— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает

— Олег, ты можешь мне объяснить, какого чёрта твоя мать делала в моих вещах? — голос Тани звенел от ярости в телефонной трубке.

Таня стояла посреди разгромленной спальни, глядя на распахнутые шкафы и разбросанные по кровати вещи. На полу валялся пакет с её любимыми джинсами и двумя блузками, которые она купила всего месяц назад. Рядом — коробка с нижним бельём, перебранным и сложенным не так, как она обычно это делала.

— Танюш, не начинай, — в голосе Олега слышалась усталость. — Мама просто хотела помочь с уборкой. Что в этом такого?

— Помочь? — Таня сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Олег, она выбросила мои вещи! Мои личные вещи! Ты это понимаешь?

Она подошла к пакету и вытащила джинсы — те самые, в которых, по мнению Людмилы Анатольевны, «приличная женщина не должна ходить». Слишком обтягивающие, слишком рваные, слишком молодёжные для тридцатилетней женщины.

— Да ладно тебе, — Олег явно не понимал масштаба проблемы. — Наверняка она выбросила только то, что давно не носится или уже не в моде.

— Не носится? — Таня чувствовала, как внутри закипает новая волна возмущения. — Олег, она выкинула мои новые джинсы! Те самые, которые я купила на распродаже в прошлом месяце! И две блузки, которые ты, кстати, сам мне подарил на день рождения!

На том конце провода повисла пауза. Таня слышала, как Олег что-то обсуждает с коллегами на заднем плане. Работа была для него идеальным оправданием, чтобы не решать семейные проблемы.

— Послушай, я сейчас не могу говорить, — наконец отозвался он. — У нас важная встреча через пять минут. Давай обсудим всё вечером?

— Нет, Олег, — Таня была непреклонна. — Мы обсудим это сейчас. Потому что это уже не первый раз, когда твоя мать приходит без спроса и устраивает здесь погром.

Это действительно был не первый случай. Людмила Анатольевна имела привычку появляться в их квартире, когда никого не было дома. У неё был свой ключ — «на всякий случай», как настоял Олег. И этим «всяким случаем» она пользовалась регулярно.

То переставит мебель, потому что «так удобнее». То перемоет всю посуду, потому что «у вас тут всё в жирных пятнах». А однажды Таня вернулась домой и обнаружила, что свекровь сняла все картины и фотографии, потому что они ей не нравились.

— Таня, давай без драмы, — голос Олега стал раздражённым. — Мама просто помогала. Она хочет, чтобы в нашем доме был порядок.

— В моём доме, Олег. Моём. — Таня подошла к окну, пытаясь успокоиться. — Эта квартира досталась мне от бабушки, если ты забыл. И я не давала твоей матери разрешения копаться в моих вещах!

— Ну вот, началось, — Олег вздохнул. — Опять ты за своё. «Моя квартира, моя территория». Мы же семья, Тань. Семья! А мама — часть этой семьи.

Таня закрыла глаза и сосчитала до десяти. Этот аргумент она слышала уже сотни раз. Семья. Как будто этот волшебный статус давал Людмиле Анатольевне право вторгаться в их жизнь и диктовать свои правила.

— Ладно, — сказала она наконец. — Приходи домой пораньше. Нам нужно серьёзно поговорить.

Не дожидаясь ответа, она сбросила вызов и бросила телефон на кровать. Предстоял тяжёлый вечер, и Таня знала, что этот разговор не закончится миром. Но так продолжаться больше не могло. Что-то должно было измениться, и лучше бы Олегу это понять.

— Я не понимаю, почему ты раздуваешь из мухи слона, — Олег бросил портфель в угол прихожей и прошёл на кухню. — Мама просто хотела сделать нам приятное.

Таня, которая весь вечер готовилась к этому разговору, почувствовала, как внутри снова закипает злость. Она стояла у плиты, помешивая суп, который на самом деле не требовал постоянного внимания. Просто нужно было чем-то занять руки.

— Приятное? — Таня повернулась к мужу. — Выбрасывать мои вещи без спроса — это, по-твоему, приятное?

Олег открыл холодильник, достал бутылку пива и с громким щелчком открыл её. Этот звук почему-то всегда раздражал Таню, особенно сегодня.

— Она всего лишь выбросила пару старых тряпок, — он сделал глоток. — Я не понимаю, из-за чего весь этот шум.

