Час назад я захлопнула дверь в свою квартиру и сползла по стенке. В ушах до сих пор звенит мамин крик: «Ты просто законченная эгоистка! Всю жизнь только о себе думаешь!»
За что? За то, что я не помчалась среди ночи к ней домой, когда она позвонила с очередным «давлением». За то, что не отменила утреннюю встречу с заказчиком, от которой зависит мой контракт. За то, что посмела сказать: «Мам, вызови скорую, если плохо. Я приеду утром.»
«Скорую? СКОРУЮ??? Чтобы все соседи сбежались? Чтобы опять эти хамы в грязных ботинках топтались по моему паркету? Да ты просто… просто…» — и она бросила трубку.
А я не перезвонила. Впервые в жизни. Потому что знала – давление у неё в норме. Как и в тот раз, когда я отменила поездку с мужем на годовщину свадьбы. И тогда, когда сорвала сыну школьный концерт. И когда пропустила собеседование на работу мечты…
Только утром, когда я приехала с пакетом её любимых булочек, выяснилось, что ночью она прекрасно спала. А давление скакнуло, потому что она посмотрела на ночь сериал про больницу. «Но ты же всё равно должна была приехать! Я же мать твоя!»
И тут я не выдержала. Высказала всё, что копилось годами. Про манипуляции. Про испорченные праздники. Про вечное чувство вины. Про свою загубленную карьеру, потому что «хорошая дочь должна работать рядом с домом мамы».
«Значит, я во всём виновата? – мама картинно схватилась за сердце. – Ну и катись к своему массажисту! К своим фитнесам, маникюрам и прочей ерунде! Просаживай деньги на себя любимую, пока мать тут загибается!»
Да, мама. Я хожу на массаж – потому что в 45 лет уже не могу разогнуться после 12 часов за компьютером. Я крашу волосы – потому что хочу нравиться себе в зеркале. Я хожу в спортзал – потому что спина уже не держит вес всех чужих проблем…
«Ты рассуждаешь как эгоистка! – припечатала мама. – Вот я в твоём возрасте…»
О, эти истории из прошлого! Как она недоедала, но покупала мне фрукты. Как не спала ночами, когда я болела. Как отказывала себе во всём… Я знаю их наизусть. Как и то, что любая моя попытка жить иначе – предательство.
Муж нашёл меня у двери, всё так же сидящую на полу. Молча сел рядом, обнял. Он столько лет наблюдает эту войну… Столько раз подбирал меня, разбитую очередным маминым «ты неблагодарная дочь».
«Знаешь, – сказал он тихо, – может быть, пора перестать воевать? Просто прими: она никогда не поймёт. Для неё любая забота о себе – эгоизм. Любые траты на себя – блажь. Любое «нет» – предательство.»
«Но как? Как принять, что родная мать считает меня…»
«Эгоисткой? – муж грустно улыбнулся. – А может, это не худшее, что можно услышать в 45 лет? Может, пора научиться любить себя, несмотря на чужое мнение?»
Я посмотрела на часы. Через час у меня массаж. Тот самый, который мама считает блажью. «Поедешь?» – спросил муж. И я впервые ответила без чувства вины: «Да». С меня хватит. Больше я в эти игры не играю».
Я лежала на массажном столе и чувствовала, как слёзы предательски текут по вискам. Не от боли – от воспоминаний. Они накатывали волной, одно за другим…
Вот я отменяю свой первый отпуск с мужем. Мама тогда «случайно» упала и «вывихнула» лодыжку за день до вылета. Я рыдала, отменяя бронь, а Андрей молча курил на балконе. Потом выяснилось, что вывих – это просто ушиб. «Но ты же всё равно не могла меня бросить!»
А вот я пропускаю выпускной сына в начальной школе. Прямо перед концертом мама звонит с «острой болью в сердце». Я мчусь через весь город… чтобы застать её за просмотром сериала. «Ой, уже прошло. Видишь, как хорошо, что ты приехала!»
