Ирина пришла домой и сразу поняла — что-то не так. Сумка скинута не туда, где обычно. Шарфик, который она оставила на вешалке утром, валяется на табуретке. В прихожей пахнет не её парфюмом и не Серёгиным гелем для бритья, а чем-то между лавандой, гипсокартоном и презрением.
Она скинула туфли, разулась и прошла на кухню. И там, конечно же, сидела она — Лидия Павловна. Вся в белом, как лебедь, только вместо грации — надменность, а вместо перьев — норка.
— Ты не поверишь, мы тут с Татьяной решили, что ваш санузел — это просто катастрофа, — с хрустящим ударением произнесла свекровь, отставляя чашку на стол. — Даже мой мастер сказал — «Всё переделывать». А уж он знает, у него весь дом в Комарово отремонтирован.
Ирина замерла. На автомате налила себе воды, глотнула. Повернулась к Сергею, который стоял у окна и пытался исчезнуть.
— Ты серьёзно, Серёж? Ты мне не сказал, что твоя мама теперь министр ЖКХ?
Сергей развёл руками, виновато, как ученик, которого поймали с шпаргалкой.
— Ира, ну это просто совет. Мамочка хотела помочь. Мы ведь давно думали о ремонте…
— Мы? — фыркнула Ирина. — Слушай, в последний раз ты думал о ремонте, когда у тебя джинсы протёрлись, и то я их тебе купила. Квартиру я выплачивала семь лет. А твоя мама «помогает», не спросив. Это вторжение. Это как если я приду к ней в спальню и скажу: «А давайте-ка поставим тут джакузи».
Лидия Павловна выпрямилась. Морщинки на лице собрались в узор абсолютного неодобрения.
— Милая, я не понимаю, почему ты так остро реагируешь. Это же семейный вопрос. Квартира ведь ваша с Серёжей общая, и ты не одна тут решаешь.
Ирина засмеялась. Не весело, а так — нервно, с надломом.
— Слушай, если бы я была одна, тут был бы порядок. А сейчас, извини, у меня в квартире сидит женщина, которая «просто заехала посмотреть», а сама уже с дизайнером на связи. Где он, кстати? На лестнице мерки снимает?
И как назло — звонок в дверь.
— А вот и Игорь! — радостно заявила Лидия Павловна. — Наш дизайнер. Очень талантливый мальчик. Работал у Зининых, у него вкус. Мы с ним уже кое-что прикинули — стены двинем, сделаем студию. И, между прочим, он предлагает снести вот эту перегородку. Это расширит пространство!
Ирина подошла к двери. Посмотрела в глазок. Игорь — молчаливый тип с рулеткой и рюкзаком. Она открыла дверь, но внутрь не пустила.
— Здравствуйте, Игорь. Проходите, конечно. Только в другую квартиру. Потому что в этой сегодня ничего сносить не будут. Тут вообще ничего сносить не будут, кроме чужих фантазий.
— Но мне сказали… — начал он, мнётся, бедняга.
— Вас дезинформировали. Всё, хорошего дня.
Она закрыла дверь. Не хлопнула — просто закрыла. Чётко. Как точку в предложении, которое уже давно надо было закончить.
Сергей сел на стул. Сдулся, как шарик.
— Ну зачем так, Ира… Это же мама. Она просто хочет, чтобы нам было хорошо.
— Только она знает, как нам должно быть хорошо? — зло переспросила она. — А ты, как всегда, в углу стоишь, молчишь. Только с мамой у тебя голос появляется. Со мной — тюлень. Где твоя хвалёная мужская позиция, Серёжа?
— Я просто не хочу скандала.
— Так у нас уже не скандал. У нас — вторжение. И ты не противник, а экскурсовод. Показываешь, где что можно снести, где стену, где меня.
Тут в комнату вошла Лидия Павловна. Холодно, как прокурор.
— Ты переходишь границы, Ирина.
