— Артём, ты видел мои серьги с красными камнями? Те самые, в форме капель? — Рита перебирала содержимое своей шкатулки для украшений, выкладывая на туалетный столик браслеты, кольца и цепочки.
— Посмотри в верхнем ящике комода. Вроде бы там видел, — Артём застёгивал запонки на рубашке, стоя перед зеркалом в спальне. — Только… Может, не стоит сегодня их надевать?
Рита обернулась, удивлённо подняв бровь:
— Почему это? Они идеально подходят к платью.
— Просто, — Артём замялся, избегая её взгляда, — ты же знаешь мою маму. Эти серьги довольно… Заметные. И платье такое яркое. Может, наденешь что-нибудь поспокойнее? Хотя бы ради сегодняшнего вечера.
Рита медленно выпрямилась, на её лице отразилось понимание. Она обвела взглядом комнату, остановившись на красном платье, аккуратно разложенном на кровати. Платье, которое она специально купила для юбилея свёкра — элегантное, с асимметричным вырезом, оно подчёркивало её фигуру, но оставалось в рамках приличия. По крайней мере, так считала сама Рита.
— Опять двадцать пять, — проговорила она, качая головой. — Артём, мы женаты уже два года. Два года! И всё это время твоя мать находит к чему придраться. То юбка слишком короткая, то каблуки слишком высокие, то макияж слишком яркий. Я дизайнер, в конце концов! Как я должна выглядеть? Как учительница младших классов?
— Не преувеличивай, — поморщился Артём. — Мама просто старомодна в этих вопросах. Для неё важны определённые приличия, особенно на семейных мероприятиях. Ты могла бы проявить уважение, просто немного приглушив свой… Стиль.
Рита подошла к зеркалу и начала примерять серьги, которые всё-таки нашлись в шкатулке. Тёмно-красные камни красиво оттеняли её светлую кожу и каштановые волосы.
— Почему всегда я должна идти на уступки? — спросила она, глядя на отражение мужа. — Почему твоя мать не может принять меня такой, какая я есть? Почему ты не можешь меня защитить?
Артём вздохнул:
— Рита, давай не будем начинать этот разговор снова. Просто… Просто сегодня день рождения отца. Семидесятилетие, между прочим. Давай не будем создавать проблем, ладно? Надень платье поскромнее. Вот это. — он достал из шкафа другое платье. — Оно тоже красивое, и мама его одобрила в прошлый раз.
— Одобрила? — Рита резко обернулась. — Серьёзно? Мне нужно одобрение твоей матери, чтобы одеться на выход? Что дальше? Буду отправлять ей фотографии своего гардероба на утверждение? «Извините, Зинаида Петровна, можно мне сегодня надеть вот эти туфли или вы считаете их слишком вызывающими для супермаркета?»
— Ты преувеличиваешь, — Артём начал раздражаться. — Я просто хочу, чтобы вечер прошёл мирно. Без этих ваших… Взглядов и замечаний.
— Наших? — Рита всплеснула руками. — Наших? Артём, это твоя мать постоянно делает мне замечания, а не наоборот! Я всегда вежлива с ней, всегда! Даже когда она говорит, что мои дизайнерские проекты — это «баловство, а не настоящая работа». Даже когда она спрашивает, не пора ли мне «остепениться и родить ребёнка, вместо того чтобы бегать по этим своим выставкам».
Артём поджал губы, но промолчал. Он знал, что жена права. Его мать действительно не упускала случая уколоть Риту. Но признать это вслух — значит, предать родную мать. А этого он не мог себе позволить.
— Просто сегодня особый день, — примирительно сказал он. — Просто сегодня…
— Да плевать я хотела на твою мамочку, милый ты мой! Она мне совершенно посторонний человек, и её мнение для меня совершенно ничего не значит!
Артём замер с полуоткрытым ртом. В наступившей тишине было слышно, как тикают часы на прикроватной тумбочке.
— Не говори так о моей матери, — наконец произнёс он тихим, но твёрдым голосом.
