат ты мне больше, сволочь ты жадная и эгоистичная.
Настя расплакалась, а рассерженный Сеня пошёл собирать вещи. Я догадывалась, что с нами Настя не останется — очень уж она была покладистая, Сеня вертел ею, как хотел. Ну и оказалась права — собрала она свои пожитки и тоже ушла вместе с ним. Я лезть не стала, хотя могла бы, конечно, надавить, воззвать к здравому смыслу. Настя — взрослый человек, пусть сама за себя отвечает. Да и негоже в чужую семью вмешиваться. Моё дело — предложить помощь, а перевоспитывать, учить твёрдости я не намерена. У меня свой ребёнок есть, его я и должна воспитывать да учить.
— А где же твой брат с женой? — спросил Вася, когда пришёл домой от родителей.
— Я его выгнала, — ответила я. Егорка к тому времени уже успокоился и, как ни в чём не бывало, играл. Я подумала даже, что погорячилась, но потом вспомнила зарёванное лицо сына и представила, что было бы дальше — как Сеня, не получивший отпор, орал бы на него, а то и руку бы поднимать начал. Нет уж, обижать моего ребёнка в моём же доме за то, что он съел мою еду — нет, не позволю.
Как я потом узнала, отец Насти снова пустил их к себе, но только до весны, а затем потребовал убраться. Если Сеня себя так и с тестем вёл, как со мной, то ничего удивительного, что его и в первый раз выгнали, и во второй не позволили надолго задержаться.
А Сеня ещё и злопамятный оказался. Сколько он про нас слухов по всей деревне распустил… Что и мясом мы торгуем нелегально, и сына лупим, и подклады чёрные соседям делаем, и ритуалы кровавые. Деревенским людям многого не надо — дай только повод пообсуждать кого-то. Многие ему поверили, но мы стоически держали оборону и отбивались от недоброжелателей. Сене это всё равно не помогло, и он принялся закладывать за воротник. Может, рассчитывал, что слухами выживет нас из деревни, мы уедем в город, а наше хозяйство достанется ему. Да только прогадал он, потому что его в деревне не любили гораздо больше, чем нас. Нигде ему житья не было, никто не хотел его жалеть и помогать ему — нельзя же вечно пользоваться людской добротой, рано или поздно она иссякнет.
Настя произвела на свет девочку и осталась жить с отцом, пока Сеня валялся под заборами, продолжая пускать под откос свою жизнь и поливая нас с Васей грязью — дескать, это мы ему жизнь сломали. Сеня даже пытался как-то залезть к нам и передушить кроликов, но мы к тому времени уже завели сторожевую собаку. Ох и здорово она его потрепала…
Даже мама ему денег давно уже не давала.
— Я его воспитала, всему научила, деньгами помогла, — говорила она, — а дальше уж пусть как-нибудь сам. Мы лучше для Егорки деньги откладывать будем — вдруг захочет в городе учиться?
