Я на мгновение замерла, держась за горячую кружку чая. Эти слова прозвучали так буднично, так отстраненно, будто он обсуждал погоду или список покупок.
— Что? — переспросила я, не веря своим ушам.
— Ну а что, — пожал плечами Олег. — Дети взрослые, дома сидеть смысла нет. Да и мне не нравится, что ты целыми днями занимаешься… — он сделал неопределенный жест рукой, — чем-то непонятным.
— Олег, мне сорок девять. Я работала только два года, у меня ни опыта, ни навыков. Куда я пойду?
Он посмотрел прямо, спокойно, даже слишком.
— Начинай искать работу. Потом мы начнем складываться совместно на продукты и коммуналку. Все остальное – каждый тратит на себя сам.
Я опустила взгляд на стол. Все вокруг было знакомым: старый заварочный чайник, потертые углы кухонного стола, на котором дети когда-то рисовали фломастерами. Это был мой дом. Я создавала уют, наполняла этот дом теплом, пока он был на службе. А теперь… теперь я — не нужна.
— Ты серьезно? — мой голос дрогнул, но я тут же взяла себя в руки.
— Абсолютно, — он сделал глоток кофе. — А то ты как бабуля уже, вяжешь целыми днями. Лучше бы делом занялась.
Где-то глубоко внутри меня что-то хрустнуло.
— Значит, я — бабуля? И мой труд все эти годы ничего не значил?
— Ты сама выбрала сидеть дома, — пожал он плечами. — Меня никто не спрашивал, хочу ли я вкалывать всю жизнь. Так что теперь пора меняться.
Я не нашлась, что ответить. Когда-то этот человек готов был достать для меня звезду с неба, а теперь…
***
В ту ночь я долго не могла уснуть. Я всегда считала, что у нас с Олегом крепкие отношения. Двадцать пять лет брака, двое взрослых детей, дом – пусть и не идеальный, но наш, уютный. Он – бывший военный, привык к строгому порядку и подчинению, а я – его тихий тыл, вся жизнь – семья. Пока он служил, я ждала, поддерживала, скрашивала редкие выходные. В голове всплывали картины прошлого: его уставшая улыбка после командировки, долгие письма из гарнизона, наши редкие, но счастливые выходные.
А потом он ушел на пенсию.
Первое время я радовалась. Наконец-то у нас появились долгожданные утренние завтраки вместе, неспешные вечера, возможность говорить без оглядки на его дежурства. Но через месяц стало ясно: он не тот человек, который найдет в себе силы перестроиться. В нем как будто что-то сломалось.
— Опять вяжешь? — раздраженно спрашивал он.
Он знал, что я вяжу. Он видел это каждый день.
— Толку-то? Могла бы за это время что-то полезное делать.
Мы стали чужими. Его раздражали мои привычки, мое вязание, мои беседы по телефону с подругами. Он перестал даже гулять с собакой, хотя раньше сам настоял на том, чтобы завести лабрадора. Что случилось? Когда именно он стал другим?
Под утро я приняла решение.
— Хорошо, — сказала я, глядя ему в глаза за завтраком. — Я попробую.
Он ничего не ответил. Только кивнул и снова уткнулся в экран.
***
Я искала работу. Правда, искала. Ходила на собеседования, чувствовала себя неуместной среди молодых, уверенных девчонок с резюме на нескольких страницах. Кто возьмет женщину без опыта, когда столько желающих?
— Вы не работали двадцать лет? — менеджер по персоналу подняла на меня удивленный взгляд.
— Воспитывала детей. Вела дом.
— У вас есть навыки работы с компьютером?
— Ну, я печатаю…
— Мы перезвоним вам.
Конечно, они не перезвонили.
Когда я вернулась домой после очередного собеседования, Олег даже не спросил, как прошло. Он продолжал играть в свои бессмысленные танчики, не поднимая глаз.
— Безрезультатно. Никто меня не берет, — сказала я с горькой усмешкой.
