— Эта квартира видела столько моих слёз, — глаза свекрови блестели особенным, холодным светом. — Неужели ты считаешь справедливым отдать её первой встречной девчонке?
— Мама, Галя – моя жена. Папа чётко указал в завещании – квартира переходит мне, — Борис говорил тихо, но решительно.
Большие окна гостиной пропускали яркий майский свет, подчёркивая изящную лепнину на потолке. Старинная мебель из дуба хранила память о десятилетиях жизни семьи Зиминых в этой квартире.
— Завещание! — Ульяна Петровна фыркнула, прохаживаясь вдоль книжных шкафов. — Твой отец никогда не отличался мудростью в решениях.
— Прошу вас, не начинайте, — Галина попыталась смягчить обстановку. — Может, выпьем чаю?
Морщинистая рука свекрови резко взметнулась вверх.
— Не пытайся играть роль гостеприимной хозяйки в доме, который ты не заслужила!
Галина вздохнула и взглянула на мужа. Его лицо заострилось, глаза беспокойно бегали от матери к жене.
— Ульяна Петровна, я понимаю ваши чувства, но…
— Ничего ты не понимаешь! — резко перебила свекровь. — Двадцать пять лет я вложила в эти стены. Каждая картина, каждая книга выбрана мной.
Бориса передёрнуло.
— Мама, папа хотел, чтобы мы с Галей жили здесь. У тебя есть дача и квартира в Ясенево.
— Дача! — женщина издала короткий, неприятный смешок. — Ты предлагаешь мне доживать в садовом домике, пока эта…
— Мама! — голос сына звучал предупреждающе.
Пожилая женщина медленно опустилась в кресло, её пальцы нервно стучали по подлокотникам.
— Простите, я пойду на кухню, — пробормотала Галина, выходя из комнаты.
На кухне она открыла старое деревянное окно. Яркая зелень двора принесла некоторое облегчение. Через несколько минут дверь тихо скрипнула.
— Прости её, — Борис обнял жену сзади. — Для матери эта квартира – последняя связь с отцом.
— Я не хочу становиться причиной раздора между вами.
— Ты не причина. Всё это началось задолго до нашего знакомства.
Из гостиной донёсся звук разбитого стекла.
— Что там?
Они поспешили обратно. На полу лежали осколки фарфоровой вазы.
— Извините, рука дрогнула, — Ульяна Петровна смотрела на них с вызовом. — Возраст, знаете ли.
— Мама, пожалуйста…
— За двадцать лет брака я ни разу не разбила ни одной вещи. Интересно, сколько продержится ваш брак? И сколько вещей уцелеет?
Галина медленно подошла к свекрови.
— Вы можете приходить сюда в любое время. Это ваш дом тоже.
— Не нужна мне твоя милостыня, — ядовито ответила женщина. — Сын, ты позволишь ей так обращаться со мной? — в голосе Ульяны Петровны звучало возмущение, граничащее с яростью.
Борис медленно опустился на колени, собирая осколки вазы. Солнечные блики играли на их острых краях.
— Мама, никто не выгоняет тебя из этой квартиры, — он старался говорить ровно. — Галя просто предложила компромисс.
Молодая женщина стояла у книжного шкафа, обхватив себя руками, словно защищаясь от невидимых ударов.
— Компромисс? — губы свекрови искривились в презрительной усмешке. — В моём возрасте уже не идут на компромиссы, особенно когда речь идёт о родном доме.
За окном пронзительно засвистела иволга. Весенний воздух врывался в комнату, колыша тюлевые занавески, но даже он не мог разрядить напряжённую атмосферу.
— Куда ты это несёшь? — резко спросила Ульяна Петровна, когда Борис направился к мусорному ведру с осколками.
— Выбросить, мама. Ваза разбита.
— Это была любимая ваза твоего отца! — пожилая женщина вскочила с кресла. — Теперь ты собираешься просто выбросить её, как и память о нём?
Галина тихо выдохнула.
— Может, её можно склеить? Я могу попробовать…
— Ты? — ядовито отозвалась свекровь. — Ты не сможешь склеить даже свои собственные мысли, не то что фарфор XVIII века.
— Мать, прекрати, — жёстко произнёс Борис, высыпая осколки в мусорное ведро. — Ты сама разбила вазу.— Убежим отсюда! Прямо сейчас! — сказала жена мужу и посмотрела на дверь, за которой наверняка стояла свекровь
— Значит, теперь я стала врагом в собственном доме, — Ульяна Петровна медленно опустилась в кресло, театрально прижав ладонь к сердцу. — Какой позор, Борис. Твой отец перевернулся бы в гробу.
