Дверь захлопнулась с глухим звуком. Маргарита Сергеевна еще долго стояла в прихожей, прижимая к себе сумку, словно щит, и глядя на тёмное пятно на стене — след от многолетнего трения спиной, когда муж снимал ботинки. Восемнадцать лет одно и то же движение, одна и та же поза. Прошло три года с его исчезновения, а пятно постоянно мозолило глаза…
Маргарите Сергеевне, которую все, кроме мужа, звали просто Ритой, было сорок пять. Она носила одежду на размер больше, чтобы не подчёркивать полноту, и стригла волосы коротко, под мальчика, хотя лицо у неё было круглое, мягкое. У неё был полный, вечно приоткрытый рот, который она часто прикрывала ладонью, когда смеялась, и живые тёмные глаза, смотревшие на мир с добродушным недоумением.
Её муж, Игорь Павлович Коржин, пропал внезапно — вышел утром из дома на работу и не вернулся. Не вернулся на следующий день, не вернулся через неделю. Не отвечал на звонки. Не появлялся на работе. Ни милиция, ни частный детектив, которого Рита наняла на последние деньги, не смогли его найти. Как в воду канул.
А потом начали приходить они — неизвестные раньше «друзья» мужа, сослуживцы, знакомые знакомых. Вежливо интересовались, где Игорь Павлович, а потом — так же вежливо — сообщали, что Игорь Павлович занял у них деньги. Немалые деньги. И в срок не вернул.
— Не может быть, — ошеломлённо повторяла Рита. — Зачем ему… на что… я не знала.
Они кивали, соглашались, что так бывает, и звонили снова. Звонили в дверь, звонили по телефону. Иногда даже посреди ночи.
Потом пришёл Виктор Андреевич Онисимов, человек с плотно сжатыми, как у Клинта Иствуда, губами, обманчиво тихим голосом и колючим взглядом. Он был в сером костюме, отлично сидевшем на его высокой, жилистой фигуре, и с потёртым кожаным портфелем. И с ним Маргарита впервые увидела расписки, написанные знакомым, мелким и аккуратным почерком Игоря. Двадцать три расписки на общую сумму, от которой у неё закружилась голова.
— Я знаю, что вы ни при чём, Маргарита Сергеевна, — сказал Онисимов, глядя на неё так, словно видел её насквозь. — Но когда-то долги всё равно придётся отдавать. Вы мне не верите? Я понимаю. Но вы ещё поверите.
Он ушёл, а через месяц после этого у Маргариты случился первый сердечный приступ.
Рита ненавидела запах больниц — эту смесь хлорки, лекарств и едкого, трудно выветриваемого страха. Она лежала на узкой кровати в общей палате, слушала хриплое дыхание соседки и смотрела в потолок. Врач сказал, что ничего страшного, обычная гипертония, стресс — и отпустит через неделю, если анализы будут в порядке.
Но в эту ночь анализы пришли в беспорядок — ей вдруг стало тяжело дышать, сердце заколотилось так, что казалось — вот-вот выскочит из груди. Дежурная медсестра отругала её за паническую атаку: «Что ж вы себя так накручиваете!» — и сделала укол.
Рита проснулась от того, что кто-то осторожно тряс её за плечо. Было темно, только ночник в углу палаты давал немного света. Онисимов стоял у её кровати, такой же подтянутый, деловой, словно и не было трёх часов ночи.
— Как вы сюда попали? — прошептала Рита, вцепившись в одеяло.
— Не имеет значения, — так же тихо ответил он. — Считайте, что я призрак. Или сон. Я пришёл сказать, что мне жаль.
— Что…жаль?
— Вашего мужа. Я его нашёл.
Рита почувствовала, как леденеют руки.
— Он…
— Жив. Но это, пожалуй, единственная хорошая новость. Он в Таиланде. С другой женщиной и с моими деньгами. Ваш муж – профессиональный кидала, Маргарита Сергеевна. Он выбирает доверчивых людей с деньгами, втирается в доверие, берёт в долг – и исчезает. Я не первый. Но, надеюсь, последний.
