Ирина медленно поднималась по скрипучей лестнице старого дома. Связка ключей тихо позвякивала в руке, напоминая о том, как много лет назад маленькой девочкой бегала по этим ступенькам к бабушке на чай с конфетами.
Сейчас квартира пустовала уже второй месяц. После похорон Клавдии Петровны все важные вещи забрали, документы разобрали, а остальное решили пока оставить как есть. Ирина остановилась перед дверью, вставила ключ в замок. Он провернулся с непривычным усилием — давно никто не открывал эту дверь.
В квартире пахло пылью и старыми газетами. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь тюль, высвечивали танцующие в воздухе пылинки. Ирина прошла в комнату, где стоял старый сервант, хранивший множество фотографий, писем и открыток.
— Надо хотя бы часть вещей разобрать, — пробормотала Ирина, открывая дверцы серванта.
На нижней полке лежали старые альбомы в потертых обложках. Ирина знала их наизусть — сколько раз в детстве перелистывала страницы, разглядывая черно-белые фотографии молодой бабушки, своей мамы в школьной форме, собственные детские снимки.
Но среди знакомых альбомов обнаружился один, которого Ирина раньше никогда не видела. Он был завернут в плотную бумагу и перевязан бечевкой, словно кто-то специально хотел спрятать его от чужих глаз.
— Странно, — Ирина присела на диван, аккуратно развязывая узелок.
Альбом оказался довольно старым, в кожаной обложке темно-коричневого цвета. На первой странице не было никаких надписей, только пожелтевшие от времени фотографии, аккуратно разложенные по страницам.
Первый снимок заставил Ирину вздрогнуть. С фотографии на нее смотрела маленькая девочка лет четырех, удивительно похожая на саму Ирину в детстве. Нет, не похожая — это была она сама! В любимом платье в горошек, с бантом в волосах… Но рядом с девочкой стояли совершенно незнакомые люди: молодая женщина с добрым лицом и высокий мужчина в светлом костюме.
Ирина перевернула фотографию. На обратной стороне выцветшими чернилами было написано: «Лето 1990. Парк Горького».
— Не может быть, — прошептала Ирина, вглядываясь в лица незнакомцев.
Она точно помнила, что в детстве жила только с мамой и бабушкой. Отца она никогда не видела — мама говорила, что он погиб до ее рождения. Тогда кто эти люди? И почему она, маленькая, стоит рядом с ними, улыбается так счастливо и беззаботно?
Дрожащими пальцами Ирина стала листать альбом дальше. На следующей странице снова она — чуть помладше, наверное, года три. Сидит на качелях, а та же женщина поддерживает ее за спину. На другом снимке — играет в песочнице, рядом тот самый мужчина помогает ей строить замок.
Еще фото — новогодний утренник в детском саду. Ирина в костюме снежинки, а по бокам снова эти двое. Они выглядят как самая обычная счастливая семья. Но почему Ирина совершенно не помнит этих людей? И почему бабушка никогда не показывала ей этот альбом?
Сердце колотилось все сильнее. Ирина достала телефон, набрала номер матери.
— Мам, ты можешь приехать к бабушке в квартиру? Срочно.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила мать.
— Да… то есть нет… Просто приезжай, пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что показать.
В ожидании матери Ирина продолжала изучать альбом. Чем дальше она листала, тем больше вопросов возникало. Вот она на даче — собирает клубнику. В зоопарке — кормит белочку. На море — плещется в волнах, а незнакомый мужчина держит ее за руку…
Все фотографии датировались периодом с 1989 по 1991 год. А потом резко обрывались. Больше снимков с этими людьми не было. Как будто они внезапно исчезли из ее жизни, не оставив никаких следов в памяти.
Звук открывающейся двери заставил Ирину вздрогнуть. В коридоре послышались быстрые шаги матери.
— Ириша, что стряслось? — Елена Викторовна вошла в комнату, на ходу снимая сумку с плеча.
Ирина молча протянула ей альбом, открытый на первой странице. Мать взглянула на фотографию — и побледнела. Альбом выскользнул из ее задрожавших рук и упал на пол, рассыпая фотографии.
— Откуда… — хрипло начала Елена Викторовна и осеклась. — Где ты это нашла?
— В серванте. Мама, кто эти люди? Почему я на фотографиях с ними? Почему ты никогда не рассказывала мне о них? — Ирина смотрела на мать, ожидая ответа.
Елена Викторовна опустилась в старое кресло, стоявшее у окна. Руки матери заметно дрожали.
