Нина услышала, как захлопнулась входная дверь. Виктор вошёл, как обычно — неспешно, не снимая обуви, сбросив куртку на спинку стула. Он даже не сказал «привет». Просто прошёл на кухню, открыл холодильник, взял бутылку воды и одним махом выпил половину.
Нина сидела за столом, на ней был домашний вязаный кардиган, на плите булькала кастрюля с куриным супом — Виктор любил, чтобы первое было «наваристое». Она заметила, как он избегает её взгляда.
— Что-то случилось? — спросила она, хотя сердце уже сжалось. Женское чутьё — беспощадная штука.
Он не отвечал. Поставил бутылку на стол и, наконец, сел напротив. Молча, минуту. Две.
— У нас с Оксаной будет ребёнок, — выпалил он, будто отрывая пластырь с раны. — Я ухожу. Переезжаю к ней.
Сначала было чувство, будто в уши залили воск. Потом — звенящая тишина.
— Оксана?.. — переспросила Нина. — Из твоего офиса?
Он кивнул. И опустил глаза, будто она — учительница, а он — школьник, которого застали за списыванием.
Нина медленно встала и подошла к раковине, держа в руках мокрое полотенце. Подумала, что странно — даже сейчас она думает о том, что надо выключить плиту. Суп ещё варится.
— Сколько вы вместе?
— Полгода, — тихо сказал он. — Не думал, что всё так получится. Но…
— Беременна? — в голосе Нины не было злости. Только усталость.
Он кивнул ещё раз.
— Значит, ты уходишь. Хорошо. Что дальше?
Виктор как будто приободрился — будто самое трудное позади. Словно с облегчением перешёл к деловому разговору:
— Квартира на мне. Машина тоже. Я оставляю тебе дачу и часть накоплений. Ты же можешь перебраться в квартиру родителей? Я помню, ты её сдаёшь, арендаторы адекватные, но ты им скажешь…
— Погоди, — она подняла руку. — Ты правда думаешь, что сейчас делишь со мной имущество? После двадцати лет, которые я положила на нас?
Он покраснел. Но не от стыда. От злости. Видимо, надеялся, что она примет всё, как само собой разумеющееся. Что она покорно уйдёт — как и жила все эти годы, без скандалов, без требований, в фартуке и на каблуках, когда надо.
— Нина, я тебя не бросаю. Просто… новая жизнь. Мы же взрослые люди. Ты всегда была сильная, ты справишься.
Нина медленно сняла кольцо с пальца и положила на стол. Рядом — кипела кастрюля, в которой варился суп для мужчины, который собирался оставить её без дома.
— Будь по твоему. Только потом не возвращайся. Ни за советом, ни за теплом, ни за прощением.
Через два дня она вернулась в старую двушку родителей. Уведомила арендаторов, собрала вещи в чемодан, как перед отпуском. Соседка удивилась, увидев её на лестнице.
— Нина… ты что, переезжаешь?
— Возвращаюсь, — только и сказала она.
Весь вечер она сидела на старом диване, в окружении мебели из девяностых, фотографий в потёртых рамках и запаха пустоты Было страшно. Но ещё страшнее было оставаться той женщиной, которую можно было просто вычеркнуть из жизни.
На следующее утро она проснулась на рассвете и пошла в салон. Сделала стрижку. Покрасила волосы в цвет, который давно хотела, но всё «не решалась».
А потом зашла в спортклуб. И записалась на фитнес. Началась новая глава.
На первое занятие в фитнес-клуб Нина пришла в растянутых легинсах и футболке с выцветшим принтом. Рядом стояли девочки в топах, с хвостиками, силиконовыми губами и фирменными кроссовками. Она ощущала себя среди них как гость с другого материка. Но сдалась — только мысленно. Наружу выдавала сдержанную уверенность.
Инструктор — подтянутый брюнет с татуировкой на ключице — посмотрел на неё оценивающе.
— Первый раз?
— Первый раз за двадцать лет, — хмыкнула Нина. — До этого я только мужа обслуживала — фитнеса хватало.
Он рассмеялся. И в этом смехе не было снисходительности.
— Начнём мягко. Главное — не геройствуйте, ладно?
Она кивнула.
