Тамара смотрела на Валентина Константиновича и в который раз убеждалась: ее отношение к этому человеку – ни на йоту не изменилось. Да и он, чего уж там, глядел на нее все с тем же, никуда не девшимся неприязненным прищуром.
Когда-то, давным-давно, еще до того, как она вот так, по-глупому, загремела в тюрьму, она была его наставницей. Он только-только начинал свой путь во врачебном мире, а она – уже кое-что из себя представляла. Но вот беда, исправлять свой, скажем так, «косячный» старт этот молодой человек ну никак не планировал. Постоянно получал от нее «по шапке» – да-да, бывало такое! Но всегда только за дело, никогда просто так, от нечего делать. А сейчас? Посмотрите-ка на него! Молодой еще, а пузо – вон, едва за столом-то и умещается! Заведующий! С ума сойти, ей-богу, да и только!
— Тамара Николаевна… — Протянул он, будто смакуя каждый слог ее полного имени. — Ну что будем ходить вокруг да около? Мы же взрослые люди. Взял я вас на работу. Да, взял. А знаете почему? Да просто чтобы свое эго потешить!
Она грустно, как-то криво усмехнулась.
— Совершенно верно. Вы всегда были женщиной… э-э… умной. И, более того, врачом. Понятное дело, по специальности вас сейчас никто не возьмет. Скорее всего, даже медсестрой устроиться – это из области фантастики. А вот должность санитарки? Это я вам могу предложить. Хоть сегодня.
Валентин расплылся в такой противной, самодовольной улыбке.
— Ну, ничего другого я, собственно, и не ждала.
— А как вы хотели? С вашим-то послужным списком! Вы и за это, Тамара Николаевна, спасибо сказать должны.
— Спасибо… Когда приступать?
— Найдите старшую медсестру. Она вам все расскажет. Всего хорошего, Тамара Николаевна.
Тома постаралась выйти из кабинета вот так, ровно, с прямой спиной, чтобы не дать ему насладиться ее унижением. А ведь он прав, черт возьми! Ее действительно никуда не брали. Ни по специальности, ни вообще никак. И все потому, что за плечами эти проклятые семь лет тюрьмы. Семь лет за то, что она… да, убила своего мужа. История… ну, банальная. И до тошноты некрасивая. И давно, ой как давно заела ей в печенках. Тамара любила свою работу. Отдавала ей, по сути, всю себя, кучу времени. А мужу… мужу это жутко не нравилось. Ему, видите ли, хотелось, чтобы все ее внимание, до последней капли, было только его. Сначала он ее словами обижал. Словами, которые жалили больнее пощечин. А потом… потом за каждое опоздание с работы начал бить. С каждым разом все сильнее.
Постепенно Тома превращалась в какой-то дерганый комок нервов. В истеричку, чего уж греха таить. Однажды, когда муж совсем уж разошелся, когда, казалось, еще секунда – и он убьет ее, она просто схватила то, что первое под руку попалось. Не глядя. И огрела его, со всей дури, прямо по голове. Это была сковорода. Такая… хорошая. Тяжелая. Чугунная. Тома очень любила хорошую посуду, вот такой вот парадокс.
Никто потом, даже ее адвокат, никто не поверил, что вот такое творилось у нее дома. У них в семье. Муж ведь был такой уважаемый человек! Всем улыбался, помогал приютам с животными… А вот о ней в последнее время… да, сложилось совсем другое мнение.
О том, что муж ее бьет, Тома, конечно, никому не рассказывала. Стыдно было. Очень. А вот ее нервные срывы на работе… они, конечно, незамеченными не остались.
В общем, отсидела. От звонка до звонка. Вышла. А идти-то некуда. Родственники мужа их квартиру, естественно, быстренько прибрали к рукам. Спасибо, тетка приютила. Но сразу, в лоб, сказала, чтобы искала себе что-то свое. Прямо так и сказала: долго вместе жить мы не сможем. Потому что она всю жизнь одна прожила.
— Ты пойми, Томочка… — Говорила тетка, аккуратно переставляя какую-то статуэтку на полке. — Я к тебе хорошо отношусь, правда. Но не привыкла я вот так… к соседям. У меня вот тут это лежит. Вот тут вот так. Чуть сдвинем – и мне уже не по себе. Мы ж только ругаться с тобой будем. И не потому что есть из-за чего ругаться. А потому что обе вот так, бок о бок, жить просто не сможем.
