– Доченька, может, помириться попробуете? – мать присела рядом. – Всякое в жизни бывает…
– Мам, о чём ты? Он документы украл! Пока я спала! Какое тут «помириться»?
– Свекровь его подбила, – вздохнула мать. – Она же его с самого начала против тебя настраивала.
– А он что, маленький? Не мог матери отказать?
– Мама звонила, – Владимир размешивал сахар в чае, избегая смотреть на жену. – У неё машина совсем сломалась.
Анастасия, только что вернувшаяся с работы, устало опустилась на стул напротив мужа. День выдался тяжёлым – начальство завалило срочными задачами, а вечером пришлось тащиться по заснеженным пробкам. Она мельком глянула на настенные часы – половина девятого. Ужин, как обычно, затянулся до позднего вечера.
– Что на этот раз? – она придвинула к себе тарелку с горячим супом. За последний год она уже привыкла к регулярным историям о поломках старенькой материнской «тойоты». То масло потечёт, то тормоза откажут…
– Да такое ощущение, что всё и сразу! – Владимир говорил как-то особенно осторожно, словно прощупывал почву. – Механик сказал – проще в утиль сдать, чем ремонтировать. Ремонт в два раза дороже, чем сама машина стоит.
– М-да… Неприятно, – Анастасия подула на ложку с супом. В кухне повисла странная тишина, нарушаемая только тиканьем часов и воем метели за окном. – А Савелий что говорит?
Владимир поморщился, будто от зубной боли. Его ложка нервно звякнула о край чашки:
– Причём тут Савелий? Я вот думаю… – он замялся, продолжая гипнотизировать чашку с чаем, словно надеялся найти в ней правильные слова, – может, мы как-то могли бы помочь?
– Что ты имеешь в виду? – ложка замерла на полпути ко рту. Что-то в его тоне заставило её насторожиться.
– Ну… У нас же машина есть.
Анастасия медленно опустила ложку в тарелку. В желудке появилось неприятное холодное чувство.
– И?
– Может… – Владимир облизнул пересохшие губы, – может, отдадим её маме? Она всё-таки уже не новая, год ты на ней ездишь…
Порыв ветра швырнул в стекло горсть колючего снега.
– Почему мы должны отдавать нашу машину твоей маме?! – голос Анастасии прозвучал неожиданно громко в притихшей кухне.
Владимир вздрогнул, но упрямо продолжил:
– Ну не пешком же ей ходить!
Год назад вопрос с машиной встал особенно остро. До работы Анастасии приходилось добираться с двумя пересадками: сначала маршрутка, потом автобус, и снова маршрутка. Выходить нужно было к первым автобусам, чтобы к восьми успеть в офис. Вечером та же история в обратном порядке – домой возвращалась в лучшем случае к девяти, измотанная долгой дорогой.
Владимир работал в соседнем квартале и на транспорт не тратился, но видеть, как жена выматывается в бесконечных поездках, ему было тяжело. Он первым заговорил о покупке машины. Своих накоплений не хватало, но в автосалоне предложили кредит на адекватных условиях. Выбрали подержанную, но в хорошем состоянии «Хендай» – для первой семейной машины самое то.
Светлана Романовна, узнав о покупке, поджала губы:
– И зачем вам такие траты? На автобусе бы ездили, копили бы потихоньку… – она многозначительно взглянула на сына. – Вот в наше время никто с кредитами не связывался.
Анастасия промолчала. За три года замужества она уже выучила: спорить со свекровью – себе дороже. Светлана Романовна любое возражение воспринимала как личное оскорбление. Да и Владимир всегда робел перед матерью, словно снова превращался в нашкодившего мальчишку.
Старший сын, Савелий, был другим. Построил успешный бизнес в соседнем городе, держался независимо. Мать к нему регулярно ездила жаловаться на здоровье, на одинокую старость и на то, что младший сын с невесткой «совсем забыли».
Кредит они с Владимиром выплачивали вместе, договорившись о равных суммах ежемесячно. Остаток был уже не такой большой – месяцев шесть, и машина будет полностью их.
И вот теперь, когда до финала оставалось совсем немного, муж предлагает всё это перечеркнуть…
После того разговора на кухне каждый вечер превращался в пытку. Владимир постоянно возвращался к теме машины. Начинал издалека: то про маму, которой «всё тяжелее одной», то про её больные ноги, то про то, как она «всю жизнь на них положила». А потом снова заводил разговор про машину.
– Насть, ну давай подумаем… Ты же сама видишь – маме тяжело…
– Володя, я не собираюсь отдавать машину, за которую мы ещё кредит платим.
– Ну что ты такая… – он досадливо морщился. – Мама же одна совсем. Савелий вон нос воротит, даже не звонит…
По вечерам он подолгу разговаривал с матерью по телефону в другой комнате. Но даже через закрытую дверь Анастасия слышала обрывки этих разговоров. Каждый раз у неё всё внутри переворачивалось от этого заискивающего тона, от этих оправданий, будто провинившийся школьник перед строгой учительницей.