Он пожал плечами.
— Значит, плохо искала.
В груди будто скребет что-то. Всю жизнь я была для него поддержкой, берегла наш дом, создавала уют. А теперь…
— А давай так, Олег? Ты мне столько лет внушал, что я ничего не делала. А если я и правда перестану делать? Посмотрим, сколько ты протянешь в этой квартире, если я перестану убирать, готовить, стирать. Ведь это не работа, так?
Он отрывается от игры, поворачивается ко мне. Глаза пустые, уставшие.
— Ты жила на всем готовом. Не неси ерунду.
Сердце глухо стучит в груди. Он говорит это просто… как факт. Как будто все мои годы заботы, любви, поддержка — это пыль. Как будто я для него просто… статист.
— Ерунду? — я сжала кулаки. — Хорошо, посмотрим.
***
На следующий день я не приготовила завтрак. Не убрала посуду. Не помыла полы.
К вечеру кухня выглядела так, словно через нее пронесся ураган. Несвежий кофе застыл на дне его любимой кружки. На плите осталась сковорода со вчерашними остатками ужина. Грязные тарелки громоздились в раковине, крошки с вечера так и остались на столе. Пол был в пятнах — я даже не знала, откуда они взялись.
Олег вошел на кухню в футболке с замятым воротником и босиком — так он всегда ходил дома, когда не нужно было никуда выходить. Он резко остановился, его взгляд скользнул по хаосу вокруг.
— Что это? — голос его был низким, недовольным, как будто его разбудили среди ночи.
Я стояла у окна, сцепив пальцы в замок, глядя, как за стеклом медленно сгущаются сумерки.
— Ну, — я повернулась к нему, склонив голову на бок, — это же не работа, верно?
Он прищурился, нахмурил брови.
— Я сказал про работу за деньги, а не про это!
В его голосе проступило раздражение. Он шагнул вперед, как будто требуя объяснений. Вчерашняя невидимая граница между нами вдруг стала ощутимой.
— А это и есть работа, Олег! Просто ты ее никогда не замечал!
Я сделала шаг вперед. Он был выше, сильнее, но сейчас я впервые видела его потерянным.
— Ты думаешь, что дом сам по себе остается чистым? Что еда появляется на столе просто так? Что твои вещи волшебным образом оказываются постиранными?
Он молчал, но я видела, как напряглась его челюсть, как дернулся желвак.
— Все эти годы ты приносил деньги. Хорошо. Но знаешь, что делала я? Я обустраивала для нас дом. Я была твоим тылом, твоим миром. Ты возвращался в чистый, уютный дом, где тебя ждали. А теперь… теперь ты говоришь мне, что я ничего не делала?
Я подошла к стулу, где висела моя сумка, и медленно накинула ее на плечо.
— Куда ты собралась? — в его голосе звучала не злость, а что-то новое. Сомнение.
Я остановилась у двери, не оглядываясь.
— Найти решение, — ответила я.
И захлопнула за собой дверь.
***
Следующим утром кухня встречает меня холодом. Олег стоит у плиты, медленно размешивает ложкой сахар в чашке. Это странное зрелище – видеть, как он делает это сам. Еще месяц назад он даже не представлял бы себе утро без уже готового завтрака, горячего чая, аккуратно нарезанного хлеба.
Я вхожу тихо, но он замечает меня, уголком глаза. Не поворачивается.
— Я нашла вакансию продавца в магазине рядом, — говорю я, наблюдая за его реакцией.
Рука с ложкой замирает на секунду. Совсем чуть-чуть, но я замечаю. Как будто он не ожидал, что я действительно пойду и сделаю это. Но уже в следующий миг он продолжает размешивать кофе, как ни в чем не бывало.
— Ну и отлично, — бросает он, не глядя на меня.
Снова этот равнодушный, отстраненный тон. Только я уже знаю, что за ним скрывается.