Первые тренировки дались тяжело. Мышцы ныли, руки дрожали, а на третий день она всерьёз подумывала всё бросить. Но каждый раз, выходя из зала, чувствовала: что-то внутри неё сдвигается. Будто кусочек по кусочку собирается женщина, о которой она забыла. Или которую даже не знала.
Через месяц она заказала себе абонемент сразу на полгода. Купила спортивные легинсы и майку. Сменная обувь теперь жила в стильной сумке. А в зеркале появилась не «брошенка под пятьдесят», а стройная, подтянутая женщина с расправленными плечами.
Нина сменила причёску, убрала тяжёлый цвет, сделала мягкие пряди. Записалась к косметологу, села на программу восстановления кожи, купила себе духи, которые всегда хотелось, но «неприлично же — такие деньги на себя».
Параллельно освободила себе рабочее место в одной из сетей салонов — раньше Нина была бухгалтером-фрилансером. Теперь — снова в деле. Работы стало больше, но в этом и была прелесть: возвращение в жизнь, где она сама у руля.
— Ты сияешь! — сказала одна из подруг на встрече через два месяца.
— Потому что наконец дышу, — сдержанно ответила Нина. И добавила про себя: «Без его рубашек, его супов и его вранья».
Сын звонил всё реже. Их отношения стали прохладными. Александр не понимал, зачем матери всё это нужно. Спрашивал:
— Ты что, собираешься жить как двадцатилетняя?
А она только улыбалась.
— Я собираюсь жить как хочу.
А потом появился Тимур.
Познакомились случайно — в кафе, где Нина решила перекусить между встречами. Он оказался тем самым тренером, который вёл соседнюю группу в спортзале. Они пару раз пересекались в коридоре, обменивались улыбками. В кафе он сам подошёл.
— Можно я сяду? Или вы ждёте кого-то?
— Я жду себя — новую, — ответила она неожиданно даже для себя. Он рассмеялся. И сел.
Тимуру было тридцать три. Он увлекался скалолазанием, путешествиями, жил один. Разговор с ним был лёгким. Он не пыжился, не доказывал свою значимость. Говорил просто. И слушал внимательно.
После этого они стали пересекаться чаще. Потом — пить кофе вместе. Потом — переписываться. Однажды он предложил подвезти её до дома. Она согласилась. А через неделю пригласила его на выставку.
Он пришёл с цветами. Красными, как юность. И на прощание поцеловал её в щёку. И Нина поняла: всё, что было до этого, — не конец. Это была разминка перед настоящей жизнью.
— Ты в своём уме? — сын смотрел на мать так, будто она вышла из кабаре в бальном платье.
Нина стояла в дверях своей обновлённой квартиры. В мягком свете ламп волосы переливались шоколадом, на губах — лёгкий блеск. Она только что вернулась с концерта, на который ездила с Тимуром.
— Что значит, я в своём уме? Ты с отцом так же разговаривал, когда он водил к нам Оксану, моложе его на двадцать лет?
Александр поморщился.
— Это другое. Он мужчина. Он… ну, это просто иначе выглядит.
— Потому что у него пивной живот и пафос в голосе? — съязвила Нина. — А я, значит, по-твоему, должна доживать век в кресле, с котами и сериалами?
— Мам… — сын тяжело вздохнул. — Мне просто неловко. Он же почти мой ровесник.
— Нет. Он старше тебя на пять лет. И младше меня на восемнадцать. Но знаешь, что самое важное? Мне с ним хорошо. Он уважает меня, заботится, слушает. Чего ты добиваешься, Саша?
— Я… — он замялся. — Просто переживаю.
Нина устало присела на подоконник и посмотрела на сына. Он был хорошим человеком, просто воспитан в мире, где женщины её возраста обязаны были быть скромными, тихими и желательно — несчастными.
— Знаешь, Саша… Когда ушёл твой отец, мне казалось, что я никому больше не нужна. А потом я вспомнила, что нужна себе. И я не позволю никому — ни ему, ни тебе, ни обществу — отобрать у меня это право. Ты можешь быть рядом. Или — держаться подальше. Я не в обиде.
Он ничего не ответил. Только кивнул и ушёл.