— Старых тряпок? — Таня отложила половник в сторону. — Олег, она выбросила мои новые джинсы и блузки, которые ты сам мне подарил. Это дорогие вещи! И дело даже не в деньгах. Дело в том, что твоя мать считает, что может распоряжаться моими вещами!

Олег устало опустился на стул и потёр виски. Весь его вид говорил о том, что этот разговор ему неприятен, что он предпочёл бы просто поужинать и лечь спать, забыв обо всем.

— Ты же знаешь мою маму, — сказал он примирительно. — Она просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо. По-своему заботится.

— Забота? — Таня выключила газ под кастрюлей резким движением. — Олег, это не забота. Это контроль. Твоя мать контролирует каждый аспект нашей жизни! Она приходит, когда нас нет дома, роется в наших вещах, делает замечания о том, как мы живём. Это ненормально!

Олег поставил бутылку на стол и посмотрел на Таню с раздражением.

— А что ты предлагаешь? Запретить маме приходить к нам? Она одинокая женщина, Таня. У неё, кроме нас, никого нет.

— Я не говорю, что она не должна приходить, — Таня пыталась говорить спокойно, хотя это давалось ей с трудом. — Я говорю, что она не должна приходить, когда нас нет дома. И уж точно не должна трогать наши вещи без разрешения.

— Ну вот, опять начинается, — Олег закатил глаза. — «Не должна то, не должна это». А что она должна, Таня? Сидеть одна в своей квартире и ждать, когда мы соизволим её навестить?

— Она должна уважать наше пространство! — Таня почувствовала, что теряет контроль над голосом. — Как и ты должен уважать моё право самой решать, что делать с моими вещами!

Олег встал и подошёл к раковине, чтобы выбросить пустую бутылку.

— Слушай, — сказал он, не оборачиваясь, — мне кажется, проблема не в маме. Проблема в том, что ты не можешь принять мою семью.

— Да неужели? — Таня скрестила руки на груди. — А мне кажется, проблема в том, что ты не можешь отрезать пуповину, которая связывает тебя с мамочкой.

Олег резко повернулся, его лицо исказилось от гнева.

— Не смей так говорить о моей матери!

— А как мне говорить? — Таня не отступала. — Как мне называть женщину, которая без разрешения врывается в мой дом и выбрасывает мои вещи?

— Это наш дом, Таня. Наш! — Олег ударил кулаком по столу, отчего посуда подпрыгнула. — И мама имеет полное право приходить сюда, когда захочет!

— Нет, Олег, — Таня покачала головой. — Это моя квартира. Моя. Она досталась мне от бабушки. И здесь я устанавливаю правила.

— Ах вот как? — Олег сузил глаза. — Значит, я здесь никто? Просто жилец в твоей драгоценной квартире?

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — Таня вздохнула. — Я просто хочу, чтобы твоя мать не приходила сюда, когда нас нет дома. Это так много?

— Да, много! — Олег повысил голос. — Потому что ты фактически запрещаешь моей матери видеться с собственным сыном!

Таня смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот понимающий и рассудительный человек, за которого она вышла замуж? Когда он превратился в этого маменькиного сынка, который не может сказать «нет» собственной матери?

— Знаешь что, Олег, — сказала она тихо, но твёрдо, — я думаю, нам нужно забрать у твоей матери ключи от квартиры.

— Танечка, милая, я принесла вам печенье! Сама испекла, а не гадость магазинная! — голос Людмилы Анатольевны разнёсся по квартире ещё до того, как Таня успела выйти из ванной.

Вытирая мокрые руки полотенцем, Таня глубоко вздохнула, готовясь к неизбежному столкновению. После вчерашнего разговора с Олегом, который закончился ничем — он наотрез отказался забрать у матери ключи — Таня была на пределе. И вот, как по заказу, свекровь снова здесь, будто специально выбрав момент, когда Таня осталась дома одна, взяв отгул из-за мигрени.

— Людмила Анатольевна, — Таня вышла в коридор, стараясь говорить спокойно, — вы могли бы предупреждать о своём приходе.

Свекровь, уже разувшаяся и направлявшаяся на кухню с пакетом в руках, обернулась с выражением искреннего удивления на лице.

— Зачем предупреждать? Я же не чужая, — она улыбнулась той особенной улыбкой, которая всегда действовала Тане на нервы — снисходительной, словно к неразумному ребёнку. — Я вот печеньки принесла же. Олежке своему. Да и тебе, раз на то пошло…

— Олега нет дома, он на работе, — Таня скрестила руки на груди, наблюдая, как свекровь хозяйничает на её кухне, раскладывая печенье на блюде, которое сама же и подарила им на новоселье.

