— «Как же так можно опуститься? Доченька, тебе не стыдно? Руки и ноги целы, почему не работаешь?» — говорили нищенке с ребенком

Тамара Ивановна медленно шла вдоль стеллажей огромного супермаркета, разглядывая полки с разноцветными упаковками. Она ходила сюда каждый день, как на работу. Ей не нужно было много продуктов, чтобы кормить большую семью — у неё её не было. Поэтому пожилая женщина каждый вечер сбегала из своего одиночества в залитый светом торговый зал.

В тёплое время года ей было легче — спасали посиделки на лавочке с соседками. Но зима не оставляла выбора, и Тамара Ивановна полюбила походы в новый супермаркет.

Здесь было много людей, вкусно пахло кофе, играла приглушённая музыка. А все эти продукты в ярких упаковках, напоминающие детские игрушки, радовали глаз и заставляли улыбнуться.

Старушка повертела в руках баночку клубничного йогурта, прищурилась, пытаясь прочитать название и состав, и вернула её на полку. Такая кисломолочка была не по карману, но посмотреть-то не возбраняется.

Рассматривая изобилие товаров на полках, она погрузилась в воспоминания о прошлом.

В памяти всплыли образы длинных очередей у прилавков, где продавщицы, словно тигрицы, боролись за дефицитные товары. Вспомнились толстые серые бумажные пакеты, в которые заворачивали покупки.

Она улыбнулась, вспомнив, как воспитывала свою дочь. Чтобы порадовать её, Тамара Ивановна была готова выстоять любые очереди. Мысли о дочери заставили сердце биться сильнее. Женщина остановилась у низкого холодильника с замороженной рыбой и тяжело оперлась на него рукой.

В памяти всплыло смеющееся лицо её Ирочки с копной вьющихся рыжих волос, огромными серыми глазами, россыпью веснушек на носу и весёлыми ямочками на щеках.

«Какая же она была красивая», — с грустью подумала женщина.

Под неодобрительным взглядом продавца она подошла к прилавку с хлебобулочными изделиями.

Ирочка была её единственной радостью в жизни. Она выросла умной девочкой. Когда поняла, что работа не принесёт ей счастья, решила заняться суррогатным материнством. Как и говорила ей Тамара Ивановна, это решение не привело к добру.

В двадцать лет разве слушают матерей? Будь жив отец, всё было бы иначе. Но как же эти негодяи посмели вовлечь в это дело неопытную девушку?

Ирина только смеялась и поглаживала свой округлившийся живот. А мать горестно качала головой. Как же отдавать ребёнка, если он родной, ведь целых девять месяцев она носила его под сердцем?

Но Ирина только отмахивалась: «Я уже думаю, что это не ребёнок, а хорошие деньги».

Потом были тяжёлые роды, и Ирочку не смогли спасти. Они не очень-то и старались. Через три дня после рождения малышки она умерла.

Родившаяся девочка сразу была отдана родителям. Конечно, Тамаре Ивановне не выплатили ни копейки. Ведь имели дело не с ней, а с её дочерью.

Тамара Ивановна похоронила дочь и осталась одна. Из родственников никого, словно в пустоту погрузилась и не хотела оттуда выныривать. Так легче.

Сейчас она шла к хлебному отделу, чтобы купить что-нибудь. Нужно было показать, что она здесь не просто так гуляет. Нащупала в кармане мелкие монетки и направилась к кассе. На сегодня развлечений достаточно, можно идти домой. Она заранее отсчитала нужную сумму и отдала её кассирше, а остальное спрятала в кулаке.

Тамара Ивановна заметила молодую попрошайку на второй день после открытия супермаркета, почти месяц назад. Тогда она совершала свою первую экскурсию и внимательно рассматривала всё вокруг. Чем же нищенка привлекла внимание пожилой женщины? Возможно, своей молодостью, которая бросалась в глаза, или трагической неподвижностью позы. А может быть, тем, как бережно и крепко она держала младенца.