— А как мне о ней говорить? — Рита подошла ближе. — Как мне говорить о женщине, которая с момента нашего знакомства дала мне понять, что я недостаточно хороша для её сына? Что я слишком яркая, слишком громкая, слишком независимая? Что моя профессия — это несерьёзно, что моя одежда — это вульгарно, что мои взгляды на жизнь — это неправильно?
Артём молчал, и в его молчании Рита видела то же, что видела всегда — нежелание вставать на чью-либо сторону. Нежелание делать выбор между матерью и женой.
— Я надену это красное платье, — твёрдо сказала она. — И эти серьги. Потому что я так хочу. Потому что это — я. И если ты не можешь этого принять, то… — она не закончила фразу, оставив её висеть в воздухе угрозой.
Артём провёл рукой по лицу:
— Хорошо. Надевай что хочешь. Но когда мама начнёт делать замечания, не говори, что я тебя не предупреждал.
— О, не волнуйся, — холодно ответила Рита. — Я давно уже ничего от тебя не жду.
Дорога к родителям Артёма проходила в напряжённом молчании. Рита смотрела в окно на проплывающие мимо дома и деревья, изредка поправляя непослушную прядь волос. Красное платье эффектно облегало её фигуру, а массивные серьги покачивались при каждом повороте головы.
Артём сидел за рулём, крепко сжимая руль. В его голове крутились обрывки недавней ссоры, колючие фразы, брошенные в запале. «Посторонний человек». Как Рита могла так сказать о его матери? Но где-то в глубине души неприятно царапала мысль — а разве она неправа?
— Знаешь, — наконец нарушила тишину Рита, — я пыталась с ней подружиться. Первые полгода после нашей свадьбы я искренне старалась ей понравиться.
Артём бросил на неё короткий взгляд и снова сосредоточился на дороге.
— Помнишь, как я приготовила ей на день рождения тот трёхъярусный торт? — продолжила Рита. — Три дня возилась, нашла старый рецепт, который ты упоминал. А она лишь сказала, что в её молодости девушки умели готовить и без всяких там «интернетов».
— Она просто не привыкла выражать благодарность, не умеет этого делать, — пробормотал Артём.
— А помнишь, как я подарила ей шарф ручной работы? Сама связала, между прочим. Ночами сидела, когда ты уже спал. А она сказала, что это просто «омерзительно» для неё, и убрала его в дальний ящик. Я ни разу не видела, чтобы она его надела.
Артём вздохнул. Он помнил. Помнил, как Рита расстроилась тогда, хотя и пыталась не показывать виду.
— А помнишь тот Новый год, когда она при всех заявила, что у нас дома постоянный срач? После того, как я три дня готовила праздничный ужин для всей вашей семьи и драила всю квартиру.
Машина подъехала к светофору, и Артём остановился, глядя на красный сигнал, как будто в нём можно было найти ответы на все вопросы.
— Мама просто… Она такая была всегда, — попытался объяснить он. — Для неё важен определённый образ жизни. Она воспитывалась в строгости, не видя ничего хорошего, вот и стала такой, а потом моя бабушка, мать папы её под себя переделывала ещё.
— И поэтому она имеет право унижать меня при каждой встрече? — Рита повернулась к нему всем корпусом. — Артём, пойми, дело не в разнице поколений и том, как она воспитывалась, и что с ней было. Дело в элементарном уважении к другому человеку. Твоя мать никогда не пыталась меня узнать. Она сразу решила, что я не подхожу тебе, и с тех пор постоянно пытается это доказать. А ты… Ты всегда занимаешь позицию стороннего наблюдателя.
Светофор переключился на зелёный, и Артём тронулся с места. Рита была права, и это осознание было болезненным. Он вспомнил все те случаи, когда мать критиковала его жену, а он отмалчивался или переводил разговор на другую тему. Вспомнил, как Рита смотрела на него в такие моменты — с надеждой, которая сменялась разочарованием.
— Я не хотел становиться между вами, — тихо сказал он. — Думал, что со временем всё наладится. Что вы привыкнете друг к другу.
— За два года? — горько усмехнулась Рита. — Артём, это не вопрос привыкания. Твоя мать не хочет принимать меня такой, какая я есть. Она хочет переделать меня под свой идеал невестки — тихой, скромной, во всём соглашающейся со свекровью. Но я не такая. И никогда такой не буду.
