– Что? – переспросила я медленно, будто не расслышала.
Ложка выскользнула из рук и с глухим стуком упала в кастрюлю. Я замерла, ощущая, как горячий пар щиплет кожу, но внутри все холодело.
– Так быстрее, не придется ждать, пока я вернусь из командировки, – объяснил Дима, будто ничего страшного не произошло. – Главное – купить, а уж потом разберемся.
Я сжала телефон в руке, чувствуя, как начинает дрожать голос.
– Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы дом, в котором мы будем растить нашего ребенка, был оформлен на твою маму?
Он тяжело вздохнул.
– Ну, что ты начинаешь… Квартира же все равно наша будет.
– Нет, не «наша». Будет «мамина», а я? Как временная девочка, которая просто пожила и ушла? Я твоя жена, мать твоего ребенка, но даже в этом доме, в этом будущем «гнездышке» у меня не будет ни прав, ни голоса?
***
Мы с Димой были вместе уже пять лет – три до брака и почти два в браке, ждем своего первенца. Первый год совместной жизни был спокойным, почти счастливым. Мы иногда ссорились, мирились, учились договариваться. Было непросто, но всегда оставалась уверенность: мы – семья. Жили мы отдельно, в квартире, купленной свекровью для Димы и оформленной на неё. А потом… потом все стало другим.
Мы продали эту квартиру, решив купить больше, лучше. Решение казалось разумным: вложить в новое жилье, добавить наши накопления, взять немного в кредит. Ждать нельзя, рынок меняется. Мы активно занимались поиском квартиры, а пока переехали к его маме. И с этого момента всё пошло не так. Тогда и началось то, что ссорами даже назвать нельзя – какое-то странное, липкое недопонимание. Словно невидимая черная кошка проскользнула между нами и затаилась в углах нашей жизни.
Мама Димы жила одна. Отец ушел давно, и с тех пор она привыкла все решать сама. У нее был этот особый тон, сдержанный, но пронизывающий, когда слова звучат как факт, не требующий обсуждений.
Дима уехал в командировку по работе в другой город. В первый же вечер, сидя за кухонным столом, она вдруг сказала:
– На кого оформлять квартиру будете?
Я опустила взгляд в чашку, но внутри все напряглось. Мы не обсуждали этот вопрос. Я думала Дима вернется и решим это вместе.
– Ну… – начала я осторожно. – На Диму, конечно.
Мама Димы сжала губы, взглянула на меня так, как будто я сказала глупость.
– А чего ждать? – она поправила ложку на столе, словно невзначай, но движение было слишком четким. – Лучше сразу оформить на меня, раз ты уже этим занимаешься. Пока продавец не передумал.
В животе что-то неприятно сжалось. Я взяла ложечку и сделала вид, что размешиваю чай, хотя он уже давно остыл.
– Думаю, лучше дождаться Диму, – произнесла я как можно мягче.
– Да зачем? – она отмахнулась. – Ты же понимаешь, Даша, что это все равно будет ваша квартира. Просто так будет спокойнее, меньше суеты.
Я кивнула, но неуверенно. Воздух в комнате вдруг стал тяжелым. Было так тихо, что слышался даже легкий шелест дерева за окном. Я чувствовала напряжение в собственном дыхании, как будто мне что-то сжимало грудную клетку.
– Не вижу смысла, – наконец сказала я, подняв на нее взгляд. – Квартира – наше семейное жилье. Ее надо оформлять на Диму.
В этот момент она чуть прищурилась. Секунда молчания – и я уже поняла: она расценила это как вызов. Будто я заявила, что не принимаю ее решений.
***
А на следующий день был тот звонок от Димы.
– Даш, ты сейчас накручиваешь…
– Я не накручиваю, – перебила его. – . – Я просто вижу, как оно есть. Если меня уже ставят в положение «ты здесь никто», дальше что? Дима, если ты сделаешь, как хочет твоя мама, смысла в этом браке нет.
Я услышала его тяжелый вдох, затем он произнес:
– Ладно. Запишем на меня. Не переживай.
Но тон… Он был такой, будто я только что потребовала что-то невозможное. Будто мое желание иметь дом, в котором я чувствую себя женой, а не временной гостьей – это что-то из ряда вон выходящее.
Я медленно опустилась на стул. В груди поселилось чувство – не облегчение, не радость, а смутное понимание, что теперь я в глазах его семьи – расчетливая, жадная, «неблагодарная». И это ощущение было даже хуже самой новости.
***
Через два дня был день рождения свекрови. Дима хотел купить ей новый телефон – старый у нее, конечно, еще работал, интернет ловил, но… «Ну ты же понимаешь, это мама, а телефон у нее совсем древний», – сказал он тогда, и я, конечно, поняла. Дима в командировке. Денег у нас впритык, впереди покупка квартиры, мебель, долги, но я все равно поехала в торговый центр, потратила несколько часов, выбирая подарок. Я держала этот телефон в руках, смотрела на ценник и пыталась убедить себя, что это правильно, что так и должно быть.
На следующий день, находясь на работе, я отправила свекрови сообщение с поздравлением. Телефон зазвонил спустя несколько минут. Я посмотрела на экран, вдохнула глубже – Дима.
– Привет, – ответила я, чувствуя усталость еще до начала разговора.
– Привет. – Его голос был натянутым. – Ты маму поздравила?
– Да, написала ей сообщение.
– Сообщение? – Он замолчал на пару секунд, и даже через телефон я почувствовала, как он хмурится. – Даш, ты серьезно? Неужели нельзя было просто позвонить?