— Ничего, вернётся — поест, — Людмила Анатольевна открыла холодильник и начала изучать его содержимое. — А у вас тут, я смотрю, опять пусто. Олежек, наверное, голодный опять.

Таня почувствовала, как внутри закипает знакомая волна раздражения. Каждый раз одно и то же — намёки на то, что она плохая хозяйка, плохая жена, недостаточно заботится о её драгоценном сыночке.

— Людмила Анатольевна, — Таня подошла ближе, — нам нужно поговорить.

— Конечно, деточка, — свекровь закрыла холодильник и повернулась к ней. — Я как раз хотела сказать тебе про новый светильник в гостиной. Он совершенно там не к месту. Я видела в магазине отличный…

— Не про это, — перебила её Таня. — Дело в том, что вчера вы выбросили мои вещи.

Людмила Анатольевна махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Ой, эти старые тряпки? Я просто помогла тебе разобрать гардероб. Эти джинсы были совсем неприличные, с дырками. А блузки — такие яркие, вульгарные. Олежеку не понравилось бы.

— Олежеку? — Таня почувствовала, как её голос дрожит от возмущения. — А вы не думали спросить, нравится ли это мне? Это мои вещи, и только я решаю, что с ними делать!

Людмила Анатольевна поджала губы, её взгляд стал холодным.

— Таня, ты слишком остро реагируешь. Я просто хотела помочь. В конце концов, я мать Олега, и имею право…

— Нет, не имеете, — твёрдо сказала Таня. — Вы не имеете права приходить в нашу квартиру без приглашения и тем более трогать мои вещи.

— Вашу квартиру? — Людмила Анатольевна усмехнулась. — Ты, кажется, забываешь, что Олег — мой сын. Я имею полное право навещать его, когда захочу.

— Навещать — да, — согласилась Таня. — Но не хозяйничать здесь в наше отсутствие.

В этот момент входная дверь открылась, и в квартиру вошёл Олег, приехавший домой на обед. Он замер на пороге, увидев мать и жену, стоящих друг напротив друга с воинственными выражениями лиц.

— Что здесь происходит? — спросил он, медленно снимая куртку.

— Олежек! — Людмила Анатольевна тут же преобразилась, расплываясь в улыбке. — А я печенек принесла, которые ты обожаешь.

— Твоя мать снова пришла без предупреждения, — сказала Таня, не сводя глаз с мужа. — И считает, что имеет право выбрасывать мои вещи.

Олег вздохнул и провёл рукой по волосам — жест, который он всегда делал, когда чувствовал себя загнанным в угол.

— Мама, мы же говорили об этом, — начал он неуверенно. — Может, действительно стоит предупреждать, прежде чем приходить?

— Что? — Людмила Анатольевна выглядела искренне удивлённой. — Ты теперь на её стороне? Я твоя мать, Олег! Я имею право видеть своего сына, когда захочу!

— Речь не о том, чтобы видеться, — вмешалась Таня. — Речь о том, чтобы уважать наше пространство.

— Какое ещё пространство? — Людмила Анатольевна повысила голос. — Олег, скажи своей жене, что я имею полное право приходить к тебе в любое время! Я твоя мать!

Олег переводил взгляд с матери на жену, явно не зная, чью сторону принять. Наконец, он сделал глубокий вдох и сказал:

— Мама права, Таня. Она часть нашей семьи и имеет право приходить, когда захочет.

Таня смотрела на мужа, не веря своим ушам. После всего, что она сказала ему вчера, после всех объяснений, он всё равно выбрал сторону матери.

— Прекрасно, — сказала она, чувствуя, как внутри всё холодеет.

— Что «прекрасно»? Или я что-то не так сказал?

— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает?

— Таня, это уже слишком! — Олег побагровел от гнева, услышав последнюю фразу жены. — Как ты можешь так говорить о моей матери?

Людмила Анатольевна прижала руку к груди, изображая глубокую обиду, но в глазах её мелькнуло что-то похожее на торжество.

— Вот видишь, Олежек, какая она, твоя жена, — произнесла свекровь дрожащим голосом. — А я ведь только добра вам желаю.