Мой сын тогда даже не обиделся. Только сказал: «Ничего, мам. Я же понимаю – бабушке плохо.» А у меня сердце разрывалось от его недетской мудрости.
Или вот совсем свежее – моё повышение в прошлом году. Нужно было переехать в другой район города, всего час езды. Казалось бы – что такого? Но мама закатила истерику: «Ты бросаешь меня одну! Кто будет за мной ухаживать?»
«Мам, я буду приезжать по выходным. У тебя есть сиделка, которую я оплачиваю. Есть доставка продуктов…»
«Сиделка? СИДЕЛКА? То есть родную мать ты готова отдать на попечение чужой женщины? Чтобы все соседи судачили, какая у меня бессердечная дочь?»
Я отказалась от повышения. А через неделю случайно узнала, что мама прекрасно справляется сама, когда ездит к своей сестре на дачу. И продукты сама носит. И даже грядки копает…
«Дышите глубже,» – массажистка заметила мои слёзы. – «Вы очень зажаты. Особенно шея и плечи. Много нервничаете?»
Я истерически хихикнула. Если бы она знала… Знала, как я просыпаюсь от звонка в три часа ночи: «Доченька, мне кажется, у меня инсульт…» Как трясусь над каждым маминым «недомоганием». Как боюсь каждый раз опоздать, не успеть, не помочь…
«Вы себя загоняете,» – говорит массажистка. – «Мышцы как камень. Еще немного – и защемление нерва обеспечено.»
А я вдруг понимаю – это про всю мою жизнь. Я действительно себя загнала. В угол. В клетку из чужих ожиданий и манипуляций.
Телефон снова звонит. Мама. Наверное, хочет извиниться за утро. А потом всё начнется по новой…
«Извините,» – говорю массажистке, – «я должна ответить.»
«Должны?» – она приподнимает бровь. – «Вы сейчас никому ничего не должны. Это ваше время.»
И я впервые в жизни… сбрасываю звонок. Руки трясутся, в груди паника, но я это делаю.
Вечером дома меня ждёт грандиозный скандал. Мама уже обзвонила всех родственников. «Представляете, она отключила телефон! А если бы со мной что-то случилось?»
Но я больше не ведусь. Не оправдываюсь. Не извиняюсь.
«Мам, я тебя люблю. Но я больше не играю в эти игры. Хочешь общаться – давай общаться. Хочешь манипулировать – ищи другую жертву.»
Она кричит, что я совсем с ума сошла. Что это всё мой муж меня настроил. Что я неблагодарная…
А я смотрю на неё и вдруг вижу не грозную маму, а просто одинокую женщину, которая не умеет любить иначе. И мне становится… спокойно?
Сколько себя помню, я всегда была «плохой дочерью». Сначала – потому что не хотела становиться врачом, как мама мечтала. Потом – потому что вышла замуж «за этого компьютерщика», а не за сына маминой подруги. Затем – потому что родила только одного ребёнка, а не троих, как положено «в нашей семье».
А теперь я «плохая дочь» из-за массажа по вторникам и бассейна по четвергам. Из-за того, что не срываюсь по первому звонку. Из-за того, что посмела сказать «нет».
После нашего последнего скандала мама объявила траур. Перестала звонить. Написала душераздирающий пост в Одноклассниках о «детях, которые забывают родителей». Рассказала всем соседкам, какая я бессердечная. И стала демонстративно игнорировать мои звонки.
Раньше я бы примчалась с цветами, тортом и слезами раскаяния. Ползала бы на коленях, вымаливая прощение за свой «эгоизм». Но сейчас… я просто живу своей жизнью.
Муж смотрит на меня с удивлением и гордостью. А вчера подошёл и тихо сказал: «Знаешь, я впервые за двадцать лет вижу твою настоящую улыбку.»
