— Богдан… — Она схватилась за дверной косяк, пальцы скользнули по шершавой поверхности.
— Женя? — Он подхватил её, не давая упасть. — Женечка, что с тобой?
— Представление устраивает, — фыркнула Тамара Филипповна. — Думает, я поверю…
– Женя! Женечка! Открывай немедленно! Что за шутки такие? – свекровь кричала в голос и что есть мочи дёргала дверь.
– Доброе утро, Тамара Филипповна, – Евгения старалась говорить спокойно, но внутри неё нарастало раздражение. – Ничего не случилось, просто мы с Богданом поменяли замки.
– Как это – поменяли? Почему меня не предупредили? – В голосе свекрови зазвенели металлические нотки.
– Богдан вам вчера звонил, предупреждал. Давайте вы поедете домой, успокоитесь, а потом мы встретимся и поговорим…
– Нет уж, ты сейчас откроешь, впустишь меня в квартиру и объяснишь, что здесь происходит!
Евгения глубоко вздохнула, пытаясь сохранять спокойствие. Она знала, что этот разговор будет непростым, но не думала, что всё начнётся прямо с утра. Тамара Филипповна стояла на лестничной площадке, нервно теребя в руках связку ключей.
– Проходить вы сейчас не будете, – твёрдо сказала Евгения. – Давайте просто поговорим.
– О чём тут говорить? – Тамара Филипповна повысила голос. – Немедленно дай мне новый ключ!
– Нет, – Евгения покачала головой. – Мы с Богданом решили, что…
– Что вы решили? Выставить меня за дверь? – Тамара Филипповна уже не сдерживала возмущения. – Это дом моего сына, ты не имеешь права меня отсюда выгонять!
Где-то наверху скрипнула дверь – соседи уже начали прислушиваться к перепалке.
– Никто вас не выгоняет. Мы просто хотим, чтобы вы предупреждали о своём приходе. Это наш дом, мы…
– Ваш дом? – Тамара Филипповна горько усмехнулась. – Да когда бы он у вас появился, если бы не я? Кто вам на первый взнос деньги дал? Забыли?
Евгения побледнела. Этот козырь свекровь берегла для особых случаев, и каждый раз он больно бил по самолюбию.
Евгения прислонилась к косяку, чувствуя, как предательски дрожат колени. Эти упрёки она слышала не впервые. Но раньше, при жизни Тимофея Ярославовича, всё было совсем иначе. Тогда их семейные встречи проходили тепло и спокойно. Свёкор умел одним взглядом остановить начинающееся бурление супруги: «Тамарочка, дай детям самим разобраться». И та удивительным образом затихала.
Первый год их с Богданом брака прошёл именно так – в уютных воскресных обедах и душевных разговорах за чаем. Тамара Филипповна, конечно, могла посетовать на невесткину привычку поздно вставать или слишком острую приправу в супе, но всё это были мелочи, которые сглаживал добродушный юмор свёкра.
После его скоропостижной смерти всё изменилось. Тамара Филипповна словно отыгрывалась на них за всё то время, когда ей приходилось сдерживаться. Она появлялась в их квартире каждое утро, как на работу. Проверяла холодильник, заглядывала в шкафы, наводила «свой» порядок. «Я же забочусь о вас!» – повторяла она в ответ на робкие возражения.
Богдан разрывался. В его глазах Евгения всё чаще замечала растерянность и боль. Он не мог спокойно смотреть на страдания матери, потерявшей мужа, но и равнодушно наблюдать за тем, как она пытается установить свои порядки в их доме, тоже не получалось. «Мама, ну как ты не понимаешь…» – начинал он. «Ах, значит, я ничего не понимаю? Ты уже совсем забыл, кто тебя вырастил?» – и сын виновато замолкал.
А две недели назад, когда они узнали радостную новость, у них будет ребёнок, и Евгения поняла – медлить больше нельзя. Она не могла допустить, чтобы их малыш с первых дней жизни оказался в эпицентре этой войны. Когда она поделилась своими страхами с мужем, тот впервые не стал искать оправданий материнскому поведению. «Ты права, – сказал он после долгого молчания. – Нужно что-то менять».
– Да, дали! – Евгения почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. – И мы благодарны вам за помощь. Но это не даёт права распоряжаться нашей жизнью!