– Мам, ну потерпи немного… Да, я понимаю… Да, конечно, тяжело без машины… Нет, пока не соглашается…
А на следующий день всё повторялось снова. Владимир словно забывал все её аргументы, все разговоры о кредите, о том, как сложно будет ей добираться до работы. В его голове крутилась только одна мысль – как угодить матери. Анастасия уже не понимала, что её раздражает больше: бесконечные попытки мужа продавить своё решение или его неспособность просто сказать матери «нет».
Она замечала, как меняется их жизнь. Владимир всё чаще задерживался на работе, будто избегая очередного спора. Ужинать теперь садились порознь – он «перехватывал что-то в офисе». Даже в выходные старался найти какие-то дела подальше от дома. А когда все-таки оказывался рядом, только и говорил, что о матери.
В пятницу вечером Анастасия, вернувшись с работы, поняла – на кухне ее ждал неприятный сюрприз: Светлана Романовна собственной персоной сидела за столом, поджав губы, а Владимир суетливо расставлял чашки.
– А, Настенька, – голос свекрови сочился мёдом, от которого у Анастасии свело скулы. – А мы тут с Володенькой говорили… Вот ведь какая ситуация сложилась. Машина совсем встала, в магазин не съездить, в поликлинику не добраться…
– А как же Савелий? – не выдержала Анастасия. – Может, он поможет?
Свекровь поджала губы:
– Савелий? – она горько усмехнулась. – От него помощи не дождёшься. Совсем мать забыл, только о себе и думает. Вот Володенька у меня другой… – она с нажимом посмотрела на сына. – Володенька понимает, что мать одна осталась.
– Мама права, – подал голос Владимир. В этот момент он показался Анастасии совсем чужим, будто подменили еемужа. – Мы должны помочь.
– Должны? – Анастасия стиснула кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. – Мы должны выплачивать кредит! Мы должны думать о своей семье!
– Вот! – Светлана Романовна картинно всплеснула руками. – Я же говорила, Володенька! Все как Савелий – только о себе думают! А мать пусть хоть пешком по морозу…
– Мама, не надо, – пробормотал Владимир, но как-то неуверенно.
– Нет уж, дай скажу! – свекровь явно входила в раж. – Я же вижу – все отвернулись! Савелий в своём бизнесе купается, а матери помочь – так сразу занят! И ты теперь таким же станешь?
Анастасия молча вышла из кухни. Пусть они там разыгрывают свой спектакль – она свою позицию менять не собирается.
В субботу утром Анастасию разбудили голоса в прихожей. Сквозь предрассветную дрёму, сквозь шум метели за окном она уловила торопливый шёпот свекрови: «Давай быстрее, пока не проснулась». Хлопнула входная дверь.
Несколько минут она лежала, глядя в потолок. Что-то было не так. Что-то неправильное, тревожное было в этих голосах, в этой спешке. Села в кровати, машинально потянулась к телефону – семь утра. В субботу. И Владимир, который обычно спал до девяти, куда-то умчался со своей матерью.
Она проверила ящик стола, где хранились документы – пусто. И тут её будто обожгло – машина! Машина оформлена на мужа!
Год назад, когда выбирали машину в автосалоне, они не придали этому значения. Владимир тогда сам вызвался заниматься документами – у него были свободные дни на работе, он мог спокойно съездить в ГИБДД, всё оформить. «Какая разница, на кого записывать? – говорил он тогда. – Всё равно наша общая».
Анастасия помнила тот день – как радовались, когда получили ключи, как впервые сели в салон своей машины, как планировали первую поездку… Владимир тогда казался таким надёжным, таким… своим. Куда всё это делось? Когда он успел превратиться в маминого сынка, готового предать жену?
Трясущимися руками она набрала номер подруги.
– Лен, прости за ранний звонок, – Анастасия старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
– Настя? Что случилось? – в трубке зашуршало одеяло, подруга явно только проснулась.
– Они украли документы на машину. Володя и его мать, – она всхлипнула, вытерла рукой мокрую щеку. – Я проснулась, а их нет. Слышала только, как они в прихожей шептались…
– Погоди, ничего не понимаю. Какие документы?
– На машину. Хотят матери переоформить.
– А машина на ком числится?
– На Володе… – Анастасия уже не сдерживала слёз. – Знаешь, я ведь даже не думала, что он может так… Я больше не могу, Лен. Развожусь.
– Правильно. С такими только разводиться. Но сначала в ГИБДД – нужно успеть подать заявление о приостановке регистрационных действий.
– Думаешь, поможет?
– Должно. Потом решим, что дальше.
Вечером она сидела на кухне у родителей. Мать суетилась рядом, то предлагая чай, то пытаясь накормить, то просто гладя по плечу. Отец хмуро молчал – он с самого начала был против этой свадьбы. «Маменькин сынок», – говорил он тогда. И оказался прав.
– Доченька, может, помириться попробуете? – мать присела рядом. – Всякое в жизни бывает…
– Мам, о чём ты? Он документы украл! Пока я спала! Какое тут «помириться»?
– Свекровь его подбила, – вздохнула мать. – Она же его с самого начала против тебя настраивала.
– А он что, маленький? Не мог матери отказать?