— Отец хотел, чтобы этот дом достался мне. Он ясно выразил это в завещании, — устало напомнил сын.
— Завещание можно оспорить, — глаза пожилой женщины сузились. — И я это сделаю если ты…
Галина резко повернулась к окну, пытаясь сдержать слёзы.
— Значит, ты угрожаешь мне судом, мама? — Борис даже не пытался скрыть горечь в голосе.
— Я просто напоминаю о своих правах, — холодно ответила женщина. — Это квартира принадлежала нам с твоим отцом. Я имею на неё полное право. А что сделала эта девка, чтобы заслужить такое наследство? Вышла замуж за моего сына?
— Галя — моя жена и мать моего будущего ребёнка, — ровно произнёс Борис.
— Ребёнка? — брови Ульяны Петровны взлетели вверх. — Вы ждёте ребёнка?
Галина медленно кивнула, поворачиваясь к свекрови.
— Мы хотели сказать вам об этом в более спокойный момент.
— Вот оно что! — в глазах пожилой женщины мелькнуло что-то хищное. — Теперь понятно, почему такая спешка с квартирой. Древнейший способ привязать к себе мужика — родить ему ребёнка.
— Достаточно! — Борис резко встал между матерью и женой. — Я не позволю тебе оскорблять жену в нашем доме.
— В нашем? — переспросила Ульяна Петровна. — Значит, я больше не имею права называть этот дом своим?
***
Через три недели напряжение достигло критической точки. Ульяна Петровна стала приходить в квартиру почти ежедневно, проверяя состояние мебели, картин, посуды.
— У тебя книги стоят неправильно, — заявила она однажды, перебирая корешки в шкафу. — Пушкин должен стоять рядом с Лермонтовым, а не с Гоголем. Твой отец всегда соблюдал хронологический порядок.
В другой раз она принесла старое покрывало.
— Нужно заменить то безвкусное бежевое полотно, которое ты постелила на кровать, — обратилась она к невестке. — Это настоящий гобелен, ручная работа.
По вечерам Борис находил жену в слезах на кухне.
— Я не могу так больше, — шептала Галина. — Твоя мать делает мою жизнь невыносимой. Я боюсь за своего ребёнка.
После долгих размышлений Борис принял решение.
— Мама, — сказал он во время очередного визита Ульяны Петровны, — я предлагаю компромисс. Ты можешь пожить здесь некоторое время, чтобы почувствовать себя хозяйкой. Мы с Галей временно переедем в съёмную квартиру.
Глаза пожилой женщины вспыхнули триумфом.
— Наконец-то ты принял правильное решение, сынок. Этот дом должен принадлежать мне.
В следующие дни Ульяна Петровна активно обживала квартиру, возвращая всё на свои места. Галина молча собирала вещи, стараясь не пересекаться со свекровью.
В день переезда Борис задержался на работе. Галина упаковывала последние коробки, когда в комнату вошла Ульяна Петровна.
— Не забудь захватить свои дешёвые безделушки, — бросила она, кивая на фоторамки на комоде. — Я уже заказала новую мебель для этой комнаты.
— Новую мебель? — удивилась Галина.
— Конечно, — свекровь с удовольствием провела рукой по антикварному комоду. — Это временное решение. Борис понял, что квартира должна принадлежать мне. Тебе лучше сразу подыскать себе постоянное жильё.
— Что вы имеете в виду? — Галина отложила коробку.
— Не строй из себя наивную девочку, — презрительно фыркнула Ульяна Петровна. — Борис вернётся в родной дом, как только поймёт свою ошибку. Ваш брак — недоразумение, которое скоро закончится.
— А как же ребёнок? — тихо спросила Галина.
— Ребёнок? — усмехнулась свекровь. — Если он вообще существует. Я, знаешь ли, сомневаюсь в твоей беременности. Очень удобно объявить об этом именно сейчас, когда решается вопрос с недвижимостью.
В глазах молодой женщины что-то изменилось.
— Вы переходите все границы, Ульяна Петровна, — её голос звучал неожиданно твёрдо. — Я терпела ваши оскорбления из уважения к Борису, но больше не намерена это делать.
Свекровь насмешливо подняла брови.
— И что же ты сделаешь, девочка? Пожалуешься Борису? Он выбрал между нами, и выбрал правильно.
Галина медленно подошла к секретеру, достала папку с документами и протянула один лист свекрови.
— Что это? — раздражённо спросила та, надевая очки.
— Свидетельство о праве собственности, — спокойно ответила Галина. — На квартиру.
Ульяна Петровна пробежала глазами документ и побледнела.
