Тёплый летний вечер медленно опускался на деревню. В доме пахло свежей выпечкой и чаем, заваренным с мятой и смородиной. Нина Петровна поправила на столе скатерть, разложила пирожки на блюде, выставила сливки в фарфоровой чашке.
Она волновалась: сегодня должна была приехать любимая дочь, Вероника.
«Может, даже переночует, на выходные останется… Нам о многом нужно поговорить…» — мечтала Нина Петровна, время от времени поглядывая в окно на дорогу и слушая, как скрипит калитка от ветра
Нина Петровна стряхнула невидимую пылинку со скатерти и снова посмотрела на часы.
«Вот-вот приедет», — шептало ей сердце. Ехать из города было около часа… Наверное, долго собирались. Может, дела…
Когда-то у Нины Петровны была своя квартира в городе. Небольшая, но уютная. Но когда дочь, Вероника, выросла и решила строить свою жизнь, Нина Петровна без колебаний всё отдала дочери — и квартиру, и накопления. Сама же после смерти родителей переехала в старенький родительский дом за городом.
Дом, где когда-то она сама выросла.
— Мама, будем с Артемом тебе помогать. — Сказала дочь и… Уехала.
Теперь у неё была квартира, вечера с женихом и друзья… А матери в её жизни становилось всё меньше и меньше.
Сначала были звонки каждую неделю. Потом — раз в месяц. А теперь — только редкие смс: «Не переживай, всё хорошо».
Теперь Нину Петровну вечерами согревали лишь старые фотографии на стенах. И бесконечное ожидание звонка или короткого визита дочери.
И вот, сегодня Вероника всё-таки обещала заехать.
Стук в дверь вернул Нину Петровну к реальности. Она торопливо вытерла руки о фартук и бросилась к двери.
На пороге стояла дочь — ухоженная, красивая, даже еще лучше, чем раньше.
— Мам, привет! — сказала она, быстро чмокнув её в щёку. — Извини, мы с Артемом ненадолго.
За спиной Вероники маячил мужчина, нетерпеливо смотревший на часы.
— Ну что ты стоишь, проходи! На столе пирожки… твои любимые, с мясом. Фарш брала на ферме, все свое, натуральное! Голос Нины Петровны дрогнул.
Вероника прошла в дом, скользнула взглядом по уютной кухне.
— Мам, слушай, я не за пирогами пришла. Ты знаешь, что я на диете. Мне надо документы.
— Какие документы? — насторожилась Нина Петровна.
Дочь достала из сумки папку:
— На дом. Я его продаю. Уже нашлись покупатели.
— Как это продаёшь?! — Нина Петровна уронила полотенце на пол. — Доченька, но это же… это же мой дом! Наш дом! Родительский!
— Мам, ты что заладила? — Вероника чуть отступила назад, словно боясь отказа. — Тут жить невозможно. Скукотища, комары, в магазин — три часа пешком! Если что случится, скорая не успеет.
Тебе будет лучше в городе. Купим тебе что-то маленькое, удобное. Всё будет цивильно. Телевизор, врачи рядом. Что тебе еще надо?
— А ты? — тихо спросила Нина Петровна. — Ты ко мне будешь рядом? Будешь навещать чаще, чем тут?
Вероника пожала плечами:
— Ну… Когда смогу. Около нас квартиры дорогие. А туда, где можно купить, ехать часа полтора. Дальше, чем сюда.
Нина Петровна сжала губы.
— Доченька… Тут ведь моя жизнь. Я тут выросла… — голос сорвался.
Вероника нетерпеливо посмотрела на часы:
— Мам, ну не начинай! Мне срочно нужны бумаги. Завтра поедем все переоформлять. Будь готова в девять, Артем заедет. Только нормально оденься, никаких этих… Платьев деревенских, не позорь меня.
Мужчина у порога кашлянул, давая понять, что они спешат.
С трудом, дрожащими руками Нина Петровна нашла нужные документы. Дочь, не вчитываясь, забрала папку и сунула её в сумку.
— Всё. Спасибо, мам. Ты не переживай! Всё будет супер. Мы тебе желаем только добра.
— Может, чайку или молочка? — тихо предложила Нина Петровна. — Пирожков? С собой возьмите… Куда мне одной?
Вероника только махнула рукой:
— Да хватит уже со своими пирогами! Не нужны они нам. В другой раз, может. Мы спешим.
На прощание она наспех поцеловала мать в щеку. Дверь скрипнула.
Где-то далеко надрывно завыла собака… Словно в ответ на чувства Нины Петровны.
Женщина стояла в пустой кухне. В ушах нарастал гул. Пирожки остались нетронутыми. Она и сама не хотела даже попробовать их. Было гадко на душе.
Она медленно подошла к старинному комоду, на котором в серебристых рамках стояли фотографии: мать в ситцевом платье, отец — с весёлыми морщинками в уголках глаз.
— Простите меня… — прошептала она, обнимая рамки. — Я ведь тоже вас когда-то оставила… Уехала… Думала — вернусь с победами. Да только вы не дождались…
Горло засаднило. Из глаз хлынули слёзы.
Она вспомнила, как когда-то уезжала в город — такая гордая, с маленьким чемоданом и целым ворохом грандиозных планов. Думала — вот-вот добьюсь всего и вернусь. Вернусь красивой, успешной. Будут гордиться, в деревне скажут: молодец, выбралась из болота… А потом жизнь закрутила… Замуж вышла, родила… Муж оказался не самым хорошим. Пришлось все самой на себе тянуть.
Нина Петровна тогда работала на двух работах, ночами шила платья на заказ, лишь бы у дочки всё было — и одежда модная, и косметика, и даже платный вуз, о котором девочка мечтала.
Нина Петровна вспоминала, как в юности Вероника обещала:
— Мамочка, когда я стану взрослой и богатой, мы с тобой каждый год будем ездить на море! И я куплю тебе огромный дом! С садом!
Она смеялась тогда, прижимая дочь к груди:
— Главное, родная, чтобы ты счастлива была. Дом мне не нужен, мне бы только тебя рядом.
Все это время родители Нины как бы были, но где-то далеко.
Забыла, отложила, не успела…
И теперь история повторялась — только на месте брошенных родителей была она сама. Единственное, что осталось ей — этот дом и фотографии, да надежда, которая с каждым днём становилась всё тусклее.
Нина Петровна помолилась и медленно задула свечу в лампадке, а после открыла окно. По крыше начал капать дождь, как слезы родителей, которые не хотели бы для своей дочери такой же судьбы.
Каждый удар капель дождя был похож на чужие шаги — удаляющиеся, теряющиеся в темноте. Прошлое уходило, но Нина Петровна не хотела его отпускать.
— Что мам? Я оставила у тебя чего-то? Платок? Зонт? — недовольно спросила дочь, ответив на звонок матери.
— Да, ты забыла. Забыла спросить меня. И мой ответ: «нет». Я не буду продавать дом. Извини, Вероника. Я не приеду на сделку.
Нина Петровна сбросила вызов, и вместе со слезами из нее словно вылилась вся накопленная тяжесть. Она вздохнула легко. Глубоко. И все-таки воздух после дождя всегда самый свежий.