— Я не верю вам, — прошептала Рита, хотя всё её существо кричало: «верю, верю, верю». — Вы же сами сказали — это сон.
— Хорошо, — серьёзно кивнул Онисимов. — Пусть будет сон. Но если проснётесь и увидите букет на тумбочке — значит, был не сон.
Утром на тумбочке стоял букет простых жёлтых хризантем. Никто не знал, кто его принёс. Медсестра ворчала на неизвестного визитёра, нарушившего режим, но, похоже, не слишком сердилась. А Рита плакала, глядя на цветы, и не могла остановиться.
Её выписали через три дня. Она вернулась в пустую квартиру, где всё ещё пахло чужим одеколоном, от которого теперь мутило, и не знала, что делать дальше. За восемнадцать лет она растворилась в муже, в его интересах, привычках, его образе жизни. Что ей было сорок пять, что девятнадцать (когда они познакомились) — она всегда оставалась при нём девочкой, нелепой и неуклюжей. Он учил её всему — как одеваться, как общаться с людьми, как вести себя в обществе его друзей. Даже ходить её учил — широким, уверенным шагом, без семенящей тряски.
«Через десять минут после знакомства с женщиной я уже знаю о ней всё», — хвастался Игорь Павлович друзьям, а потом снисходительно обнимал жену за плечи. Она слушала, как он рассказывает о «своём чутье на людей», и верила. Верила каждому слову.
Соседка по лестничной площадке, Тамара Петровна, дородная женщина с узким птичьим лицом и короткой шеей, глядя на Риту, только поджимала сухие губы: «Ох ты, чукча наивная — вот и весь сказ!»
На следующий день пришёл Онисимов. Рита, всё ещё не оправившаяся от потрясения, безропотно открыла дверь.
— Присядьте, — сказал он ей. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Рита кивнула и опустилась на диван в гостиной. Онисимов, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло напротив и положил на журнальный столик фотографии. На них был Игорь — загорелый, похудевший, с какой-то очень молодой девушкой — почти девочкой — рядом.
— Олечка Свиридова, — прокомментировал Онисимов. — Приехала в Паттайю с подружками, познакомилась с Игорем Павловичем. Он тогда был Андреем Викторовичем Самойловым, директором туристической фирмы. Уговорил её остаться с ним. Наобещал денег, славы, любви. Теперь работает в местном баре для русских туристов. Не Олечка — Игорь Павлович. Олечка, кстати, беременна.
Рита смотрела на фотографии, не видя их. Перед глазами стояла плотная, красная пелена. Она чувствовала, как к горлу подступает тошнота, и боялась, что её вырвет при этом чужом, страшном человеке.
— Я думал, он вернётся к вам, — задумчиво продолжил Онисимов. — Но теперь вижу, что это не так. Игорь Павлович нашёл себе новую жертву.
— Что вы хотите? — прошептала Рита.
Онисимов помолчал, глядя мимо неё, словно пытаясь рассмотреть что-то на стене за её спиной. Потом произнёс — одно короткое, жёсткое слово:
— Квартиру.
Рита почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Квартиру?
— Именно. Трёхкомнатная, на пятом этаже, в центре. Немаленькие деньги, Маргарита Сергеевна. Недостаточно, чтобы покрыть все долги вашего мужа, но… я готов довольствоваться этим. Нет-нет, не возражайте. У меня есть расписки, есть свидетели. А у вас… что у вас? Оформленная на вас собственность, но слабое здоровье и маленькая зарплата. Я могу сделать вашу жизнь очень неприятной, поверьте. Подавать иски, требовать выплаты, описывать имущество.
— Это мой дом, — сказала Рита, и в её голосе вдруг зазвучала сталь, которой не было раньше. — Убирайтесь.
— Чудесно, — кивнул Онисимов, ничуть не смущённый. — Завтра явится пристав. Я подал иск ещё месяц назад.
Он ушёл, а Рита долго сидела, глядя на цветастые обои и думая о том, что у неё осталось только это — эта квартира с уже проступающими кое-где пятнами плесени на стенах, с мебелью, которую она покупала по частям, копя на каждый предмет годами, с книгами на полках, с фотографиями на стенах. И что она не отдаст её никому. Никогда.