Окружение отреагировало похоже. Одна из подруг в лоб спросила:
— А он точно тебя не использует?
— В смысле — не использует? Что он может от меня взять? Пенсию?
— Ну… жильё, стабильность. Ты же у нас дама при квартире.
— Он работает, между прочим. И у него своя квартира. А если бы и не было — что с того? Я начала встречаться с мужчиной, который жил у меня. Только тогда он был моим мужем. И знаете, в чём разница? Тимур хотя бы благодарен.
— Ну не знаю, — хмыкнула подруга.
— Не знаешь — и не суйся, — ответила Нина спокойно.
Больше она ни перед кем не оправдывалась.
С Тимуром всё было легко. Он не делал из разницы в возрасте проблемы. Не подыгрывал, не сюсюкал, не пыжился. Они гуляли, смотрели фильмы, обсуждали книги. Он приглашал её в поход, на йогу, на выставки. Она вела его в театр и в уютные винные бары.
— Слушай, ты знаешь, каково это — снова идти по улице и чувствовать себя красивой женщиной? — спросила она его однажды.
— Ты не переставала быть ею. Просто кто-то это прятал от тебя, — ответил он.
Это был обычный вечер. Они сидели дома, пили чай с апельсиновыми корочками. Он читал, она что-то писала в блокнот. Никакой страсти, никакого пафоса. Только покой. И чувство — ты дома.
И впервые за долгие годы Нина поняла, что любовь — это не про возраст, и не про статус. Это про комфорт, честность и свободу быть собой.
Но однажды ей позвонил бывший муж.
— Нина… — голос у него был напряжённый. — Тут такое дело. Оксана ушла. Забрала ребёнка. Сказала, что я стал раздражительным и скучным. Представляешь?
— Представляю.
— Я думал… может, нам стоит встретиться. Поговорить. Мы же столько лет вместе.
— Котик… — Нина усмехнулась. — Мы уже поговорили. Ты ушёл. Забрал машину, квартиру, мою гордость. Оставил мне только возможность быть собой. Спасибо за это. Я очень счастлива.
Он замолчал.
— Ты с ним, да?
— Да. И у нас всё хорошо. Не звони больше.
Нина повесила трубку. Села в кресло. И улыбнулась.
Конечно, она знала, что общество ей ещё не раз напомнит: «не положено». Но теперь она могла отвечать:
— А мне — можно.
— Слушай, а ты бы… вышла за меня? — Тимур сказал это почти невпопад. Они выбирали кофе в магазине, обсуждая, какой сорт взять на утро.
Нина повернулась к нему с пакетом в руках. Она прищурилась.
— Ты это сейчас серьёзно?
Он сглотнул.
— Да. Уже давно хотел сказать, просто… всё ждал момента. Понимаю, что странно, мы ведь такие… нестандартные. Но я хочу быть с тобой. Официально. Как положено. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Она поставила кофе обратно на полку. Сделала шаг к нему, положила руку ему на грудь.
— А ты не боишься пересудов?
— Я боюсь только тебя потерять, — ответил он.
Вечером она рассказала об этом Варваре. Подруга слушала внимательно, не перебивая. Лишь в конце сдержанно сказала:
— Ты точно уверена?
— Абсолютно, — кивнула Нина. — Но я всё равно сделаю брачный контракт. Это не про недоверие. Просто я взрослый человек, с жизненным опытом. Пусть у нас всё будет красиво и честно.
И так и вышло.
Контракт они подписали легко, без обид. Тимур даже пошутил:
— Ты хоть оставь мне зубную щётку, если выгонишь.
Свадьба была скромной, без пышных залов и тамады. Только самые близкие, атмосфера уюта, свечи и живая музыка. Нина была в элегантном светлом платье. Тимур — в классическом костюме с цветком в петлице.
Многие подруги так и не пришли. Кто-то отговорился работой, кто-то — болезнью. А кто-то, как одна из бывших коллег, написала в лоб: «Не могу смотреть, как ты себя выставляешь на посмешище».
Нина не обиделась.
— Их проблема, если они меряют счастье чужими мерками, — сказала она Тимуру. — Я наконец-то не чувствую себя несчастной. Ни перед зеркалом, ни в постели, ни в жизни.