Оказывается, я даже улыбалась всегда с оглядкой – а что скажет мама? Не слишком ли я веселая, когда у неё болит спина? Имею ли право радоваться, когда она страдает от одиночества?
«А тебе не кажется, что это… неправильно?» – спросила я у мужа. – «Ну, знаешь… наслаждаться жизнью, пока мама сидит одна.»
Он долго молчал, подбирая слова.
«Послушай, тебе сорок пять. У твоей мамы была вся жизнь, чтобы построить свои отношения, найти друзей, заниматься хобби. Она ВЫБРАЛА быть несчастной и одинокой. ВЫБРАЛА манипулировать тобой вместо того, чтобы радоваться твоим успехам. Ты не виновата в её выборе.»
Через неделю маминого «бойкота» раздался звонок от тёти Зины, маминой сестры.
«Ну что, довольна? Мать слегла с сердечным приступом! Теперь-то ты приедешь или дождёшься её похорон?»
Я приехала. Конечно, приехала. С коробкой любимых маминых конфет и новым тонометром. И что я увидела? Маму в полном здравии, азартно смотрящую сериал!
«Ой, Зина преувеличила,» – махнула она рукой. – «Просто давление немного подскочило. Так ты надолго? Посидишь со мной вечером? А то мне так одиноко…»
И я сорвалась.
«Мама, хватит. Хватит врать о своём здоровье! Хватит манипулировать! Хватит заставлять меня чувствовать себя виноватой за то, что я просто ЖИВУ!»
Она замерла. Потом её лицо исказилось, и я приготовилась к очередному потоку обвинений. Но вместо этого…
«А что мне ещё остаётся?» – вдруг тихо спросила она. – «Ты – всё, что у меня есть. Если ты начнёшь жить своей жизнью… кому я буду нужна?»
И в этот момент меня осенило. Мама не злодейка из мелодрамы. Она просто… боится. Боится остаться совсем одна. Боится стать ненужной. Боится, что жизнь пройдёт мимо.
«Мам,» – я села рядом и взяла её руку. – «Я всегда буду рядом. Но не так, как раньше. Я не могу больше быть твоей единственной радостью, твоим единственным занятием, твоим единственным смыслом. Это слишком тяжело – для нас обеих.»
«И что ты предлагаешь?» – она смотрела исподлобья, как обиженный ребёнок.
«Давай попробуем иначе. Я буду приезжать по субботам – не потому что ты заболела, а просто так. Мы будем пить чай, разговаривать. Я буду звонить каждый вечер – в восемь, а не когда ты решишь устроить проверку. И перестань придумывать болезни, прошу. Если что-то случится по-настоящему – я примчусь. Обещаю.»
Она молчала, глядя в окно.
«А ещё… почему бы тебе не записаться на курсы для пенсионеров? Помнишь, ты всегда хотела научиться вязать? Или в хор при доме культуры – у тебя же прекрасный голос…» Как оказалось, меняться трудно обеим.
Прошло три месяца с нашего разговора. Я правда думала, что всё изменится. Что мама поймёт. Что мы начнём общаться по-новому.
Как же я ошибалась.
Первые две недели мама действительно держалась. Не звонила среди ночи, не придумывала болезней, даже записалась на курсы вязания. Я приезжала по субботам с пирогом, мы пили чай, говорили о каких-то нейтральных вещах. Всё выглядело почти… нормально?
А потом я заболела. Обычная простуда – температура, насморк, ломота в теле. Отменила нашу субботнюю встречу, обещала приехать через неделю. И тут начался ад.
«Значит, когда Я болею – это выдумки. А когда ТЫ болеешь – это уважительная причина?» – мамин голос звенел от обиды. – «Удобно устроилась!»
Я пыталась объяснить, что дело не в этом. Что я действительно больна, температура за 38. Что не хочу её заразить.