На следующий день ей позвонили из отдела кадров и сообщили, что отдел ликвидирован, а её должность сокращена. Сухой, неприятный голос в трубке обещал выходное пособие и расчёт в течение двух недель. Рита не плакала — она словно окаменела.
Денег не хватало даже на еду, не говоря уже о коммунальных платежах. Рита продала золотые серьги, последний подарок мужа — серьги, которые муж теперь, задним числом, казались ей насмешкой, издевательством. Экономила на всём — даже на электричестве, сидя вечерами в полутьме. Она чувствовала себя волчонком в капкане — затравленной, отчаявшейся.
А потом пришло письмо — с фотографией какого-то дома, старого, рассыпающегося, с заколоченными окнами и облупленной краской. И короткой запиской: «Если что-то случится с моим домом, вас ждёт такой. Онисимов».
Рита почувствовала, как ледяная волна страха накрывает её с головой. Она пошла к соседке, Тамаре Петровне, и впервые за долгое время рассказала всё — про исчезновение мужа, про долги, про Онисимова и его требования.
— А ты чего думала? — сказала Тамара Петровна, щуря выцветшие от времени глаза. — Пришёл мужик, сказал: «Давай квартиру», и ты сразу в слезы? Это же рейдерский захват, детка. Их таких сотни по Москве бегают. Надо бороться.
— Как? — с тоской спросила Рита. — У него расписки, подписанные моим мужем. И скоро я не смогу за квартиру платить. Я без работы сижу уже месяц.
— Это он тебя и с работы-то подвинул, — убеждённо сказала Тамара Петровна. — Сто процентов. Он тебя измором берёт. Ты что, не видишь?
Рита пожала плечами. Усталость накатывала на неё волнами — едва она успевала стряхнуть её с себя, как новая волна захлёстывала с головой.
— Есть вариант, — подумав, сказала Тамара Петровна. — Мой брат, Володька, после армии лет десять в милиции проработал. Потом ушёл, конечно — там копейки получали. Сейчас в охранной фирме работает. Но связи у него остались. Я ему скажу, пусть зайдёт. Глядишь, и придумает что.
Володя — Владимир Петрович Хромов — оказался крупным мужчиной с обветренным лицом и тяжёлым взглядом. Он долго слушал рассказ Риты, задавал немногословные вопросы, листал бумаги, которые сохранились у неё со времён исчезновения мужа.
— Дело дохлое, — сказал он наконец. — Если он такой, как ты говоришь — профессионал в своём деле, то расписки у него — дай бог каждому. Не подкопаешься. А тебе судья поверит? Что ты о муже своём ничего не знала? На бумаге-то семья была — идеальная. Это же классическая схема — подставной кидок с женой-пустышкой, которая потом строит из себя жертву. Есть такие бригады. Так что вариант у тебя только один — соглашаться на его условия. Иначе через суд он всё отсудит, и ещё на улицу пойдёшь.
— Не пойду, — отрезала Рита, и Хромов с интересом посмотрел на неё. — Я в своём доме. Он не имеет права.
— У него права на тебя, может, и нет, а на квартиру — есть, — пожал плечами Хромов. — И он их реализует, не сомневайся. Таковы правила игры.
— Плохие правила, — сказала Рита.
Хромов хмыкнул, мол, какие есть, и ушёл, оставив надежду умирать в одиночестве.
Судебные тяжбы тянулись год. Рита проиграла первый процесс, потом апелляцию. Высшая инстанция отказалась рассматривать кассацию. Теперь ей предстояло расплачиваться по долгам мужа — то есть буквально остаться на улице, потому что никакого имущества, кроме квартиры, у неё не было. Даже машину, старенькую «девятку», она продала ещё в начале этой истории.