Артём молчал, обдумывая её слова. Машина плавно свернула на тихую улицу, где в окнах частных домов уже зажигался вечерний свет.
— Ты прав в одном, — вдруг сказала Рита мягче. — Сегодня особенный день для твоего отца. Я не хочу портить его праздник. Я буду вежливой с твоей матерью. Но я не буду извиняться за то, кто я есть. И не буду терпеть унижения, даже если они завуалированы под светскую беседу.
Артём припарковал машину у аккуратного двухэтажного дома своих родителей. В окнах горел свет, у входа уже стояло несколько машин — гости начали съезжаться.
— Я не должен был просить тебя изменить наряд, — наконец признал он, выключив двигатель. — Ты выглядишь прекрасно. И ты права… Я слишком часто просто пропускаю мимо ушей претензии матери, вместо того чтобы встать на твою защиту.
Рита посмотрела на него с удивлением, не ожидая такого признания.
— Сегодня всё будет по-другому, — решительно сказал Артём, взяв её за руку. — Обещаю.
Рита сжала его ладонь в ответ, и впервые за вечер на её лице появилась лёгкая улыбка.
— Пойдём поздравим твоего отца, — сказала она. — Он, в отличие от твоей матери, всегда был ко мне добр.
Они вышли из машины и направились к дому, где их уже ждал неизбежный конфликт, назревавший все эти годы.
Дверь открыл отец Артёма — Виктор Семёнович, крепкий мужчина с седыми висками и доброжелательной улыбкой. Несмотря на свои семьдесят, он сохранил военную выправку и живой блеск в глазах.
— А вот и молодожёны! — радостно воскликнул он, хотя Рита и Артём были женаты уже два года. — Заходите скорее, все уже собрались!
Он по-отечески обнял сына и поцеловал Риту в щёку, совершенно не обращая внимания на её яркий наряд.
— С днём рождения, Виктор Семёнович, — Рита протянула имениннику аккуратно упакованную коробку. — Это от нас обоих. Надеюсь, вам понравится.
— Ну что вы, не стоило! — искренне смутился мужчина, принимая подарок. — Главное, что пришли. Зинаида уже начала волноваться.
При упоминании свекрови Рита почувствовала, как напрягся Артём. Он слегка сжал её руку — то ли желая поддержать, то ли призывая к сдержанности.
В просторной гостиной уже собрались гости — в основном родственники и старые друзья семьи. Зинаида Петровна суетилась вокруг стола, расставляя закуски и проверяя, всё ли в порядке. Заметив вошедших, она выпрямилась, и её взгляд мгновенно остановился на красном платье Риты.
— Наконец-то! — воскликнула она с натянутой улыбкой. — Мы уже думали, что вы опоздаете.
Она подошла к сыну, обняла его, а затем повернулась к Рите. Глаза свекрови скользнули по её наряду, по массивным серьгам, ярким губам. В этом взгляде читалось явное неодобрение.
— Здравствуйте, Зинаида Петровна, — вежливо произнесла Рита, стараясь не реагировать на оценивающий взгляд.
— Здравствуй, Рита, — ответила свекровь, и в её голосе появились те самые нотки, которые Рита узнавала с первой секунды. — Какое… Необычное платье. Кажется, я говорила тебе, что у нас красное не надевают?
— Мама! — предупреждающе произнёс Артём. — Это праздник!
— Ну конечно, праздник, — быстро согласилась Зинаида Петровна. — Просто я подумала, что на семейное торжество обычно выбирают что-то более… Скромное.
Рита почувствовала, как внутри закипает знакомое раздражение, но сделала глубокий вдох. Она обещала себе не портить праздник свёкра.
— Рита прекрасно выглядит, — неожиданно твёрдо сказал Артём. — И платье замечательное.
Зинаида Петровна удивлённо посмотрела на сына. Обычно он не вмешивался в их перепалки.
— Ну разумеется, — сказала она после паузы. — Проходите к столу, все ждут только вас.
За столом Рите и Артёму достались места напротив Зинаиды Петровны, что не предвещало спокойного вечера. Рядом с именинником сидела его сестра Анна Семёновна с мужем, дальше расположились двоюродные братья и сёстры, старые друзья семьи.