— Нет, это вы их снесли, причём с дизайнером. А теперь собирайтесь и выходите. Все. И ты, Сергей, тоже. Если не можешь встать на мою сторону — встань хотя бы в прихожей. Не мешай.
— Ты серьёзно сейчас? — сдавленно спросил он.
— Абсолютно. У тебя пять минут. Потом я вызову такси. Для всех.
Они ушли через двадцать. С гневными лицами, шепотом, как в детективе. Только что никто не врал про алиби.
Ирина осталась одна. Точнее, с квартирой. Которую выплачивала. Которую не хотела перестраивать. В которой была её комната. Её жизнь. Её чай. Она налила себе чёрного, с бергамотом. Села на кухне. Впервые за долгое время — спокойно.
И тогда зазвонил телефон.
— Алло, Ирка? Это Ольга. Ты где? У тебя голос такой… убийственный. Убила кого-то?
— Почти. Выгнала. Всех. Включая Сергея.
— О. Господи. И что теперь?
— Теперь я подумаю, как жить с собой. А потом решу — жить ли с ним.
— Ой-ой-ой. Это будет что-то. Я заеду. С вином. Сухим. Ты заслужила.
Ирина положила трубку. Чай стыл. А внутри — впервые за много месяцев — что-то оттаивало. Как будто кусочек власти над своей жизнью вернулся обратно. И не собирался больше уходить.
Прошла неделя. Сергей ночевал у матери. Точнее, сначала у Тани с Виктором, потом у матери, потом, кажется, у коллеги — Ирина не уточняла. И, честно говоря, не хотела.
Он писал сухие сообщения в духе «как ты» и «давай поговорим без эмоций». Иногда присылал стикеры с котиками. Вот прям именно сейчас её интересовал котик с сердечком.
Ирина вела себя как человек, переживший землетрясение: спокойно, точно, холодно. Пила зелёный чай, работала, спала с выключенным телефоном. Один раз заказала себе суши. Даже салфетки расставила на столе — будто бы кого-то ждала.
Ольга приезжала каждый день, как санитарная машина, с вином, сплетнями и энергией на троих.
— Ты только не раскисай, поняла? Это у них стадия «наступление через газлайт». Скоро будет «уговаривание через сопли». А потом — «давай начнём сначала, только без твоего тона».
— Ты как военный аналитик сейчас, Оль, — усмехалась Ирина.
— Потому что это война. Только у тебя противник с сединой и бойлером вместо сердца. А Сергей — это знаешь что? Это пехота. Молчит, пока не скажут «фас».
На следующий день в дверь позвонили. Без предупреждения.
Ирина открыла и… застыла. На пороге стояла Лидия Павловна. В руках — коробка. Улыбка — липкая, как карамель, которую переборщили.
— Привет, Ирина. Я принесла твой любимый штрудель. Домашний. Хотела бы с тобой поговорить. Можно?
— Знаете, Лидия Павловна, вы как налоговая. Приходите без предупреждения, с лицом, будто мне уже что-то должны. И ещё с выпечкой. Только не хватает формулировки «предъявите документы».
— Ирина, не надо сарказма. Мы взрослые люди. Я просто хотела всё обсудить спокойно. В конце концов, вы с Серёжей семья.
— О, теперь я «семья»? А не та, что «не понимает семейных традиций» и «не заботится о муже»?
Лидия Павловна вошла. Без приглашения. Поставила коробку на стол, села. Как хозяйка. Как будто всё ещё тут главная.
— Я понимаю, ты обиделась. Но ты же женщина, ты же понимаешь, как важно, чтобы дома был уют. Сергей растёт. Он…
— Сергей 42, он не растёт. Он давно вырос. Просто остался маленьким внутри.
— Вот видишь! — всплеснула руками свекровь. — Ты даже сейчас его принижаешь. А он просто… запутался. Ты знаешь, он плакал. У меня. Сказал, что ты его выгнала.