Жизнь казалась конченой. Рита не видела выхода. Но как-то вечером, возвращаясь из очередного пустого похода по собеседованиям, она столкнулась у подъезда с незнакомой женщиной. Та рылась в сумке, видимо, в поисках ключей, и бормотала проклятия себе под нос. На вид ей было лет тридцать пять — сорок, высокая, сухощавая, с короткой стрижкой и резкими движениями.
— Здравствуйте, — машинально поздоровалась Рита. — Вы к кому-то?
— А? — женщина поглядела на неё рассеянно, потом улыбнулась. — А, здравствуйте. Я к себе. Точнее, я — это новая я. Люся. Людмила Кадникова, эколог-волонтёр, переводчик с испанского, любительница чая и джаза. Въезжаю в квартиру 23, только что купила. А вы соседка?
— Из 22-й, — кивнула Рита. — Маргарита Сергеевна. А кто вам продал квартиру? Там же Валерия Михайловна жила.
— Умерла полгода назад, — легко ответила Люся. — От инсульта. Квартиру продавали наследники. Не были здесь близко знакомы?
— Не очень, — созналась Рита. — Только здоровались.
Она смотрела на новую соседку и думала, что удивительным образом жизнь продолжается — Валерии Михайловны больше нет, а кто-то новый занял её место.
— Ну, будем знакомы, — сказала Люся и протянула руку для пожатия. Рита неловко пожала её — длинные, сильные пальцы обхватили её ладонь крепко, но осторожно. — Кофе пьёте? Я тут притащила новую кофемашину и не с кем опробовать.
— А давайте, — неожиданно для себя самой согласилась Рита. Ей вдруг стало любопытно, что это за странная женщина — Люся. Новая соседка чем-то напоминала ей школьную учительницу географии — такая же порывистая, резкая, с быстрой речью и живой мимикой.
Кофе был крепкий, с корицей, пили его из огромных кружек, разговаривали ни о чём — Люся расспрашивала о районе, о соседях, но так, между делом. Потом рассказывала о себе — о работе в экологической организации («Спорим, вы думаете, я закидываю яйцами всех, кто носит шубы? Но это не так, я мирная, я просто пишу всякие отчёты и сортирую мусор»), о бывшем муже, от которого она недавно ушла («Прожили вместе пять лет, а он так и не понял, что я не выношу, когда чавкают»), о родителях в Петербурге («Хотели, чтобы я была геологом, как они, а я всегда хотела разводить собак»).
Но когда Рита собралась уходить, Люся вдруг спросила — очень серьёзно, без обычной своей усмешки:
— Вы же в беде, да? Я вижу. По глазам. А я в этом разбираюсь.
— Я… — начала Рита, но вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась. Она плакала долго, навзрыд, как не плакала уже года два, с того самого момента, как поняла, что муж не вернётся. Когда она наконец успокоилась, то обнаружила, что сидит на диване, завёрнутая в плед, а Люся держит её за руку.
— Я была журналисткой раньше, — сказала Люся. — Криминальная хроника. Я много всякого повидала. И могу помочь. Если хотите.
Рита вдруг поняла, что хочет. Очень хочет.
— Это шантаж, — сказала Люся, когда Рита рассказала ей всё — от первого до последнего слова. — Я так и думала. Онисимов — типичная фамилия-псевдоним. Бьюсь об заклад, что на самом деле его зовут как-нибудь иначе. Он, скорее всего, один из тех, кто зарабатывает на разделе имущества. Есть такие. Ищут людей, влезших в долги, или их близких — и начинают прессовать. Выкупают долги, потом предлагают «свою помощь», а помощь эта заключается в том, что ты им за бесценок отдаёшь своё имущество, и они от тебя отстают.
— Он же говорит, что это мой муж ему должен, — возразила Рита.
— А ты видела мужа? — спросила Люся. — Говорила с ним? Или только Онисимов тебе рассказал, что он в Таиланде с новой бабой? А фотографии — ну что фотографии… Сейчас такое могут нарисовать, закачаешься. Да и мужа на них толком не видно было, так? Со спины, вполоборота, в тёмных очках.