Разговор за столом тёк неспешно, гости вспоминали забавные истории из жизни Виктора Семёновича, поднимали тосты. Рита старалась поддерживать беседу, но постоянно ловила на себе оценивающие взгляды свекрови.
— А Рита у нас дизайнер, — вдруг громко произнесла Зинаида Петровна, обращаясь к пожилой паре напротив. — Современное искусство, знаете ли. Не то что мы в своё время учились в педагогическом, сорок лет потом детей учила. А сейчас вот… Другие приоритеты у молодёжи.
— Дизайн — это интересно, — вежливо отозвалась женщина. — А какое направление?
Не успела Рита ответить, как Зинаида Петровна снова вмешалась:
— Да разное. Такое, знаете, абстрактное. Не всем понятное, — она засмеялась, словно сказала что-то забавное. — Хотя для семейной жизни, конечно, полезнее было бы что-нибудь более… Практичное.
— Рита — талантливый дизайнер интерьеров, — вмешался Артём. — У неё своя студия и много постоянных клиентов. В прошлом месяце её проект был опубликован в журнале.
Зинаида Петровна поджала губы:
— Конечно, сынок. Я же не спорю. Просто не лучше ли молодой женщине как-то больше думать о семье, а не о карьере.
— А что, одно другому мешает? — спросила Рита, стараясь сохранять спокойный тон.
— Ну как тебе сказать… — протянула свекровь, отрезая кусочек мяса. — Когда женщина увлечена работой, дому обычно достаётся меньше внимания. Да и о детях пора бы подумать. Вы вот уже два года женаты, а всё никак…
— Мама, — жёстко оборвал её Артём. — Это не тема для обсуждения за праздничным столом.
— Да я что? Я ничего, — притворно удивилась Зинаида Петровна. — Просто беспокоюсь о вас. Время-то идёт.
Рита почувствовала, как у неё горят щёки. Тема детей была болезненной — они с Артёмом пока не могли прийти к единому решению. Но обсуждать это при всех?
— Зинаида, давай о чём-нибудь другом, — мягко предложил Виктор Семёнович, заметив напряжение. — Сегодня же праздник!
— Вот именно, — поддержала его Рита. — Давайте выпьем за именинника! За ваше здоровье, Виктор Семёнович!
Все подняли бокалы. Зинаида Петровна смерила Риту недовольным взглядом, но промолчала. Однако напряжение в воздухе только сгущалось, и Рита понимала — настоящая гроза ещё впереди.
Вечер продолжался, и с каждой минутой напряжение нарастало, как туча перед грозой. После основных блюд наступило время десерта, и Зинаида Петровна, разрезая торт, снова взяла инициативу в свои руки.
— А вот у Светы, — кивнула она в сторону блондинки средних лет, дальней родственницы, — дочка замуж вышла в прошлом году, так уже и внучка есть. В двадцать пять родила, как и положено.
Рита мысленно досчитала до десяти. Это была уже третья подобная реплика за вечер.
— И наряжается она всегда так элегантно, — продолжала Зинаида Петровна, с улыбкой глядя на Риту. — Скромно, но со вкусом. Никаких кричащих цветов. У неё муж в банке работает, приличный человек, требует соответствующего вида.
— Мама, — напряжённо произнёс Артём, — давай не будем?
— Что не будем? — свекровь изобразила удивление. — Я просто говорю, что некоторые девушки понимают важность семейных ценностей, а не гоняются за этими модными веяниями. Вот в мои годы…
— В ваши годы женщины не имели права голоса и выбора, такое чувство, — вдруг отчётливо произнесла Рита, аккуратно кладя вилку на стол. В гостиной воцарилась неловкая тишина.
Зинаида Петровна выпрямилась, словно проглотив палку:
— Это что же, я, по-твоему, такая старая? Или ты намекаешь, что я бесправная?
— Я лишь хочу сказать, что времена меняются, Зинаида Петровна, — спокойно ответила Рита. — И представления о том, как должна выглядеть и вести себя женщина, тоже меняются. Я уважаю вас как мать Артёма, но не могу постоянно подстраиваться под ваши ожидания.