— Я… я не знаю, что это за фотографии, — голос Елены Викторовны звучал неуверенно. — Может, это просто похожая девочка?
— Мама, не надо! — Ирина подняла с пола упавшую фотографию. — Это точно я! Вот моё любимое платье в горошек, вот бант, который ты всегда мне завязывала. И дата на обороте…
— Ирочка, давай поговорим об этом дома, — Елена Викторовна поднялась, пытаясь взять дочь за руку.
— Нет, мы поговорим сейчас! — Ирина отступила на шаг. — Я имею право знать правду.
Мать тяжело вздохнула и снова опустилась в кресло. За окном начинало темнеть, и тени в комнате становились длиннее, словно пытались спрятать тайны прошлого.
— Хорошо, — наконец произнесла Елена Викторовна. — Только дай мне минутку собраться с мыслями.
Ирина молча кивнула и присела на диван. В тишине было слышно только тиканье старых часов на стене — тех самых, которые отсчитывали время в этой квартире столько лет.
— Клавдия Петровна не твоя родная бабушка, — тихо начала Елена Викторовна. — И я… я тоже не твоя родная мать.
Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Ирина почувствовала, как комната начала кружиться перед глазами.
— Что? — только и смогла выдавить она.
— Мы удочерили тебя, когда тебе было четыре года. Эти люди на фотографиях — твои биологические родители.
Ирина вскочила с дивана. В голове крутился миллион вопросов, но ни один из них не мог пробиться сквозь оцепенение.
— Почему… почему вы никогда не говорили мне об этом? — наконец спросила она.
— Мы хотели защитить тебя, — Елена Викторовна промокнула глаза платком. — Ты была такой маленькой, когда пришла к нам. Мы с мамой решили, что так будет лучше.
Ирина молча открыла альбом. Теперь эти фотографии обретали совсем другой смысл. Каждая улыбка, каждый счастливый момент — всё это было с другой семьей. С людьми, которых она совершенно не помнила.
— Кто они? Где они сейчас? — спросила Ирина, вглядываясь в лица на снимках.
— Я… я не знаю, — Елена Викторовна отвела взгляд. — Мы не поддерживали с ними связь после удочерения.
Но что-то в голосе матери подсказывало Ирине — это не вся правда.
Следующие несколько дней превратились в настоящее расследование. Ирина взяла отгулы на работе и погрузилась в изучение архивов. Она проверяла старые адресные книги, базы данных, искала любую информацию, которая могла бы привести к её биологическим родителям.
В районном архиве нашлись документы об удочерении. Ирина дрожащими руками перелистывала пожелтевшие страницы. Наталья Сергеевна и Андрей Викторович Соколовы — вот как звали её настоящих родителей. В графе «причина отказа от ребенка» стояла короткая запись: «тяжелое материальное положение».
— Неужели только из-за денег? — прошептала Ирина, вглядываясь в строчки документа.
Дальнейшие поиски привели к неожиданному открытию. Соколовы до сих пор жили в соседнем городе, всего в двух часах езды. У Ирины перехватило дыхание, когда она увидела их актуальный адрес в базе данных.
Три дня она собиралась с духом, прежде чем сесть в машину и отправиться по указанному адресу. Дорога казалась бесконечной. За окном мелькали деревья, дома, люди, а в голове крутились сотни вопросов. Почему они отдали её? Думали ли о ней все эти годы? Хотят ли встречи?
Небольшой двухэтажный дом на окраине города выглядел уютно и ухоженно. Клумбы с цветами, аккуратно подстриженный газон, качели во дворе. Ирина припарковалась напротив и долго сидела в машине, не решаясь выйти.
Наконец, глубоко вздохнув, она открыла дверцу. Каждый шаг к дому давался с трудом. Вот и крыльцо. Вот звонок. Палец замер над кнопкой…
Дверь открылась неожиданно, даже прежде чем Ирина успела позвонить. На пороге стояла женщина лет пятидесяти пяти — та самая, с фотографий, только постаревшая. Наталья Сергеевна замерла, вглядываясь в лицо нежданной гостьи.
— Здравствуйте, — тихо произнесла Ирина. — Я… я ваша дочь.
Наталья Сергеевна пошатнулась и схватилась за дверной косяк.
— Ириша? — прошептала женщина. — Господи… как же ты нас нашла?
— Можно войти? Нам нужно поговорить.
В доме пахло свежей выпечкой. Наталья Сергеевна провела Ирину в светлую кухню, где на столе стоял горячий пирог с яблоками.