Сверху послышалось деликатное покашливание – соседка с пятого этажа явно замедлила шаг, спускаясь по лестнице. Евгения невольно понизила голос:
– Тамара Филипповна, давайте всё-таки поговорим спокойно. Может быть…
– С кем говорить? С той, кто даже в квартиру мать своего мужа пустить не хочет? – В голосе Тамары Филипповны прорезались плаксивые нотки. – Нет уж, я сейчас Богдану позвоню! Пусть сын знает, как его мать выставляют за дверь!
Евгения прикрыла глаза. Вчерашний разговор с мужем встал перед глазами как наяву.
– Женя, я всё понимаю, – говорил Богдан, нервно постукивая пальцами по столу. – Но может, попробуем ещё раз поговорить? Мама всё-таки одна осталась…
– Богдан, милый, мы пробовали. Сколько раз? Пять? Десять? Каждый раз она обещает измениться, а на следующий день всё повторяется снова. Я так больше не могу. Нам скоро малыша растить…
Он долго молчал, глядя в одну точку. Потом решительно поднял глаза:
– Хорошо. Завтра с утра вызовем мастера и поменяем замки. Но давай договоримся – мы не запрещаем маме приходить. Просто… по договорённости.
Звонкий голос Тамары Филипповны вырвал Евгению из воспоминаний:
– Алло! Богдан! Ты представляешь, что она устроила? В квартиру не пускает, замки поменяла! Что значит – ты знаешь? Как это – сам распорядился? – Она задохнулась от возмущения. – Нет, ты послушай…
Краем глаза Евгения заметила, как приоткрылась дверь соседней квартиры. Баба Зина, их престарелая соседка, даже не пыталась скрыть любопытства.
– Господи, что делается, что делается, – громко прошептала она в пространство. – А ведь такая приличная семья была…
– Богдан! – Тамара Филипповна уже рыдала в трубку. – Ты же мой сын! Я всю жизнь тебе отдала! А теперь эта… эта… – Она с ненавистью посмотрела на невестку. – Она настроила тебя против родной матери!
– Перестаньте! – Евгения уже не сдерживала дрожь в голосе. – Никто никого не настраивал. Мы просто хотим жить своей семьёй. Вы можете приходить в гости, но…
– В гости? К родному сыну? – Тамара Филипповна опустила телефон. – Да как ты смеешь указывать мне, когда я могу видеть своего ребёнка?
– Он уже давно не ребёнок! – Евгения почувствовала, как от волнения начинает кружиться голова. – Он взрослый мужчина, у него своя семья…
– Семья? – Тамара Филипповна горько рассмеялась. – Два года живёте, а что ты ему дала? Только командовать научилась!
Евгения уже потеряла надежду быстро решить этот вопрос. А ведь её через два часа на приём в консультацию. Свекровь всё продолжала причитать на весь подъезд и замолкать, кажется, не собиралась. Соседи уже начинали возмущаться шумом. Евгения даже подумывала о том, что, по сути, проигрывает этот раунд, и нужно впустить Тамару Филипповну в квартиру, чтобы больше не беспокоить соседей.
Лязг входной двери подъезда разрезал утреннюю тишину. По лестничным пролётам пронёсся сквозняк, всколыхнув пыльную паутину под потолком. Торопливые шаги по лестнице – через две ступеньки. Старый линолеум поскрипывал под тяжёлыми шагами. Богдан. Евгения вздохнула с облегчением и привалилась к косяку. Чувствовала она себя не очень хорошо, что скоро она поедет к врачу. Надо будет попросить Богдана подвезти её, раз уже приехал.
– Что здесь происходит? – Он остановился между женой и матерью, тяжело дыша.
– Богдан! – Тамара Филипповна мгновенно сменила тон. – Наконец-то! Почему она меня в квартиру не пускает?
– Мама, – голос Богдана звучал непривычно жёстко, желваки заходили на скулах. – Мы же вчера с тобой говорили.
– Ничего ты мне не говорил! Позвонил, пробормотал что-то невнятное и трубку бросил! – Голос Тамары Филипповны взлетел до пронзительных ноток, эхом отразившись от стен.
– Я сказал, что мы меняем замки и будем рады видеть тебя в гости по договорённости. Что тут невнятного? – Богдан сжал кулаки, пытаясь удержать рвущийся наружу гнев.