— Неуважение — вот что я вижу, — отрезала свекровь. — Только непочтительная невестка может прийти на семейный ужин в таком вызывающем наряде. Только эгоистичная женщина может ставить какие-то свои дизайнерские забавы выше семьи.
— Мама, хватит! — Артём ударил ладонью по столу, заставив подпрыгнуть бокалы. Все замерли, глядя на него с изумлением. — Ты с самого начала невзлюбила Риту, и ничего, что она делала, не могло это изменить. Она пыталась тебе понравиться — я видел, как она старалась! А ты лишь искала, к чему придраться.
Зинаида Петровна побледнела:
— Ты как разговариваешь с матерью? Это она тебя против меня настроила? — она перевела взгляд на Риту. — Видите, что она сделала? Сына против родной матери настроила!
— Никто меня не настраивал, — жёстко ответил Артём. — Я просто наконец увидел, как всё обстоит на самом деле. Рита — моя жена, и я люблю её такой, какая она есть. С её красным платьем, с её карьерой, с её независимым характером. И если ты не можешь этого принять, это твоя проблема, а не наша.
Гости переглядывались, не зная, куда деваться. Виктор Семёнович попытался разрядить обстановку:
— Давайте не будем портить праздник…
— Какой тут праздник, — горько произнесла Зинаида Петровна. — Когда собственный сын предпочитает какую-то…
— Не смей! — перебил её Артём, и его голос звенел от напряжения. — Не смей говорить о ней в таком тоне. Рита — моя жена, и я не позволю никому, даже тебе, её оскорблять.
Зинаида Петровна встала из-за стола, дрожа от гнева:
— Значит, вот как? Ты выбираешь её? Эту женщину, которая даже не уважает твою мать? Которая смеет приходить в таком виде в мой дом?
— Она тебя уважает настолько, насколько ты этого заслуживаешь, мама! И да, я выбираю нашу семью — меня и Риту, — твёрдо сказал Артём, тоже поднимаясь. — И если ты не можешь этого принять, то мне очень жаль.
Рита, потрясённая внезапной поддержкой мужа, молча наблюдала за разворачивающейся драмой.
— Тогда убирайтесь отсюда, — выдавила Зинаида Петровна, указывая на дверь. — Оба. Я не желаю вас видеть. Ни в этом доме, ни в моей жизни, пока эта женщина рядом с тобой.
— Зина! — воскликнул Виктор Семёнович. — Опомнись!
— Молчи! — резко бросила она мужу. — Ты всегда был слишком мягким. Вот и вырастили сыночка, который может так разговаривать с родной матерью!
— Извини, пап — Артём повернулся к отцу. — Я не хотел портить твой праздник.
Отец беспомощно развёл руками:
— Сынок, останьтесь… Мать остынет…
— Я не остыну! — отрезала Зинаида Петровна. — Пусть убираются сейчас же!
Артём молча протянул руку Рите, и она поднялась из-за стола. Ни слова не говоря, они вышли из гостиной, провожаемые шокированными взглядами гостей.
В прихожей Артём помог жене надеть пальто. Его руки слегка дрожали, но взгляд был решительным.
— Артём! — донёсся из глубины дома голос Виктора Семёновича. — Подожди!
Отец появился в дверях прихожей, растерянный и расстроенный.
— Сынок, не уходи так. Мать погорячилась. Ты же знаешь её характер…
— Знаю, папа. Слишком хорошо знаю, — тихо ответил Артём. — Поэтому и уходим. Прости. С днём рождения.
Он обнял отца, и тот беспомощно похлопал его по спине.
Уже в машине, когда они отъехали от родительского дома, Рита нарушила молчание:
— Ты впервые встал на мою сторону.
Артём глубоко вздохнул:
— Я должен был сделать это давно.
Рита положила руку на его ладонь, лежащую на руле:
— Что теперь будет?
— Не знаю, — честно ответил он. — Но что бы ни было, мы справимся вместе.
Машина медленно растворялась в вечерних сумерках, унося их прочь от дома, где остались разбитые семейные связи и несбывшиеся надежды на примирение. Но внутри этой маленькой машины зарождалось что-то новое — настоящая семья, в которой двое наконец-то стали единым целым…