Рита вздрогнула: и правда, все фотографии, которые Онисимов ей показывал, были — как бы это сказать? — недостаточно чёткими. На них был кто-то, похожий на Игоря, с кем-то, похожим на молоденькую девушку, но Рита не могла бы поклясться, что это именно её муж.
— А если… — начала она, но не смогла закончить фразу.
— Я тебе точно говорю, — перебила её Люся. — Скорее всего, муж твой мёртв. Или в тюрьме. Или ещё где-то, но не на свободе — иначе они бы до него добрались.
— Но откуда у него расписки? — спросила Рита. — Почерк точно Игоря, я проверяла.
— Расписки могли быть подделаны, — пожала плечами Люся. — Или это фальшивки, написанные другими людьми. Или их вообще нет, а есть только ксерокопии, которые тебе показали. Ты видела оригиналы?
Рита задумалась, вспоминая. Онисимов показывал ей бумаги — но действительно, это были копии, снятые с оригиналов. Он объяснил это тем, что оригиналы хранятся у него в сейфе и он их не носит с собой.
— Нет, — сказала она. — Только копии. Но в суде, наверное, были оригиналы?
— В суде могло быть что угодно, — отмахнулась Люся. — Я не о том. Я о том, что этот Онисимов тебя разводит как кошку — и пока довольно успешно. Но мы это изменим.
— Как? — спросила Рита, и вдруг почувствовала, как в душе что-то оттаивает — то, что было заморожено уже очень давно.
— У меня есть друзья, — сказала Люся. — Из моей прошлой жизни. Они всё ещё журналисты. Могут помочь нам раскопать информацию по твоему мужу и по этому Онисимову. Потребуется время. И, возможно, деньги.
— У меня нет денег, — с тоской сказала Рита. — Вообще.
— Есть ли у тебя родственники, к которым ты могла бы обратиться за помощью? — спросила Люся.
Рита покачала головой:
— У меня только сестра, она в деревне живёт, в Вологодской области. Какие у неё деньги?
— Ну, значит, обойдёмся без денег, — решительно сказала Люся. — Только время и терпение.
Время у Риты было — оно тянулось медленно, как жвачка, из которой дети делают пузыри. С терпением было сложнее — она не могла спать, не могла есть, не могла ни о чём думать, кроме как о квартире, которую вот-вот должны были отобрать у неё приставы. Судебное решение было уже на руках у Онисимова, и он позвонил, чтобы обрадовать Риту новостями:
— Утром придут приставы. Собирайте вещи, Маргарита Сергеевна. Можете взять с собой самое необходимое. Мебель остаётся — она пойдёт в счёт долга.
Люся пришла с ночёвкой, принесла бутылку вина, которое они распили вместе. Бутылка на двоих — это было много для Риты, но оказалось в самый раз, чтобы наконец вызвать сон, тяжёлый и душный.
Проснулась Рита от громкого стука в дверь.
— Это они, — простонала она, натягивая на голову одеяло. — Я не могу. Я не буду открывать.
— Лежи, — сказала Люся. — Я открою.
Она прошла к двери, не накинув халат — в своей нелепой пижаме с белыми медведями. Рите было слышно, как она открывает дверь, как говорит кому-то: «Подождите здесь», потом дверь захлопнулась, и Люся вернулась в спальню.
— Там приставы? — спросила Рита.
— Нет, — ответила Люся. — Гораздо интереснее. Там твой муж.
Рита уставилась на неё, не понимая:
— Кто?
— Там мужчина, — медленно повторила Люся. — Он говорит, что он — Игорь Коржин. Твой муж.
Рита поднялась с кровати, как сомнамбула. Накинула халат, причесалась. Умылась, глядя в зеркало невидящими глазами. Потом вышла в прихожую.
Там стоял Игорь Павлович — такой же, как и три года назад, только с сединой на висках и странным, каким-то опустошённым взглядом. Он смотрел на Риту, и в его глазах плескалось что-то тёмное и недоброе.
— Привет, Ритуля, — сказал он тихо. — Я дома. Скучала?
Рита не ответила. Она смотрела на мужа, и в её глазах было только недоумение. Ни радости, ни злости, ни обиды — только странное отстранённое удивление, словно она видела призрака или ожившую восковую фигуру.