«Как же так можно опуститься?» — думала старушка, приближаясь к знакомой фигурке. Она опустила в стоявшую рядом баночку приготовленную мелочь и обратилась к девушке: «Доченька, тебе не стыдно? Руки и ноги целы, почему не работаешь? Молодая женщина, ты же ещё можешь работать».

Старушка скривилась, видя, как несколько прохожих спешат мимо, не успевая подойти к ней из-за загородившей дорогу бабушки.

— Спасибо вам за копеечку, но идите своей дорогой. Мне нужно собирать побольше, иначе беда будет.

Пожилая женщина с грустью покачала головой и поспешила отойти, не желая быть назойливой и читать морали. Она решила помочь и делала это умело. Никому не было до этого дела — ни полиции, ни органам опеки. Все настолько привыкли к просящим милостыню, что на них никто не обращал внимания.

Всю дорогу до дома старушка не могла выбросить из головы нищенку с ребёнком. Её серые глаза и молодой голос казались странно знакомыми, эти интонации она точно уже где-то слышала, но где? Тамара Ивановна пыталась вспомнить, напрягая память.

Она закрыла за собой входную дверь, сняла невысокие тёплые боты, включила свет и пошла с хлебом на кухню. Через 15 минут она уже пила горячий сладкий чай из своей любимой чашки, закусывая кусочком бородинского хлеба с тонким ломтиком колбасы.

«Как же она, наверное, голодна, — подумала пожилая женщина. — На таком-то холоде! Что за жизнь такая?»

Она выглянула в окно, пытаясь разглядеть фигурку молодой женщины, и замерла в испуге. Двое мужчин неприглядной наружности довольно грубо заталкивали девушку в машину.

Пожилая женщина была в смятении. Она бросилась к телефону, чтобы позвонить в полицию, но остановилась, испугавшись, что может сделать только хуже.

Она подошла к окну и увидела, что площадка перед магазином пуста. Решив дождаться утра, она вернулась в комнату. Номер машины она всё равно не смогла бы разглядеть с такого расстояния.

Тамара Ивановна провела беспокойную ночь, думая о девушке и ребёнке. Под утро ей приснился странный сон. Она увидела свою дочь Ирочку, которая стояла у двери в супермаркет с ребёнком на руках. Девочка была вся синяя от холода, и Тамара Ивановна крепко прижала её к себе, пытаясь согреть. Но Ирочка не реагировала.

— Мне не холодно, мама, — сказала она.

Тамара Ивановна забрала ребёнка из рук дочери и откинула уголок тёплого одеяльца, который закрывал лицо девочки. Она увидела большую куклу с кулоном на шее.

— Со знакомым кулоном на шее, — повторила пожилая женщина.

Она вскрикнула и проснулась. Её взгляд остановился на настенных часах, которые висели напротив.

— Из-за чего же я так долго спала? — подумала она.

Было уже девять часов. Она быстро поднялась и подошла к окну.

Девушка с ребёнком были на прежнем месте. Справа от двери супермаркета всё было в порядке.

— Слава богу, — выдохнула старушка и перекрестилась.

На улице был канун Нового года, и стоял сильный мороз. Девочка уже больше часа стояла на улице, и она могла замёрзнуть до вечера.

Тамара Ивановна достала хлеб, быстро сделала бутерброды с колбасой, налила в термос сладкого чая и пошла одеваться.

Увидев спешащую к ней старушку, девушка занервничала и прикрыла синяк на виске тёплым платком.

— Не волнуйся, милая, — сказала Тамара Ивановна, протягивая ей еду. — Я не хочу, чтобы ты голодала.

Девушка улыбнулась одними глазами и взяла предложенные бутерброды. Она устроилась на скамейке поодаль и принялась жадно есть. Она совала хлеб в рот и глотала почти не жуя, давилась и кашляла. Она с тревогой смотрела на ребёнка, который кричал в чужих руках, и быстро запихнула в рот последний кусок, запив его чаем. Затем она торопливо отряхнула крошки и поспешила к пожилой женщине.