— Ты доволен? — спрашиваю, делая шаг ближе.
Олег не отвечает. Берет чашку, делает глоток. Горячий напиток обжигает, и он чуть морщится.
***
Первый рабочий день — ад. Болят ноги, спина. Продавцом работать оказалось не так просто. Я думала, что работа в магазине — это просто стоять за кассой, взвешивать овощи, вежливо улыбаться покупателям. Но к вечеру ноги горят огнем, спина ноет, а от постоянного общения в голове звенит.
Домой прихожу выжатая, как лимон. Но странное дело — во мне что-то оживает. Как будто я долгое время жила в серой дымке, и только сейчас понемногу начинаю дышать.
Олег сидит за компьютером, погруженный в свою игру. Я бросаю сумку на стул, выпрямляюсь, разминая затекшую шею.
— Как день? — лениво спрашивает он, не отрываясь от экрана.
Я улыбаюсь, хоть он этого и не видит.
— Устала, но неплохо. Там девочки хорошие. Одна тоже всю жизнь дома сидела, а потом развелась, пришлось начинать заново.
Слова вылетают сами собой, но я сразу чувствую, как воздух в комнате меняется.
Олег замирает. Курсор на экране останавливается, как и его рука на мышке. Он моргает, хмурится.
— Развелась?
Он наконец смотрит на меня, и в его взгляде я вижу не просто интерес. Там что-то большее.
— Да. Муж сказал, что устал от нее. После двадцати лет брака. Говорил, что она сидела у него на шее.
Тишина. Напряженная, как перед грозой.
Я вижу, как его пальцы медленно сжимаются, как на мгновение напрягается челюсть. Он будто бы хочет сказать что-то, но держит себя в руках.
— И как она?
Голос его звучит ровно, но я уже чувствую под ним трещины.
— Нормально, — пожимаю плечами. — Сначала тяжело было, но справилась. Теперь говорит, что даже жалеет, что не ушла раньше.
Он кивает. Берет мышку. Возвращается в игру. Но я знаю: в голове у него сейчас совсем не танчики.
***
На следующий день после работы меня ждёт сюрприз. У магазина я замечаю Олега. Он редко вот так ждет кого-то. Обычно предпочитает, чтобы его ждали. Я останавливаюсь, моргая от неожиданности.
—Ты зачем здесь? – спрашиваю я, пытаясь скрыть удивление
— Решил встретить. Думал, тебе приятно будет.
В его голосе нет обычной резкости. Нет приказа, нет поддразнивания.
Мы идем рядом, шаг в шаг. На улице тихо, под ногами хлюпает мокрый асфальт, и вдалеке слышится вой сирены. Люди спешат по своим делам, но у нас нет спешки.
Олег не торопится домой.
— Ты не любишь свою работу, да? — неожиданно спрашивает он.
Я смотрю на него, чуть прищуриваюсь.
— Она мне не нравится, но это лучше, чем ничего. Я хоть чувствую себя нужной.
На этих словах он резко останавливается. Олег внимательно смотрит на меня, будто замечает что-то важное, чего раньше не видел.
— Ты всегда была важной, — говорит он тихо, с расстановкой. — Просто… я этого не понимал.
В его голосе нет пафоса. Только искренность. Голая, почти болезненная.
Я замираю.
За все эти месяцы он впервые сказал что-то настоящее. Без раздражения, без усмешки, без того ледяного равнодушия, которое стояло между нами, как стена. Я чувствую, как в груди что-то теплеет, но осторожно, с опаской. Как солнечный луч сквозь мутное стекло.
— А теперь понял? — спрашиваю я тихо.
Он проводит ладонью по затылку, отводит взгляд, как будто не хочет признаваться.
— Да, — выдыхает он.
Я не знаю, что это значит. Но впервые за долгое время мне кажется, что передо мной снова тот самый Олег, которого я когда-то знала.
Я смотрю на него, и в груди что-то теплеет. Может быть, не всё потеряно?