Тамара понимала, что тетя абсолютно права. И даже благодарна ей была за такую честную, нелицемерную откровенность. Пообещала обязательно что-нибудь придумать. Ей нужна была работа. Пока – хоть какая-нибудь. Чтобы не сидеть у тетки на шее. А дальше… Дальше она будет искать. И обязательно, обязательно что-нибудь найдет. Из тех, кто раньше работал в этой больнице, почти никого и не осталось. Как ей по секрету, чуть ли не шепотом, поведала баба Нюра, которая тут санитаркой тридцать лет отпахала – и все эти тридцать лет была просто бабой Нюрой.
— Из-за этого самодура… и вора! — Баба Нюра аж плюнула от возмущения. — Из-за него все и разбежались!
Тамара улыбнулась.
— Баб Нюр, уж как-то вы его… очень жестоко. Мне кажется, он просто немного… глупый. И самовлюбленный.
— Ничего не жестоко! Вот побудешь тут, сама узнаешь! Господи, Боже мой! Это ж что на свете деется-то?! Врача не хватает, а хорошего доктора – в санитарки?! Ужас! Ужас, что творится!
Баба Нюра решительно подхватила свое ведро, швабру и пошла мыть полы, при этом не забывая причитать что-то себе под нос и время от времени креститься.
Тамара Николаевна отработала всего ничего, но очень быстро поняла, насколько же баба Нюра была права. В больнице царил… полный разгром. Это даже бардаком назвать сложно. Люди сами приносили лекарства своим родственникам, которые лежали тут пациентами. Пациенты ложились в стационар… со своим постельным бельем.
О том, что давали в столовой под видом еды… Ну, об этом даже говорить не хотелось. Тамара не понимала только одного: так вообще везде, по всей стране? Или только у них тут, в этой больнице?
Как-то разговорилась с одним из докторов. Тот устало, как-то безнадежно махнул рукой.
— А у нас… у нас самый пик.
— А почему, Юрий Сергеевич? Чем мы отличаемся? Вот когда я здесь работала… такого беспредела не было!
— А потому, Тамарочка Николаевна… Воровать-то нужно, когда есть из чего! А когда… когда не из чего, а хочется – вот это вот все и получается.
— Да уж… А вы не первый, кто в этой больнице про воровство говорит. И почему все молчат?
— Вы что… предлагаете пойти заявление написать? — Он усмехнулся. — Так это ж глупо! Ни у кого никаких доказательств нет! А бардак… бардак нынче везде. Я уж не удивлюсь, если наверху… наверху давно не помнят, чего и когда они там выделяли.
Тамара узнала много нового. Например, что теперь, оказывается, у больниц появились какие-то спонсоры. И они выделяют деньги на… всякое разное. А еще узнала, что один из таких вот «благодетелей» сейчас лежит здесь же. В самой-самой крутой палате. Готовят ему отдельно, у него личная медсестра… В общем, все по высшему разряду. Лишь бы он, не дай бог, не догадался, что в остальной больнице… ну, все очень, очень плохо.
Хотя, как пожимали плечами девчонки-медсестры, ему-то уже, наверное, все равно, что тут вообще происходит. Потому что он… умирал. Врачи боролись. Меняли одно лекарство на другое. Но лучше не становилось. Как сказал баб Нюра: «Жалко его… Хороший мужик. Гонял нашего Валентина Почём зря! А теперь, вишь ты, и сам лежит…»
Тамара спросила, никак не могла понять:
— Так если у него столько денег… Чего же он не поедет лечиться за границу?
— А он… Алексей Григорьевич, тот самый спонсор, будто рукой на себя махнул. Ничего не хочется ему, Томочка Николаевна. Ничего не интересно. И не старый ведь… точно не знаю, сколько, но пятидесяти-то, наверное, нет.
Вечером, когда в отделении наступила тишина после отбоя, Тамара решила сходить к нему в палату. Посмотреть на этого миллионера. Ей интересно было посмотреть не просто на умирающего человека, нет. Дело тут было совсем в другом. Еще в институте они с коллегами ломали головы над лекарством именно от этой болезни. Постепенно те, кто увлеченно думал и экспериментировал, как-то потихоньку отсеялись. И к тому времени, когда все уже разлетелись по своим больницам и поликлиникам, эта тема оставалась интересной только Тамаре.