— Да ты никак не рада меня видеть? — спросил Игорь Павлович с нарочитым весельем. — А я вот вернулся. Совсем. Насовсем. Жить будем вместе, как раньше. Я ведь обещал тебе, что вернусь, помнишь?
— Я не помню, чтобы ты что-то обещал, — ответила Рита. — Ты просто исчез. Без единого слова. Без прощания. Без пояснений.
— Были обстоятельства, — пожал плечами Игорь Павлович. — Я не мог иначе. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Я никогда не хотел тебя обидеть.
За его спиной стоял ещё один человек — средних лет, в тёмно-синем костюме, очень уверенный в себе. Он шагнул вперёд и протянул Рите пачку документов.
— Александр Рудольфович Зимин, — представился он. — Нотариус. Мне нужно заверить дарственную на квартиру. Вы готовы?
Рита взяла документы и посмотрела на первую страницу. Там было написано большими буквами: «Договор дарения квартиры». Даритель — Коржина Маргарита Сергеевна, одаряемый — Коржин Игорь Павлович.
— Ты же не думаешь, что я это подпишу? — спросила она, поднимая глаза на мужа.
— Думаю, — кивнул тот. — У тебя нет выбора. Либо ты подписываешь и выдыхаешь, либо…
— Либо что?
— Либо приставы всё равно опишут квартиру и отдадут её за долги. Онисимов сказал, что если ты подпишешь дарственную на меня, он простит долг.
— А ты не думал, что это странно? — спросила Рита, и в её голосе вдруг зазвенела сталь. — Что человек, которому ты должен огромную сумму денег, вдруг так легко соглашается простить тебе долг только за то, что ты получишь обратно свою собственную квартиру? Что-то здесь не так, не находишь?
Игорь Павлович замер, непонимающе глядя на жену. Она была какой-то другой, чужой, незнакомой ему. Не той женщиной, которую он оставил три года назад.
— Что с тобой стало? — спросил он. — Ты никогда не была такой… такой…
— Какой? — спросила Рита. — Уверенной в себе? Решительной? Я другая, да. Потому что три года без тебя научили меня многому. Например, тому, что нельзя доверять таким, как ты. И таким, как Онисимов.
— Ты ничего не понимаешь! — повысил голос Игорь Павлович. — Ты не знаешь, во что я ввязался!
— Так объясни мне, — спокойно сказала Рита.
— Мне…мне нужно было уехать, срочно, — начал Игорь Павлович. — Я взял в долг у некоторых людей. Но не для себя! Для дела. А дело прогорело. Я должен был вернуть деньги, но не мог. Пришлось бежать. Я думал, что всё утрясётся, что я вернусь, когда всё уляжется. А потом… потом меня нашли. Сказали, или я помогаю им, или… Я должен был помочь, понимаешь? Иначе нас обоих убили бы. Я вернулся ради тебя, Ритуля. Понимаешь? Ради тебя.
Рита смотрела на мужа и видела, как он лжёт. Она знала его слишком хорошо — знала, как он щурит глаза, когда говорит неправду, как нервно облизывает губы, как постукивает пальцами по ноге.
— Значит, ты решил спасти меня, сдав квартиру? — спросила она. — Как благородно.
— Онисимов сказал, что если квартира будет оформлена на меня, он простит долг, — упрямо сказал Игорь Павлович. — Это единственный выход.
— Знаешь что, — сказала Рита, — я не буду ничего подписывать. Мы немедленно вызываем полицию и рассказываем им всё. И о тебе, и об Онисимове.
— Ты не понимаешь! — закричал Игорь Павлович, сжимая кулаки. — Они убьют меня!
— А мне, собственно, плевать, — равнодушно ответила Рита. — Я уже всё равно как будто овдовела три года назад.
Игорь Павлович замолчал, глядя на жену с изумлением. Он словно впервые увидел её — не как приложение к себе, не как удобный элемент интерьера, а как живого человека со своими мыслями и чувствами.
— Значит, вот как мы теперь разговариваем? — спросил он упавшим голосом.