– По договорённости? – Тамара Филипповна всплеснула руками. – С каких пор матери нужно договариваться с сыном о встрече? Это всё она! – Палец с ярко-красным ногтем указал на Евгению. – Это она тебя против меня настроила!
– Нет, Тамара Филипповна, – Евгения почувствовала, как дрожит собственный голос, но заставила себя говорить спокойно. – Никто никого не настраивает. Мы просто хотим жить своей жизнью. Как любая семья.
– А я вам уже чужая? Ты разрушаешь нашу семью!
– Прекрати! – В голосе Богдана зазвенел металл. – Ты прекрасно знаешь, что это неправда.
– А что же это? – Тамара Филипповна схватилась за сердце, её кольца тускло блеснули в свете лампочки под потолком. – Я для тебя всю жизнь… Всё тебе отдала! А теперь какая-то…
– Мама! Не смей! – Богдан шагнул вперёд, заслоняя собой жену.
– Тамара Филипповна, – Евгения всё ещё пыталась достучаться до свекрови, – мы же не чужие люди. Неужели нельзя просто…
Внезапно комната качнулась перед глазами. Тошнота подступила к горлу волной, в висках застучала кровь. В глазах потемнело, звуки стали глухими, будто сквозь вату.
– Богдан… – Она схватилась за дверной косяк, пальцы скользнули по шершавой поверхности.
– Женя? – Он подхватил её, не давая упасть. – Женечка, что с тобой?
– Представление устраивает, – фыркнула Тамара Филипповна. – Думает, я поверю…
Евгения согнулась от резкой боли внизу живота. На светлом домашнем платье расплывалось красное пятно.
– Господи! – Баба Зина, до сих пор с интересом наблюдавшая за скандалом через приоткрытую дверь, всплеснула руками. – «Скорую»! Срочно «скорую»!
Богдан метнулся к жене, помог ей усесться на ковре в прихожей. Одновременно он доставал телефон трясущимися руками, пытаясь не выронить его из взмокших пальцев.
– Женщина, двадцать восемь лет… – Голос срывался, путался. – Кровотечение… Да, срок десять недель…
Тамара Филипповна побледнела, отшатнулась к стене, по которой зигзагами змеились трещины:
– Богдашенька, я не знала…
– Знала! – Он резко обернулся к матери, прижимая к себе Евгению. От его крика зазвенело оконное стекло. – Мы говорили тебе неделю назад! Но ты же никого не слышишь, кроме себя!
Следующие минуты слились в какой-то мутный калейдоскоп. Вой сирены во дворе разрезал утреннюю тишину. Грохот распахнутой подъездной двери. Торопливые шаги медиков по лестнице. Носилки. Участливые взгляды соседей, выглядывающих из своих квартир. Торопливые слова медиков.
– Я с ней, – в глазах Богдана читалась беспомощность.
– Сынок, может, я с тобой? – робко тронула его за рукав Тамара Филипповна. В утреннем свете из окна особенно заметно было, как постарело её лицо.
Он медленно повернулся к матери. В глазах стыла такая боль, что она невольно отступила.
– Нет, мама. Ты уже достаточно сделала.
– Сынок…
– Уйди, – процедил он сквозь зубы. – Я не хочу тебя видеть.
Тамара Филипповна дёрнулась следом за сыном:
– Богдан…
Он даже не обернулся. Быстро сбежал по лестнице, придерживая носилки. Гулкое эхо шагов отдавалось от стен, затихая где-то внизу. Мать осталась стоять на площадке, машинально сжимая в руке бесполезную теперь связку ключей.
– Что же вы наделали? – покачала головой баба Зина, поправляя выбившийся из-под платка седой локон. – Что же вы наделали…
Евгения лежала на больничной койке неподвижно, прислушиваясь к редким шагам в коридоре. Врач сказал – полный покой. Никаких волнений, никаких посетителей, кроме мужа.
Богдан приходил каждый день. Молча сидел рядом, держа её за руку, и они оба боялись озвучить главный вопрос: удастся ли сохранить малыша? Капельница. Укол. Снова капельница. И эта бесконечная тишина, в которой каждый удар сердца отдавался надеждой.
На третий день Богдан столкнулся в коридоре с матерью.
– Я только узнать… – Тамара Филипповна осеклась под тяжёлым взглядом сына. – Как она?