— Спасибо вам, теперь до семи продержимся, а там нас заберут, — сказала она, обращаясь к пожилой женщине.

Остаток дня Тамара Ивановна то и дело подходила к окну и смотрела на столбик термометра за окном. Мороз крепчал.

К пяти часам вечера она налила в банку борща и отправилась в супермаркет за продуктами.

Проходя мимо молодой девушки, она поставила рядом с ней банку с едой и сунула в карман мелочь. Затем загадочно подмигнула и поспешила в спасительное тепло торгового зала.

В этот раз она не собиралась задерживаться. Нужно было купить колбасу и солёные огурцы для традиционного новогоднего оливье. Конечно, она не могла позволить себе шикарный праздничный стол, но голодать не придётся. Когда Тамара Ивановна вышла из магазина, она не увидела нищенки на прежнем месте. Банка с борщом тоже отсутствовала. «Наверное, кушает где-то», — подумала старушка и улыбнулась. Она поспешила домой.

Сейчас она будет резать закуски, поставит в духовку карпа и начнёт накрывать на стол. Вдруг кто-то из пожилых соседок решит навестить её.

Время близилось к десяти, когда Тамара Ивановна снова выглянула в окно. Ей хотелось убедиться, что девушку уже увезли домой в тепло.

Она скользнула взглядом по весёлым огонькам, светившимся перед торговым центром. На лавочке под ярким светом фонаря сидела знакомая фигура. Судя по вздрагивающим плечам, девушка горько плакала.

Тамара Ивановна заметалась по дому. Через два часа начинается праздник, а под окнами человек замерзает. Она накинула на плечи тёплый платок и, как была в домашних тапочках, побежала по лестнице вниз. Остановилась возле попрошайки, переводя дыхание. Попыталась унять грохочущее сердце и плюхнулась рядом с девушкой.

— Мне некуда больше идти, — произнесла она скорбно.

Надежда в глазах девушки зацепилась за бабушку.

— Позаботьтесь о нём, пожалуйста, — она сунула в руки старушки свёрток, который сжимала в руках, и медленно поплелась в сторону трассы.

В голове у Тамары Ивановны помутилось. Намерение молодой женщины стало предельно ясно. Так не уходят из счастливой жизни. Она тяжело поднялась и из последних сил рванула за ушедшей, настигла и развернула к себе.

— Вот это да! Что ты задумала? Иди за мной! — воскликнула Тамара Ивановна и указала в сторону пятиэтажного дома, который виднелся неподалёку, схватила девушку за руку и потянула за собой.

Уже в тёплой комнате Тамара Ивановна забрала малыша и развернула его возле включённого обогревателя.

— Как тебя зовут? — спросила она, но тут же осеклась, увидев среди одежды кулон с изображением медвежонка.

Девушка проследила за её взглядом и сказала:

— Не беспокойтесь, это всё, что у меня осталось от мамы.

Пожилая женщина испуганно оглянулась на нищенку и села на стул. Этот медальон она ни с чем не спутает, сама подарила его покойной Ирочке. Тогда, на её шестнадцать лет, у Тамары Ивановны было туго с деньгами, и она отнесла брошь с красивой подвеской ювелиру. Тот долго цокал языком, не решаясь пустить раритет на лом, и придумал сделать из подвески кулон. А за саму брошь дал денег, на которые была куплена золотая цепочка, и ещё осталось на небольшой банкет для друзей дочери в кафе.

Девушка сняла верхнюю одежду и вопросительно посмотрела на пожилую женщину:

— Можно мне в душ?

Получив утвердительный ответ, она ушла, а Тамара Ивановна пила валерьянку.

«Значит, это нищенка — её внучка, но этого быть не может», — подумала она.

Потом она уложила накормленного мальчика на диван и усадила гостью за накрытый стол.

— Алина! — словно невзначай, окликнула пожилая женщина

— Откуда вы знаете?

Тамара Ивановна неопределённо махнула рукой:

— Наверное слышала, ты ешь.