— Именно так, — кивнула Рита. — А теперь я попрошу вас обоих уйти. И передайте Онисимову, что я согласна встретиться с ним. Но только в присутствии моего адвоката. У меня теперь есть адвокат. Очень хороший. И ещё кое-что есть. Думаю, ему будет интересно узнать.
Нотариус, всё это время молча переводивший взгляд с Риты на Игоря Павловича и обратно, вздохнул.
— Ясно, — сказал он. — Сделка не состоится. Всего доброго. — И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Игорь Павлович ещё некоторое время стоял в прихожей, глядя на жену тем же опустошённым взглядом.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло, — сказал он наконец. — Но ты не оставляешь мне выбора.
— Выбор всегда есть, — спокойно ответила Рита.
Он ушёл, громко хлопнув дверью. Рита вернулась в спальню, где её ждала Люся.
— Отлично, — сказала Люся, доставая из сумки диктофон. — Всё записано. Я перешлю Саше — он у нас в редакции юрист. Если начнут активничать — мы тут же выпустим материал. А теперь пойдём в полицию и напишем заявление.
— О чём? — спросила Рита.
— Да о чем угодно, — пожала плечами Люся. — Об угрозах. О шантаже. Мало ли о чём. Главное — начать действовать. Показать, что мы не просто так сидим и ждём, когда нас придут выселять.
— Они могут… они действительно могут… — Рита запнулась, не зная, как сформулировать свои опасения.
— Убить? — закончила за неё Люся. — Теперь — нет. Теперь они знают, что мы готовы к обороне. И, кстати, приставы сегодня не придут. Я звонила в службу судебных приставов — они получили определение суда о приостановлении исполнительного производства. Это Саша постарался. Говорю же — хороший юрист.
— Спасибо, — сказала Рита, сама не зная, за что благодарит — за поддержку, за помощь, за понимание? За всё вместе? — Я не знаю, что бы я делала без тебя.
— Ты бы справилась, — серьёзно ответила Люся. — Я в тебя верю.
Потом был ещё один суд — и ещё один, и ещё. Адвокаты Онисимова (сам он больше не появлялся) отступали медленно, неохотно, но всё же отступали. Сначала суд решил, что расписки, написанные мужем, не могут служить основанием для взыскания имущества жены. Потом другой суд постановил, что так как Игорь Павлович не признан умершим или безвестно отсутствующим, то и его имущество не может быть подвергнуто разделу.
Потом случилось неожиданное и странное — Игоря Павловича действительно нашли. Сначала пришло письмо — на официальном бланке, из полиции. «В связи с обнаруженными останками, предположительно принадлежащими вашему мужу, Коржину Игорю Павловичу, просим вас явиться для опознания».
Рита поехала в морг, стояла там, глядя на худое, посиневшее лицо, отдалённо напоминающее лицо мужа. Тело было найдено в лесополосе под Мытищами, пролежало там около трёх лет. Экспертиза установила, что смерть наступила от огнестрельного ранения в голову.
Рита смотрела на труп, и ей было странно — она не чувствовала ничего. Ни горя, ни облегчения, ни злорадства, ни сожаления. Словно она смотрела на чужого, незнакомого ей человека.
— Это он? — спросил следователь, худощавый пожилой мужчина с утомлённым лицом.
— Не знаю, — честно ответила Рита. — Похож, но… Я не уверена.
— Мы проведём ДНК-экспертизу, — сказал следователь. — Но нам нужны образцы. У вас есть его вещи? Волосы, возможно? Зубная щётка?
Дома Рита открыла шкаф, где всё ещё висели вещи мужа. Она не трогала их все эти годы — сначала ждала его возвращения, потом просто забыла о них. Достала расчёску, на которой остались волосы, отдала следователю.
— Скажите, — спросила она, — а тот человек, который приходил ко мне, тот, который называл себя моим мужем… Кто это был?
— Я не знаю, — ответил следователь, пряча расчёску в пакет для улик. — Но мы выясним. Обязательно выясним.