Я медленно закрыла глаза. В груди вспыхнула раздраженная обида.
– Дима, я на работе. Я собиралась позвонить в обед.
– Ну да, конечно, – его тон стал колким. – Если бы это была твоя мама, ты бы позвонила с утра. Я тоже тогда буду твоей маме писать смс, ладно?
Я резко выпрямилась, пальцы сильнее сжали телефон.
– Ты правда сейчас это говоришь? – голос мой был ровным, но внутри все кипело. – Если бы мне было все равно, я бы не потратила несколько часов, бегая по магазинам, не выбирала бы ей подарок. Ты это учитываешь? Или главное – звонок с утра, остальное неважно?
В этот момент внутри меня что-то надломилось. Не просто обида – что-то глубже, больнее. Я вспомнила день рождения своей мамы: пять тысяч в конверте, и все. Вспомнила свой день рождения: пышный букет цветов – красивый, огромный… и всё. Цветы – это знак внимания, но не подарок. По крайней мере, не в нашем случае.
Горечь поднялась к горлу, и я не смогла сдержаться:
– Знаешь, что самое обидное? Мне ты подарил букет и ничего больше. А для мамы нашлись деньги на телефон. Интересно, это тоже «ничего такого»?
В трубке повисло напряженное молчание.
– Ты вообще… – Дима явно пытался сдержаться. – Это моя мама! Как ты можешь это сравнивать? А у тебя все впереди.
– То есть, я подожду, да? Может, когда-нибудь и у меня появится что-то больше, чем цветы, – я горько усмехнулась. – Ладно, Дим, не буду больше ничего говорить. Я все поняла.
– Даша, ты опять…
– Все, – я оборвала его. – Я поняла, какое у тебя ко мне отношение. Для тебя я не особо значима.
Я сбросила звонок и положила телефон на стол. В глазах жгло от обиды. Рабочий день продолжался, но мне было все равно. Мир вдруг стал тише, как будто кто-то убрал звук. Я смотрела на экран, ожидая, что он перезвонит… но телефон молчал.
В воздухе висел легкий аромат кофе от коллег, за окном стучал дождь, но мне казалось, что я больше ничего не чувствую. Только этот холод внутри.
***
Следующие дни прошли как в тумане. Я избегала разговоров, закрывалась в себе. Он делал вид, что ничего не случилось. Смотрел в экран телефона, говорил о работе, а на мои попытки заговорить лишь кивал, не поднимая глаз. А я все больше осознавала, что не могу с этим смириться.
Однажды ночью я проснулась от странного ощущения. Я повернулась на бок, и тишина дома вдруг показалась мне слишком натянутой. А потом я услышала это – приглушенные голоса в коридоре.
Я приподнялась, сердце застучало сильнее. Дима и его мать. Они говорили шепотом. Я встала, и, сдерживая дыхание, подошла к двери.
– Я не понимаю, чего она хочет, – Дима говорил раздраженно, голос его был уставшим. – Мы же все для нее делаем.
– Женщины вечно что-то выдумывают, – равнодушно отозвалась его мать. В ее голосе не было ни тени сомнения. – Перебесится, привыкнет.
– Надеюсь, – пробормотал он.
Я замерла, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Значит, я «перебесилась»? Они так видят мои чувства? Как временное помутнение, как каприз?
На секунду мне захотелось распахнуть дверь, потребовать объяснений. Громко, резко, чтобы они наконец услышали меня. Но я не сделала этого. В груди копился глухой ком обиды, слишком тяжелый, чтобы от него избавиться одним разговором.
Я развернулась, медленно вернулась в кровать. Легла, уставившись в потолок. Темнота больше не казалась укрытием – она давила, превращая мою комнату в клетку.
Я слушала, как голоса в коридоре затихают, как скрипнула дверь в комнату свекрови, как шаги Димы стали тише, пока не растворились в тишине дома.
Но сон не приходил. В голове билась одна мысль: «Я здесь чужая».
***
Утром я проснулась с ясной мыслью. Впервые за долгое время я знала, что мне нужно делать. В комнате было тихо, только за окном слышался едва уловимый шум машин. В воздухе пахло вчерашним чаем и чем-то выцветшим, застоявшимся, как будто само пространство пропиталось усталостью.
Когда Дима вернулся, я стояла у окна, спиной к двери. Я слышала, как он скинул куртку, как поставил сумку на пол. Несколько секунд – и тишина.
– Даш, – его голос был немного хриплым, настороженным. – Что-то случилось?
Я обернулась, посмотрела на него. Дима выглядел усталым, но я больше не чувствовала к нему жалости.
– Мне нужно время, – сказала я спокойно.
Его брови дернулись вверх, во взгляде мелькнуло что-то похожее на тревогу.
– Что? – он сделал шаг ближе. – О чем ты?
– Я уеду к маме. Подумать.
В комнате повисла тишина. Дима моргнул, словно не веря в услышанное, и усмехнулся – нервно, растерянно.
– Ты серьезно?
– Более чем.
Он смотрел на меня и не знал, что сказать. Но я больше не могла притворяться. Не могла ждать, пока он «поймет» или «передумает».
Я взяла сумку, которая уже стояла у двери. Дима посмотрел на нее, и его лицо напряглось.
– Ты правда это сделаешь? – его голос стал тише, почти хриплым.
– Да.
Я развернулась и пошла к выходу. Я чувствовал, что он смотрит, но не обернулась. Я сделала шаг за порог.
Впервые за долгое время я почувствовала, что решение принимаю я.