Она почувствовала на лбу холодную испарину. Сомнений не оставалось — она приютила собственную внучку. Ведь именно это имя выбрали заказчики для ещё не родившейся девочки, которую носила Ириша.

Девушка с благодарностью улыбнулась и с восхищением посмотрела на выставленные блюда и начала есть.

Тамара Ивановна пристально смотрела на неё, пытаясь найти знакомые черты.

— Ну, рассказывай, Алинушка, что с тобой случилось? — спросила она.

Девушка, будто ждала этого вопроса, не переставая жевать, заговорила быстро и сбивчиво, словно освобождая душу от накопившейся боли.

По её словам, до пяти лет она жила с папой и мамой, и всё у неё было хорошо, даже собственный пони. Вспоминая об этом, Алина мечтательно прикрыла глаза.

Но потом родители стали ссориться и вскоре развелись. Девочка осталась с матерью, которая в один из дней просто отвела её в детский дом и написала отказную.

Почему так произошло, Алина не поняла. Из красивой сказки её в одночасье выкинули, как ненужную вещь. Двенадцать лет девочка провела в приюте, а потом их выпустили во взрослую жизнь.

Алина оказалась в квартире, которую ей предоставили как сироте. Но её обманули, поселив в бараке, который должны были снести. Там она и познакомилась с Васькой, сантехником.

Когда он узнал, что Алина беременна, просто исчез. Барак расселили, ей разрешили остаться в ветхом жилье до родов.

Но оказалось, что её новую квартиру уже кто-то занял.

Добиваться своего девушка не умела. Да и не могла бы, с ребёнком на руках.

Так она стала скитаться по вокзалам, просить милостыню у метро. Там её и заметил Игорек Сизый, который крышевал бездомных.

«Красивая попрошайка с ребёнком должна приносить неплохие деньги», — решил он и сразу предложил жильё в обмен на собранную милостыню.

Так они с сыном стали жить в большом подвале многоэтажки, где было много таких же, как она, побирушек. Были там и калеки, и больные. Но театральных нищих было намного больше.

Театральными называли тех, кто рисовал себе синяки и раны и надевал накладные горбы и беременные животы. Отменные актёры приносили хозяину большие деньги, в отличие от не умевшей клянчить Алины.

Дни сменялись днями. Утром нищих развозили по точкам. Вечером собирали выручку. Условия были терпимые, но в последнее время на неё стали давить. Говорили, что денег мало, а она ребёнок, постоянно орёт и мешает остальным отдыхать.

И вот сегодня за ней не приехали, бросили на произвол судьбы. Девушка горестно уставилась в полупустую тарелку.

— Спасибо вам, я даже не знаю, как бы мы пережили эту ночь.

Она положила вилку и зевнула.

— Утром уйдём, не сомневайтесь, мне бы только немножечко поспать.

Алина откинулась на спинку стула и почти мгновенно уснула.

Тамара Ивановна разбудила девушку и отвела на кровать, устроив малыша рядом с ней в глубоком кресле.

Пожилая женщина сидела за новогодним столом и улыбалась, слушая речь президента. Конечно, она не отпустит внучку с сынишкой ни завтра, ни послезавтра, никогда. Пусть живут с ней. Так будет правильно. В подходящий момент она обязательно расскажет им, кто она на самом деле. Поможет девочке встать на ноги, вырастить сына. А пока пусть успокоится, обживается в нормальных условиях. Натерпелась ведь.

Под бой курантов Тамара Ивановна налила себе рюмочку и отхлебнула сладкой настойки.

Она подошла к окну и долго смотрела на улицу, освещённую фонарями. Любуясь падающими снежинками, она думала: «Спасибо тебе, Господи, за негаданное счастье. Эх, прощай, одиночество! У меня снова есть семья».

Оцените статью
— «Как же так можно опуститься? Доченька, тебе не стыдно? Руки и ноги целы, почему не работаешь?» — говорили нищенке с ребенком
– Пригласила ко мне всю родню, не спросив меня, – жаловалась свекровь на невестку