— Что за глупые шутки? Здесь указано имя… Ирина Борисовна Зимина?
— Это имя нашей дочери, — пояснила Галина. — Мы с Борисом решили назвать её в честь его бабушки. Если вы внимательно посмотрите на дату регистрации, то увидите, что документ оформлен две недели назад.
— Но… как?.. — пожилая женщина опустилась в кресло, не отрывая взгляда от бумаги.
— После того, как вы пригрозили судом, Борис принял меры, — продолжала Галина. — Квартира оформлена на нашу будущую дочь. До её совершеннолетия недвижимость не может быть продана. Я назначена доверительным управляющим.
В это время хлопнула входная дверь, и в комнату вошёл Борис. Увидев бледное лицо матери и документы в её руках, он тяжело вздохнул.
— Вижу, Галя уже объяснила ситуацию.— Продать квартиру?! Ни за что! Это последнее, что у нас осталось! — заявила невестка свекрови
— Как ты мог, сын? — голос Ульяны Петровны дрожал от гнева. — Отдать квартиру ещё не родившемуся ребёнку? Это… это обман!
— Нет, мама. Это защита от твоих угроз, — устало ответил сын. — Я не хотел до этого доходить, но ты не оставила мне выбора.
Пожилая женщина поднялась с кресла, её руки заметно дрожали.
— Значит, теперь ты выгоняешь меня из квартиры моей будущей внучки?
— Никто никого не выгоняет, — терпеливо объяснил Борис. — Но мы с Галей будем жить здесь. Это наш дом. Ты всегда можешь приходить в гости.
— В гости? — горько усмехнулась Ульяна Петровна. — В дом, где я прожила двадцать пять лет?
— Мы не переезжаем, — твёрдо заявил Борис. — И ты тоже можешь остаться, если научишься уважать мою жену.
— Да как ты смеешь ставить мне ультиматумы! — воскликнула пожилая женщина. — После всего, что я для тебя сделала!
— Это не ультиматум, — покачал головой сын. — Это условие нормальной жизни.
Ульяна Петровна схватила свою сумку и направилась к выходу.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Борис! — бросила она у двери. — Когда эта женщина заберёт у тебя всё, ты вспомнишь мои слова!
Хлопнула входная дверь. В квартире воцарилась тишина.
— Прости, — тихо сказал Борис, обнимая жену. — Я не думал, что всё зайдёт так далеко.
Галина положила голову ему на плечо.
— Мне жаль твою маму. Она действительно любит эту квартиру.
— Больше, чем меня, — горько заметил Борис. — Думаешь, она когда-нибудь сможет нас простить?
— Время покажет, — Галина погладила живот. — Надеюсь, появление Иринки всё изменит.
Через два месяца раздался звонок в дверь. На пороге стояла Ульяна Петровна с небольшим свёртком в руках.
— Я… — она запнулась, глядя на округлившийся живот невестки. — Я нашла старые вышивки твоей бабушки. Подумала, может быть, пригодятся для детской кроватки.
Галина молча отступила, пропуская свекровь в квартиру.
— Чай будете? — спросила она после паузы.
— Буду, — тихо ответила Ульяна Петровна. — И… я хотела сказать… я подумала… может, вам помочь с обустройством детской?
Борис, вышедший в прихожую, удивлённо посмотрел на мать.
— Ты серьёзно?
— Я не хочу быть чужой для своей внучки, — пожилая женщина расправила плечи. — Если вы позволите, конечно.
Галина и Борис переглянулись.
— Конечно, позволим, — улыбнулась Галина. — Ирине понадобится заботливая бабушка.
Ульяна Петровна неловко кивнула и протянула сверток Галине.
— Знаешь, — сказала она, избегая прямого взгляда, — когда я была беременна Борисом, его отец сделал для меня шкатулку. Храню там все памятные мелочи нашей жизни.
Через месяц детская комната постепенно преображалась. Ульяна Петровна, вопреки ожиданиям, проявляла удивительный такт. Она приходила дважды в неделю, принося старинные книги сказок, фотографии и семейные истории.
— Странно, — однажды заметил Борис, наблюдая, как мать и жена вместе развешивают занавески, — как всё изменилось.
— Не так уж странно, — тихо ответила Галина вечером. — Твоя мама просто боялась потерять последнюю связь с прошлым. Теперь она обрела будущее.
Когда в конце осени Ирина родилась, именно Ульяна Петровна первой взяла внучку на руки в родильном доме. Слезы в глазах пожилой женщины говорили больше, чем любые слова примирения.
«Память — единственный рай, из которого нас не могут изгнать.» — Жан Поль Рихтер