Конечно, одной, без поддержки, продвинуть такое лекарство на клинические испытания… это было из области фантастики. Но она все равно время от времени возвращалась к своим записям, к этим расчетам. Там ведь не было ничего сверхъестественного. Просто очень-очень точно рассчитывались пропорции разных, казалось бы, обычных препаратов.
Образовывалась такая… гремучая смесь, на самой грани, которая работала именно в том направлении, в каком было нужно. Вот только ни на ком она не пробовалась. Вообще. Поэтому и сказать о побочках… никто ничего не мог. Полная неизвестность.
— Можно?
Мужчина медленно повернул к ней голову.
— Да.
Тамара тихонько вошла, села. Внимательно, вглядываясь, посмотрела на лицо пациента. Да. Все признаки. Все точно так же, как они тогда, столько лет назад, углубленно изучали.
— Как вы себя чувствуете?
— А вы как думаете? — Он окинул ее взглядом. В нем не было привычной усталости. — Вы ведь не врач?
— Ну… сейчас нет.
— Это как?
Тамара улыбнулась. Горько как-то.
— Наверное, я расскажу вам свою историю. Чтобы вы… ну, не подумали про меня еще хуже, чем есть.
В глазах мужчины появилось что-то такое… вроде интереса.
— Ну… любопытно.
Минут двадцать, наверное, только Тамара замолчала. Закончила свой рассказ. Мужчина выдохнул.
— Да уж… История. Достойна пера… какого-нибудь писателя-криминалиста. И как вам… работается под началом Валентина Константиновича?
— А вы как думаете? — Она не выдержала, вздохнула. — По-хорошему, гнать его надо отсюда поганой метлой!
— Но пусть этим занимаются другие? — В его голосе проскользнула ирония.
— А почему не вы? Вы же видите, что тут творится?
— Ну… то, что я вижу, меня вполне устраивает. И все же… я хотел бы знать. Вы же не просто так ко мне пришли? На начальство пожаловаться?
— Нет! Что вы, нет! Не жаловаться. Я даже не знаю, как… объяснить. Но, в общем…
Тамара не говорила так много, наверное, лет десять. Точно. Она даже почувствовала, как устала. Язык будто шуршал во рту. Пациент кивнул на тумбочку. — Там водичка есть. Вообще… очень интересно. Сколько там… мне ваши светила отводят? Месяц?
— Ну… около того. Простите…
— Да перестаньте! Я же взрослый человек. Чего уж там… жить хочется. А через сколько я умру… если ваше лекарство не поможет?
— Не знаю… Оно может не помочь. Но… убить не может. Мы так все думали. И… думаем.
— А я ведь… ничего не теряю. Ну… совсем ничего. Правда ведь?
— Правда.
— У меня появляется… маленький. Малюсенький шансик. Сколько времени его нужно принимать?
— Всего три раза. С разрывом в неделю.
— Я согласен. Что нужно?
— Деньги. Нужно купить препараты. Они не очень дорогие. Но… как вы понимаете… сейчас у меня просто нет.
— Дайте мне телефон.
Он дрожащей рукой нажимал на экран. Минут через десять пикнул телефон у Тамары в кармане.
— Тогда до завтра. Да, я снова в ночь.
Вечером, когда Тамара пришла на работу, ее ждал не только Алексей, этот умирающий «миллионер». Но и еще один человек. В кабинете заведующего. Ее вызвали сразу.
— Ну! Вот о чем ты только думала?! — Валентин Константинович аж подскочил. — Я тебя… из жалости на работу взял! А ты… Эх! Я дурак! Наивный! Как же можно… верить человеку, который только что освободился?! Я еле-еле уговорил наших… спонсоров! Чтобы тебя снова за решетку не упекли! Благодари, что люди добрые! Это ж додуматься! Забирать лекарства, на которые нам спонсоры деньги выделяют! И продавать потом! Вы же больных без лечения оставили! Немедленно вон из больницы! По статье вас уволю!
Он не дал ей сказать ни единого слова. Просто вытолкал из кабинета. Только сейчас Тамара, словно ледяной водой облитая, поняла: да он ведь ее и нанимал только для этого! Чтобы спихнуть все свои… черные делишки. На бывшую сиделицу. Слезы сразу же застелили глаза. Она ринулась было к своей подсобке, где висел ее халат. Но остановилась. Алексей… Он-то при чем? Он ведь ждет! А вдруг… вдруг ему поможет? Тогда он… он наведет тут порядок! Она буквально влетела в палату. Вытащила из кармана маленький сверток.