— Я как чувствовала… Весь день пекла. Руки сами тесто месили, — Наталья Сергеевна суетилась у стола. — Андрей! — крикнула в сторону коридора. — Андрей, иди сюда скорее!
Послышались тяжелые шаги, и в кухню вошел мужчина. Ирина сразу узнала его, хотя волосы поседели, а лицо избороздили морщины.
— Доченька… — Андрей Викторович остановился в дверях, не решаясь подойти ближе.
Ирина молча разложила на столе фотографии из альбома.
— Я нашла это в квартире бабушки. Той, которая меня вырастила, — голос Ирины звучал глухо. — Почему вы отдали меня?
Наталья Сергеевна опустилась на стул, закрыв лицо руками.
— Мы не хотели… — начала она. — Господи, как же мы не хотели! Но тогда все рушилось. Завод закрылся, работы не было. Андрей заболел, операция нужна была срочно. А денег — только на хлеб.
— Вы могли попросить помощи! — Ирина стукнула ладонью по столу. — Неужели не было другого выхода?
— Мы просили, — тихо сказал Андрей Викторович. — У всех просили. Но девяностые… Кому мы были нужны? Родители сами еле концы с концами сводили.
— И вы решили избавиться от ребенка?
— Нет! — Наталья Сергеевна вскинула заплаканное лицо. — Мы искали семью, где тебе будет лучше. Где смогут дать образование, накормить досыта. Елена Викторовна тогда работала в органах опеки. Она обещала, что у тебя будет все, что нужно.
Ирина встала и подошла к окну. За стеклом качались ветки яблони, усыпанные белыми цветами.
— А потом? Когда все наладилось? Почему вы не искали меня?
— Искали, — Андрей Викторович тяжело опустился на стул. — Но Елена Викторовна сказала, что так будет только хуже. Что ты уже привыкла, что новая травма может навредить. И мы… мы поверили.
— Елена знала, где вы? — Ирина резко обернулась.
— Да. Мы каждый год передавали подарки на твой день рождения. Она обещала, что отдаст их тебе, когда придет время.
Ирина покачала головой. Ни одного подарка она не получила. Все эти годы мать — нет, Елена Викторовна — хранила эту тайну, даже не пытаясь рассказать правду.
Следующие несколько часов прошли как в тумане. Наталья Сергеевна достала коробку с фотографиями, письмами, открытками — все, что они собирали для дочери все эти годы. Каждый день рождения, каждое Рождество они писали письма, которые так и не были отправлены.
— У тебя есть брат, — вдруг сказала Наталья Сергеевна. — Мы родили его через пять лет после… После того как тебя не стало. Его зовут Миша. Он знает о тебе.
Ирина молча перебирала письма. Строчки расплывались перед глазами.
— Мне нужно время, — наконец сказала она. — Я не могу сейчас… Это слишком много.
— Конечно, детка, — Наталья Сергеевна осторожно коснулась руки дочери. — Мы подождем. Сколько нужно будет.
Домой Ирина вернулась поздно вечером. В квартире было темно и тихо. На автоответчике мигал красный огонек — три сообщения от Елены Викторовны.
Ирина опустилась на диван, достала телефон и набрала номер.
— Мама… то есть, Елена Викторовна, — голос Ирины звучал устало. — Нам нужно поговорить. О подарках, которые вы никогда мне не передавали. О письмах, которые прятали. Обо всем.
В трубке повисло молчание.
— Хорошо, — наконец ответила Елена Викторовна. — Приезжай завтра. Я все объясню.
Ирина положила трубку и закрыла глаза. Впереди был еще один трудный разговор. И еще много вопросов, на которые предстояло найти ответы.
Но сейчас, сидя в темноте своей квартиры, Ирина вдруг поняла: неважно, что будет дальше. Главное — она наконец-то знает правду. И эта правда, какой бы горькой она ни была, уже часть ее жизни.
А через несколько недель Ирина познакомилась с братом. Миша оказался удивительно похожим на нее — те же глаза, тот же смех. Они проговорили весь вечер, наверстывая упущенные годы.
Постепенно в жизни Ирины появились новые фотографии. Теперь в них было больше людей — две мамы, папа, брат. Но главное — в них больше не было тайн и недомолвок.
Тот старый альбом до сих пор хранится у Ирины. Иногда она достает его, перелистывает страницы, вглядывается в счастливые лица на пожелтевших снимках. И думает о том, что семья — это не только кровь и гены. Это еще и выбор. Выбор любить, прощать и принимать.