— Он сам ушёл. Вместе с вами. С дизайнером. И с рулеткой.
— Ира, милая, ну зачем ты так? Мы же обе взрослые. Ты ведь хочешь сохранить семью, правда?
Ирина молчала. Смотрела в окно. Глубоко вдохнула.
— Нет.
— Что — «нет»? — опешила Лидия Павловна.
— Не хочу «сохранять» то, что пожирает меня изнутри. Я устала. Я себя не помню. Только ипотеку помню. И ваши комментарии про обои. И лицо Серёжи, когда он «не хочет ссор».
Лидия Павловна резко поднялась. Голос стал острым, как нож для сыра.
— Ты разрушаешь всё, что мы строили. Мы — это семья. Я, Сергей, Татьяна, даже Виктор. А ты… Ты себя поставила выше всех!
— Нет. Я просто впервые поставила себя хотя бы рядом с вами. И знаете что? Я там никому не мешаю.
Свекровь стояла секунду в тишине, потом кивнула, взяла коробку со штруделем и направилась к двери.
— Ты ещё пожалеешь. Мужчины не любят таких женщин. Самоуверенных. Агрессивных. Сильных. Им нужна забота. А ты — как комендант лагеря.
— Зато мой лагерь без вашей командной части.
Лидия Павловна хлопнула дверью. Даже чайная ложка на столе дрогнула.
Через два часа пришёл Сергей. Не позвонил. Не написал. Просто пришёл.
Ирина открыла дверь — усталая, без макияжа, в футболке с дыркой подмышкой.
— У тебя, кстати, свой комплект ключей есть, — сказала она. — Но, видимо, ты теперь гость.
Он вошёл. Оглядел квартиру, как будто видел её впервые. Сел на край дивана. Осторожно, как будто диван мог его укусить.
— Ира. Я правда не хотел всего этого. Я просто хотел, чтобы тебе стало легче. Я думал, мама поможет…
— Она не помогает. Она руководит. А ты… Ты стоишь у неё за спиной, и тебе удобно. Всегда кто-то говорит за тебя. Делает выбор за тебя. Я даже не знаю, что тебе нравится. Кофе с молоком? Без? У тебя есть любимое блюдо, Серёжа?
Он помолчал. Снял очки. Потёр глаза.
— Ты злишься. Я это вижу. Но я же не враг тебе, Ира. Я просто не умею так, как ты. Жёстко. Я боюсь обидеть.
— Ты обижаешь молчанием. Больше, чем слово «иди к чёрту». Потому что когда человек молчит, ты начинаешь сомневаться — а есть ли он вообще рядом? Или ты сама с собой в диалоге?
И он вдруг подошёл. Взял её за плечи. Неуверенно. Как будто просил прощения.
— Ира. Дай мне шанс. Один. Без мамы. Без совета семьи. Просто я и ты.
— А ты уверен, что тебе это нужно?
— Я вообще ни в чём не уверен. Но с тобой — хочу попробовать. С нуля. Без сноса стен. Только с укреплением фундамента.
— Какой поэтичный ремонт, — усмехнулась она. — Ладно. Пробуй. Только имей в виду: если придёт ещё один дизайнер — я его вышвырну с тобой вместе.
Он обнял её. Неловко. По-настоящему.
Ирина почувствовала, как за долгое время внутри стало не пусто, а просто… тихо. И немного светло.
Прошло две недели. Мир стал зыбким, но терпимым. Ирина и Сергей медленно возвращались к идее «мы». Он перестал ночевать у матери, не заходил на «семейные советы», даже один раз встал в позу на кухне и сказал «я взрослый мужчина» — правда, тут же сам с этого заулыбался и пошёл за оливками.
Ирина не верила в чудеса, но верила в тишину без визгов. Этого пока хватало.
А потом, как водится, в пятницу в пять вечера, когда все хорошие люди покупают вино, а плохие — звонят с претензиями, раздался звонок в дверь.