— У нас всего несколько минут!
— Погодите… Что случилось? Вы… плакали?
— Долго рассказывать! Ваши товарищи-спонсоры взяли нашего Валентина за горло! Наверное, кто-то пожаловался! Ну и он быстренько все… спихнул на меня! Будто я тут решила… вынести и продать столько лекарств! Алексей, у нас совсем нет времени! Если меня здесь увидят, меня просто… вышвырнут в окно! Давайте руку! Не бойтесь! Главное – ничего не бойтесь!
Она медленно вводила лекарство, молясь про себя, чтобы им никто не помешал. Первое время… должно немного…
И как раз вовремя. Она уже закрывала дверь в свою каморку, как из-за угла показалась целая… делегация. Во главе с Валентином. Они шли прямиком к палате Алексея. Надолго там не задержались. Алексею, похоже, было плохо. Вышли, и Валентин с нескрываемым злорадством бросил:
— Совсем недолго осталось нашему любимому пациенту.
Мужчины вздохнули и разошлись по своим делам.
Утром Валентин первым делом вернулся в палату. Нужно же все подготовить. Анализы все взять. Смерть ведь скоро придет, так что нужно документально подготовиться. Чтобы потом к нему… никаких вопросов.
Он вошел в палату и… замер. У него даже рот открылся от удивления. Алексей Григорьевич сидел на кровати! И пил чай! Уже месяц, если не больше, он не садился. Вообще.
— Здравствуйте, Валентин Константинович!
— Здравствуйте… — Валентин потер глаза, будто не веря.
— Ну… не стоит так нервничать. Вы не могли бы прислать какую-нибудь санитарку? А лучше – санитара. Очень хочется принять душ. А самому мне пока никак.
Валентин молча, как-то ошарашенно кивнул и буквально выскочил за дверь.
Тамара ходила из угла в угол. Сегодня… Сегодня ровно неделя, как она сделала этот укол Алексею. А если… Если не приедет? Значит… Значит, не помогло? А вдруг… вдруг он адрес забыл? Ну как такое возможно! Тамара несколько раз начинала одеваться, потом раздевалась. Нервы. Наконец, тетка не выдержала.
— Томка! Сядь! Не мельтеши ты! Ну что ты как маленькая! Ты же сама говорила – мужчина серьезный, бизнесмен. Если забыл адрес… найти его сможет. В больнице возьмет. Так что сиди и жди! И молись… А вдруг все хуже стало? Вот тогда тебя лет на двадцать посадят! Зачем ты вообще в это ввязалась?!
Тетка только успела договорить свою гневную тираду, как прямо у дома, скрипнув тормозами, остановилась машина. Из-за руля выскочил мужчина, обошел машину, открыл пассажирскую дверь… и помог кому-то выйти.
— Это он! Тетя, это он! Сам ходит, видите?!
Тетка улыбнулась. Хоть и старалась она серьезной казаться, чтобы Тамарка не думала у нее остаться навечно, но все больше ловила себя на мысли, что одной… одной жить не так хорошо, как с Томой. И все ведь приготовлено вовремя, и все чисто, и обнимут, и поговорят, и выслушают…
— Вижу… — Тихо сказала тетка. — Молодец, Томка…
После второго укола Алексей задержался у них на несколько часов. Пили чай, разговаривали. На третий укол он приехал с утра. Да так до вечера и просидел. Рассказал, как Валентина «поперли». Как в больнице все, потихоньку, перестраивается. Вечером, перед уходом, как-то смущенно спросил:
— Тамара… а можно вас… пригласить в ресторан?
Она посмотрела на него. А потом тихо спросила:
— Вы ничего не забыли? Я же… сидела.
— А я… — Алексей улыбнулся. — А я в детстве у одноклассников обеды из портфеля воровал.
Тома удивленно посмотрела на него. А потом… рассмеялась. Так искренне. Так давно она так не смеялась.
— Ну… В таком случае… конечно, да.
А тетка, услышав это, отвела глаза к окну.
— Спасибо… — Прошептала она. — Хорошая Тамара девка… Заслуживает счастья…