– Врач говорит, есть шанс, – он отвернулся к окну. – Если не будет новых потрясений.
– Я… Я могу чем-то помочь?
– Можешь, – Богдан резко развернулся к матери. – Уйди. Просто уйди и не приходи, пока я сам не позвоню.
– Но я же мать…
– А Женя – моя жена. И она носит моего ребёнка. Твоего внука, между прочим. Которого мы можем потерять из-за твоего… – он задохнулся от гнева, но договорил: – Из-за твоего эгоизма.
В этот момент из ординаторской вышла заведующая отделением – грузная женщина с усталым, но цепким взглядом.
– Товарищи, – она строго посмотрела на обоих, – здесь больница. У нас в реанимации такие случаи – каждый второй из-за семейных конфликтов. Молодая женщина, первый ребёнок, а вы что устроили?
– Я не хотела… – начала было Тамара Филипповна.
– Все так говорят, – отрезала заведующая. – А потом приходится объяснять родным, почему не удалось сохранить ребёнка. Вы хоть понимаете, что стресс для неё – это…
Она не договорила: из палаты Евгении выглянула медсестра и что-то прошептала ей на ухо. Заведующая быстро ушла, оставив мать и сына наедине.
Тамара Филипповна долго смотрела в окно на голые ветки старого клёна. Потом тихо произнесла:
– Помнишь, как папа заболел? В последние дни он всё говорил: «Тамарочка, не дави на детей. Они должны сами…»
– Помню, – глухо отозвался Богдан. – Жаль, что ты не слышала.
– Я испугалась, – она провела рукой по лицу, словно стирая паутину воспоминаний. – Когда его не стало, мне показалось…
– Не надо, – голос Богдана звучал ровно и безжизненно. – Там лежит моя жена. Мой ребенок может умереть. Из-за тебя. Уходи.
Тамара Филипповна беспомощно опустила руки:
– Я могу что-то…
– Нет. Просто уходи. – Он говорил всё так же спокойно, глядя в окно. – Я не хочу тебя видеть.
Она шла по больничному коридору, а в голове звучал голос мужа: «Не дави на детей». Как же ты был прав, Тимоша. Как же прав…
Прошло четыре месяца. Евгения стояла у окна, рассеянно поглаживая округлившийся живот. Внизу, у подъезда, застыла знакомая фигура. Тамара Филипповна переминалась с ноги на ногу, явно не решаясь войти. В руках – пакет с продуктами, которые никто её не просил приносить.
Звонок телефона разрезал тишину квартиры.
– Женечка, здравствуй, – голос свекрови звучал непривычно робко. – Я тут рядом проходила… Может…
– Тамара Филипповна, – Евгения говорила спокойно, но твёрдо. – Мы же договорились. Только по предварительной договорённости. И только когда Богдан дома.
– Да-да, конечно, – торопливо отозвалась та. – Просто подумала…
– В следующее воскресенье, – Евгения помолчала. – В три часа. Если хотите.
– Спасибо, – выдохнула Тамара Филипповна. – Я принесу пирог…
– Не нужно. Просто приходите.
Вечером Богдан долго смотрел в одну точку, когда жена рассказала о звонке.
– Ты уверена? – спросил наконец.
– Нет, – Евгения присела рядом. – Но она твоя мать. И бабушка нашего малыша. Может быть…
Он накрыл её руку своей:
– Хорошо. Но при первом же намёке на…
– Конечно.
В воскресенье Тамара Филипповна пришла ровно в три, без пирога и непрошенных советов. Пила чай, стараясь не смотреть на живот невестки. Говорила мало, словно боялась спугнуть хрупкое подобие мира.
Уходя, всё же не удержалась:
– Может, я в выходные…
– Мама, – Богдан покачал головой. – Мы позвоним сами. Когда будем готовы.
Она кивнула и вышла, осторожно прикрыв дверь. В подъезде было тихо – только шуршали листья за окном, да где-то вдалеке играла музыка. Тамара Филипповна медленно спускалась по лестнице, считая ступеньки. Девятнадцать, двадцать, двадцать одна… Каждая – как день без сына. Как напоминание о том, что могла потерять навсегда.
Наверху щёлкнул замок – Богдан запер дверь. Тамара Филипповна машинально потянулась к сумке, где раньше всегда лежали ключи. Ключей больше не было. И это, наверное, правильно.