Таня смотрела на эту сцену со странным отстранением, словно наблюдала за чужой жизнью через стекло. Что-то внутри неё окончательно надломилось. Три года брака, три года постоянных уступок, попыток угодить, сохранить мир в семье — и ради чего? Чтобы стоять сейчас на собственной кухне и чувствовать себя чужой?

— Слушай, Олег, — Таня говорила тихо, но каждое слово звенело в воздухе, — я устала. Устала быть третьей лишней в собственном доме. Устала от того, что твоя мать считает себя вправе распоряжаться моей жизнью. Устала от того, что ты всегда на её стороне.

— Я не всегда на её стороне, — попытался возразить Олег, но его голос звучал неубедительно даже для него самого.

— Неужели? — Таня горько усмехнулась. — Назови хоть один случай, когда ты выбрал мою сторону в споре с твоей матерью. Хоть один!

Олег открыл рот, но не произнёс ни слова. Он действительно не мог вспомнить такого случая.

— Вот именно, — кивнула Таня. — Я долго думала, что проблема во мне. Что я недостаточно хорошая жена, недостаточно хорошая хозяйка. Но теперь я понимаю — проблема не во мне. Проблема в том, что в нашем браке нас трое. И я всегда буду проигрывать, потому что против меня — два голоса.

— Таня, ты преувеличиваешь, — Олег сделал шаг к ней, но она отступила.

— Нет, Олег. Я не преувеличиваю. Я просто наконец-то вижу всё ясно, — Таня повернулась к шкафчику над раковиной и достала оттуда замок и связку ключей. — Вот что мы сделаем. Я сменю замки сегодня же, после того как ты уйдёшь на работу. Вот твой ключ, — она протянула один Олегу. — А для твоей матери ключа нет.

Людмила Анатольевна ахнула, схватившись за сердце.

— Что? Как ты смеешь? Олег, ты слышишь, что она говорит?

Олег смотрел на ключ в протянутой руке Тани, не решаясь взять его.

— Таня, ты не можешь так поступать, — сказал он наконец. — Это… Это неправильно.

— Неправильно? — Таня покачала головой. — Неправильно то, что твоя мать считает эту квартиру своей. Неправильно то, что она выбрасывает мои вещи без спроса. Неправильно то, что ты позволяешь ей это делать!

— Олег, не позволяй ей так со мной обращаться! — вмешалась Людмила Анатольевна. — Я твоя мать! Я имею право быть рядом с тобой!

Олег переводил взгляд с жены на мать, явно разрываясь между ними. Наконец, он выпрямился и сказал:

— Таня, если ты не дашь ключ моей маме, я уйду.

Таня смотрела на мужа долгим взглядом. Она искала в его глазах хоть каплю понимания, хоть намёк на то, что он способен встать на её сторону. Но видела только упрямство и слепую преданность матери.

— Хорошо, — сказала она спокойно. — Уходи.

— Что? — Олег явно не ожидал такого ответа.

— Уходи, — повторила Таня. — Живи со своей мамой, которая так тебя любит. А я наконец-то обрету покой в собственном доме.

— Ты не можешь просто так выгнать меня! — возмутился Олег. — Мы женаты!

— Да, женаты, — согласилась Таня. — Но, видимо, не друг на друге. Ты женат на своей матери, Олег. И всегда был.

Людмила Анатольевна издала возмущённый возглас, но Таня не обратила на неё внимания. Она смотрела только на мужа, ожидая его решения.

— Ты пожалеешь об этом, — сказал Олег, наконец взяв ключ. — Когда остынешь, поймёшь, какую ошибку совершила.

— Единственную ошибку я совершила три года назад, когда вышла за тебя замуж, — ответила Таня. — И сегодня я её исправляю.

Олег покачал головой, затем повернулся к матери:

— Пойдём, мама. Нам здесь не рады.

— Олежек, ты не можешь позволить ей так с нами обращаться! — запротестовала Людмила Анатольевна, но Олег уже направлялся к выходу.

— Я вернусь за вещами завтра, — бросил он через плечо.

Таня молча кивнула. Внутри была только пустота и странное облегчение. Словно после долгой болезни наконец пришло выздоровление — болезненное, но неизбежное.

В квартире стояла тишина. Её квартира. Её пространство. Впервые за долгое время принадлежащее только ей одной…

Оцените статью
— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает
Какое моторное масло лучше лить на пробеге мотора свыше 200 тыс. км, чтобы отложить ремонт.