– Значит, не мог, – отец отложил газету. – Значит, не дорос до мужа. И хорошо, что ты это сейчас поняла, а не через десять лет.
В понедельник она отпросилась с работы. Дождалась, пока Владимир уйдёт в офис, и поехала домой за вещами. Странное чувство – собирать свою жизнь в чемоданы. Вот фотография их свадьбы – такие счастливые… В мусор. Вот билеты в театр на следующую неделю – можно выбросить. Вот его свитер, который она так любила носить по утрам…
Из квартиры она вышла с двумя чемоданами и сумкой. Всё, что осталось от трёх лет семейной жизни.
Неделя после ухода жены прошла в каком-то победном угаре. Мать каждый день звонила, хвалила: «Вот молодец, вот настоящий сын!» Владимир и сам себе казался героем – не то что раньше, когда во всём жену слушал. Он даже коллегам рассказал, как «поставил всё на свои места», «показал характер».
«Подумаешь, ушла, – усмехался он в ответ на осторожные вопросы сослуживцев. – Побесится и вернётся. Не извиняться же перед ней, в самом деле. Пусть привыкает – у мужа есть свое мнение».
А сегодня утром принесли повестку в суд.
Владимир сидел на кухне, глядя на казённый бланк. Развод. Раздел имущества. Это звучало как-то… окончательно. Не так, как в его победных рассказах. И пустая квартира вдруг перестала быть доказательством его правоты, а стала просто пустой квартирой.
– Ничего, сынок, – Светлана Романовна присела рядом, погладила по плечу. – Зато совесть чиста – матери помог.
Но в этих словах уже не было прежней убедительности. Машину всё равно придётся продавать, гасить кредит, делить оставшееся… И ради чего? Ради маминого «молодец, сынок»?
Он понимал – дело не в машине. Дело в выборе, который он сделал. В предательстве. И этого уже не исправить.
Продажа машины, раздел имущества, развод – всё прошло как в тумане. Анастасия помнила только обрывки: как рассматривали документы, как делили вещи, как в последний раз встретились в суде. Владимир старался не смотреть ей в глаза, только комкал в руках какие-то бумаги. От его недавней уверенности не осталось и следа.
Вырученные деньги поделили поровну – так положено по закону. Анастасия сняла квартиру недалеко от работы – маленькую, но светлую «однушку» на седьмом этаже в двадцати минутах ходьбы от работы. Новая жизнь начиналась с чистого листа.
Постепенно она привыкла к завтракам в одиночестве, к тому, что не нужно ни с кем согласовывать свои планы. Только иногда по ночам накатывала тоска. В такие моменты особенно остро вспоминалось, как Владимир когда-то сам настоял на покупке машины, чтобы ей было удобнее добираться до работы. Каким заботливым он был тогда… Только эти воспоминания тянули за собой и другие – о том, чем всё это кончилось, так что эти приступы случались всё реже.
А Владимир всё чаще сидел в родительской кухне, рассеянно помешивая остывший чай. Мать щебетала что-то про новую машину – она теперь ездила на белой «Тойоте». Откуда взялась эта машина, Владимир не спрашивал – ему казалось, что он и так знает ответ.
Телефонный звонок застал его врасплох. Савелий? Брат не звонил ему… да, наверное, с самой свадьбы.
– Я слышал, ты развёлся, – голос брата звучал непривычно жёстко. – Из-за машины для мамы?
– А что мне было делать? – Владимир поморщился. – Ты же отказался помогать. Пришлось мне… Хотя толку в итоге от этого…
– Что? – перебил его Савелий. – Что именно она тебе говорила?
– Ну как что? Что ты весь в делах, что тебе нет дела до матери…
– Свежо предание… – в голосе брата зазвучала горечь. – Я ей в тот же день, как её машина сломалась, предложил ей свою. А она отказалась. Сказала: «Не возьму, не хочу тебе быть обязанной».
Владимир почувствовал, как немеют пальцы.
– Зачем? – во рту пересохло. – Зачем ей это?
– Господи, да ты правда не понимаешь? Ей нужно было не машину получить. Ей нужно было доказать, что ты – её собственность. Что между женой и матерью ты выберешь мать.
Владимир молчал. Перед глазами вставали картины последних месяцев – как мать жаловалась на Савелия, как восхищалась его, Владимира, заботой, как подначивала… И как радовалась, когда Настя ушла.
А теперь, получается, она ездит на машине Савелия. На той самой, от которой отказалась.
Он вышел из родительского дома, не попрощавшись. В голове крутилась только одна мысль по кругу: «Она получила всё – и машину, и власть надо мной». Вот такими оказались последствия его выбора. Хотя он ли выбирал? Как он гордился тем, что не позволил жене загнать себя под каблук. Что сам принял решение… Оставалось только горько смеяться над собой.
В пустой квартире было тихо. Владимир механически включил телевизор – просто чтобы не слышать этой тишины. На столе лежали документы о разводе. Он смотрел на свою подпись и думал – как же так вышло? Когда он успел превратиться в марионетку, которой мать управляла, дёргая за ниточки?
А главное – зачем ей это было нужно?