«Конечно-конечно, – язвительно отвечала она. – Теперь у тебя всегда будет отговорка. То работа, то болезнь, то ещё что-нибудь придумаешь…»
В трубке я слышала, как она всхлипывает, и моё сердце сжималось. Старые механизмы вины включались автоматически – надо встать, одеться, поехать. Успокоить, утешить, загладить вину…
Андрей забрал у меня телефон. «Ты с температурой никуда не поедешь. Точка.»
А на следующий день мама оказалась в больнице. С настоящим гипертоническим кризом. Тётя Зина позвонила и прошипела в трубку: «Довыделывалась? Теперь-то довольна?»
Я поехала в больницу, несмотря на температуру и слабость. Сидела возле маминой кровати, слушала причитания медсестёр: «Как же так доченька, такую мать довела! Бедная женщина!» Мама лежала бледная, с безжизненным взглядом, и это убивало меня.
Я снова почувствовала себя ужасной дочерью. Разве можно так с родной матерью? Разве можно быть такой эгоисткой?
Когда маму выписали, я забрала её к себе. Андрей был против, но промолчал. Сын старался не показываться на глаза – бабушка всегда находила, к чему придраться. А я разрывалась между работой, уходом за мамой и чувством вины, которое вернулось в тройном размере.
Две недели в одной квартире превратились в кошмар для всех. Мама контролировала каждый мой шаг. Комментировала, сколько я трачу на продукты. Закатывала сцены, когда я уходила на работу. Критиковала мой внешний вид, мой характер, моё «неправильное» материнство.
Андрей не выдержал первым.
«Послушай, – сказал он как-то вечером, когда мы остались одни. – Я вижу, что происходит. Ты снова втягиваешься в эту игру. Снова становишься жертвой. И знаешь, что самое страшное? Ты перестала улыбаться. Опять.»
Я разрыдалась. Потому что он был прав. Я снова превращалась в ту несчастную, задёрганную женщину, которая живёт в постоянном страхе не угодить.
На следующий день я отвезла маму домой. Она рыдала и говорила, что я её выгоняю. Что ей лучше умереть. Что я бессердечная. Соседки смотрели на меня как на чудовище.
Вечером я сидела на кухне, уставившись в стену. Сын присел рядом и вдруг сказал:
«Мам, я всё понимаю. Но неужели и я должен буду так с тобой, когда ты станешь старой?»
От этих слов меня пробрало до костей. Какой пример я подаю своему ребёнку? Что отношения – это вечное чувство вины? Что любовь – это самопожертвование до самоуничтожения?
Нет. Просто нет.
Я снова позвонила маме. Без извинений. Без заламывания рук. Просто предложила новые правила: я буду приезжать раз в неделю, буду помогать с делами, которые она не может сделать сама, буду звонить каждый вечер. Но манипуляций больше не потерплю.
«Раз в неделю? Ты думаешь, этого достаточно?» – она почти кричала в трубку.
«Да, мама. Достаточно. Потому что у меня есть своя жизнь. Своя семья. Свои интересы.»
«Твои интересы! А как же я?»
«Ты часть моей жизни, мама. Важная часть. Но не вся жизнь.»
Она бросила трубку. Потом была неделя бойкота. Потом звонки соседкам и родственникам. Старые песни о главном.
А я… я просто продолжала жить по новым правилам. Приезжала раз в неделю. Привозила продукты. Убиралась. Звонила каждый вечер.
Мама не изменилась. И, наверное, уже не изменится. Но изменилась я.
Я больше не чувствую себя виноватой за то, что живу свою жизнь. Не срываюсь по первому звонку. Не отказываюсь от своих планов. И знаете что? Мир не рухнул.
Наши отношения с мамой… сложные. Иногда тёплые, иногда натянутые. Мы всё ещё спорим, иногда ссоримся. Она всё ещё пытается манипулировать, я всё ещё иногда поддаюсь.
Но теперь я знаю – здоровый эгоизм не делает меня плохой дочерью. Он делает меня целой. Живой. Настоящей.
И если кто-то считает иначе – это их проблемы, не мои.