Прошло полгода. Нина с Тимуром жили в уютной квартире, много путешествовали. Иногда на уикенд, иногда — на целую неделю. В Риме он водил её по музеям, в Копенгагене они ели булочки с корицей на улице, в Баку — купили почти одинаковые браслеты и смеялись, как подростки.
— Слушай, — как-то раз спросила Варвара. — А он не просит детей?
— Нет, — Нина улыбнулась. — Мы оба взрослые. У него нет навязчивой идеи, что любовь измеряется родами и ипотекой. Он хочет быть со мной, а не реализовывать сценарий жизни. Это редкость, знаешь ли.
— Да уж, — вздохнула Варя. — А мне тут вон бухгалтер наш говорит: «Ты роди, тогда муж перестанет гулять». Думаю, может, ему собаку завести? Меньше хлопот и гуляет меньше.
Обе рассмеялись.
Проснувшись в воскресенье, Нина услышала, как Тимур возится на кухне. Пахло свежесваренным кофе, тостами и чем-то сладким — скорее всего, он снова попытался испечь булочки по рецепту её бабушки. У него редко получалось, но он не сдавался.
Она натянула халат, посмотрела в зеркало — и впервые за долгое время просто улыбнулась себе. Без оценки. Без мыслей вроде “вот бы щеки похудее” или “может, уколоть что-нибудь”. Просто улыбнулась — как человек, у которого всё на месте.
— Утро, мадам! — Тимур появился в дверях с подносом. — Кофе, блинчики и ещё кое-что.
Он поставил поднос на кровать и достал маленькую коробочку. Красный бархат, узнаваемая форма.
— Мы же уже женаты, — засмеялась Нина.
— Да, но я не дарил тебе настоящее кольцо. Не «временное», не «на первое время». А то, которое ты заслужила. С бриллиантом. Потому что ты у меня одна такая.
Он открыл коробочку.
Кольцо было утонченным. Не слишком крупным, не вычурным. Элегантным — как и она сама.
— Я надеюсь, что ты согласишься надеть его. Потому что я хочу носить тебя на руках. Не в метафорах, а буквально — до старости.
Нина протянула руку. Кольцо село идеально.
— Спасибо, любимый, — сказала она тихо. — Знаешь, это всё так… необычно. Я не думала, что жизнь после развода может быть такой.
Он поцеловал её в лоб.
— А я знал. Просто ждал, когда ты сама это поймёшь.
В тот же день она встретила у магазина свою бывшую коллегу Марину. Та смотрела с плохо скрываемым удивлением и ревностью.
— Ну ты, конечно, даёшь, Нинка. Всех мужчин перещеголяла.
— А чего мне стесняться? — пожала плечами Нина.
— Молодого захомутала, бизнес у тебя… На море каждый месяц, — Марина цокала языком, будто осуждала, но в голосе звучала зависть.
— Марин, а ты когда последний раз была счастлива?
— Не помню. Дети, работа, муж вечно в телефоне…
— Вот и займись собой. Не мной. Себя полюби сначала.
Нина ушла, оставив Марину стоять у лавки с молоком, в шоке от того, как изменилась «та самая Наталья с бухгалтерии».
Вечером, лёжа на диване, Нина держала Тимура за руку и думала, как же всё повернулось.
Когда-то она просыпалась с тяжестью в груди, боясь одиночества и старения. Думала, что всё хорошее уже позади. А оказалось — нет. Лучшее только начиналось.
Она больше не боялась чужого мнения, не подстраивалась под желания сына, не слушала, как «надо». Она просто жила. Жила для себя. И это было не эгоизмом — это было взрослением.
— Тим… — сказала она.
— М?
— Знаешь, если бы я могла что-то сказать себе трёхлетней давности, я бы сказала: «Не бойся. Там, за краем твоего страха, — счастье. Ты его не видишь, но оно идёт к тебе».
Он повернулся к ней:
— А я бы сказал тебе это же. Только раньше.
Они засмеялись. И в этой тишине, в этих словах, в этой комнате, полной запаха кофе, книги на подлокотнике и теплых ладоней, было всё, о чём она когда-то мечтала.
Жизнь началась с новой главы. В пятьдесят.