Сергей был в магазине. Ирина открыла. И чуть не выпустила из рук телефон.
На пороге стояла Марина.
Марина. Первая жена Сергея. Та самая. С которой он жил три года, разводился два. Высокая, с идеальной укладкой, с лицом женщины, у которой и бывший под контролем, и отпуск на Мальдивах, и личный диетолог.
На плече — девочка. Лет восьми. Соня. Его дочь. Про которую он молчал почти десять лет.
— Здравствуйте. Я так понимаю, вы — Ирина. Очень приятно. Мы с Сергеем были… близки. Даже слишком. Я пришла, потому что у нас есть незаконченные вопросы. И вы, как я понимаю, теперь в центре этой… семейной шахматной доски.
— Да чтоб тебя, Алексей Константинович Толстой, — выдохнула Ирина и посторонилась.
Они прошли в кухню. Соня взяла телефон и моментально залипла в TikTok — в этом она была в отца.
Марина положила папку на стол. Молча. Села. Смотрела в глаза, как бухгалтер при налоговой проверке.
— Я устала быть деликатной. У нас с Сергеем есть ребёнок. Мы много лет не получали помощи. Он исчез. Сейчас он снова в вашей жизни. А я решила, что если он не идёт к дочери, то дочь придёт к нему.
Ирина молчала. Голова гудела, как утюг, заброшенный в воду.
— Вы пришли за алиментами? Или за вниманием?
— Я пришла за справедливостью. Вы думаете, я злая? Может быть. Но я десять лет одна. С его ребёнком. И всё, что он делал — это присылал по тысяче раз в полгода и писал, что «не может сейчас». А теперь он живёт с вами, в квартире, за которую вы тянули ипотеку. Уютненько, да?
Ирина встала. Наливала чай. Трясущимися руками.
— Я не знала. Он не говорил. Про дочь — ни слова.
— Конечно, не говорил. Удобнее быть хорошим. А хорошим быть — это вам не ипотеку платить.
В этот момент открылся замок. Вошёл Сергей.
Увидел. Замер. Улыбка умерла на подходе.
— Привет, — произнес он тихо. — Марина. Ты… здесь.
— Соня, — бросила она коротко, — хочет видеть отца. Или хотя бы знать, что он существует. Я больше не собираюсь делать вид, что тебя нет. Это твой выбор, Серёжа. Или ты становишься взрослым, или иди обратно к маме. Там тепло и пахнет борщом.
Сергей стоял. Бледный. Пятна на шее. Руки дрожат.
— Я не знал, как… Я думал, ты справишься…
— Я и справилась. Но теперь — хватит. Твоя дочь хочет знать, кто ты. Ты взрослый мужик. Ты должен это сделать. Или уйти. Совсем. Навсегда.
Ирина смотрела на него. И вдруг поняла: не только у неё были вопросы. И не только у него было прошлое. У каждого в этом доме теперь был скелет. И один из них — играл в TikTok за кухонным столом.
— Серёжа, — тихо сказала Ирина. — Тут нет правильного решения. Но тебе придётся его принять. Потому что не выбирать — тоже выбор.
Он сел. Опустил голову. Долго молчал. Потом поднял глаза. Чистые. Честные. Впервые за всё это время.
— Я остаюсь. С вами. Со всеми. И буду платить, и видеть, и участвовать. Я был трусом. Я не буду больше.
Марина посмотрела на него. Потом — на Ирину.
— Знаешь, — сказала она устало, — возможно, ты наконец стал человеком.
— Только не вздумай давать ему медаль, — буркнула Ирина. — У нас и так с наградами перебор — у него есть мать.
Все рассмеялись. Впервые — по-настоящему. Даже Соня оторвалась от телефона.
— Папа? Это ты?
Он подошёл. Обнял её. Сильно. Неуверенно. Но обнял.