Ей сказали, что результаты ДНК-экспертизы будут готовы через месяц. Рита кивнула и ушла, не оглядываясь.
Она поехала к Люсе, которая теперь жила в Химках — в однокомнатной квартире в новом доме, с видом на лес. Они пили чай, и Рита рассказывала о своих заботах. Она устроилась на работу — администратором в маленькой частной клинике. Платили не очень хорошо, но хватало на жизнь. Квартира осталась за ней — Онисимов отозвал иск после того, как в одной из популярных газет вышла статья о рейдерах, которые охотятся за квартирами одиноких женщин. Статья была написана Люсиной подругой — и, хотя имён в ней не называлось, все участники истории легко узнавались.
— Ну что, ты рада? — спросила Люся.
— Чему? — удивилась Рита.
— Ну, что всё кончилось. Что квартира остаётся за тобой. Что Онисимов от тебя отстал.
— Я не знаю, — пожала плечами Рита. — Мне кажется, радость ко мне уже не вернётся. Я разучилась радоваться за эти три года.
— Научишься снова, — уверенно сказала Люся. — Мы все учимся этому заново. После неудач, после потерь, после горя. Учимся жить дальше.
Рита смотрела на неё и думала, что, может быть, Люся права. Может быть, жизнь действительно продолжается — даже после того, как кажется, что она закончилась навсегда.
В тот вечер, возвращаясь домой, Рита проходила мимо цветочной лавки и вдруг остановилась. Купила букет жёлтых хризантем — таких же, как те, что принёс ей когда-то Онисимов в больницу. Принесла домой, поставила в вазу, долго смотрела на них.
— Я дома, — сказала она вслух, сама не зная, кому говорит — себе, пустой квартире, собственной новой жизни? — Я дома.
И впервые за три года почувствовала, что эти слова — правда.
Через месяц пришли результаты экспертизы. Тело, найденное в лесополосе, действительно принадлежало Игорю Павловичу Коржину. Она стала официально вдовой.
Ещё через неделю ей позвонил Онисимов.
— Сожалею о вашем муже, — сказал он своим обманчиво тихим голосом. — Искренне сожалею. Мне хотелось бы встретиться с вами, Маргарита Сергеевна. Есть кое-что, что я должен вам вернуть.
— Что именно? — спросила Рита.
— Не по телефону, — тихо ответил Онисимов. — Давайте я к вам заеду? Или вы ко мне в офис приедете? А лучше всего — встретимся где-нибудь на нейтральной территории. В кафе, например. Там, где вы будете чувствовать себя в безопасности.
Рита подумала немного и согласилась. Они встретились в маленьком кафе недалеко от её дома — Рита пришла не одна, а с Люсей. Онисимов пришёл тоже не один — с молодым человеком, который представился как Сергей.
— Я должен извиниться перед вами, — сказал Онисимов, когда они сели за столик. — И объяснить кое-что. Я частный детектив. Меня нанял Игорь Павлович, чтобы защитить вас.
— Защитить? — изумилась Рита. — От кого?
— От себя самого, — с горечью ответил Онисимов. — Он влез в очень неприятную историю. Задолжал очень опасным людям. Он знал, что они идут по его следу, что рано или поздно они его найдут. И что потом они придут за вами. За его имуществом. За всем, что у него было.
— И поэтому он попросил вас… что? Отнять у меня квартиру? — с недоверием спросила Рита.
— Нет, — покачал головой Онисимов. — Он попросил меня проследить, чтобы квартира осталась у вас. Любым способом. Он знал, что рано или поздно его убьют. Но хотел, чтобы вы были в безопасности. Игорь Павлович заплатил мне за работу — всё, что у него было. Я должен был сделать так, чтобы квартира не досталась тем людям. Тем, кто его искал.
— Но вы же сами пытались эту квартиру у меня отнять, — упрямо сказала Рита.
— Это была игра, — ответил Онисимов. — Те люди, от которых мы хотели вас защитить — скажем так, они были гораздо опаснее меня, будьте уверены. Они бы не церемонились с вами. Они бы не судились. Они бы просто пришли, и вы бы отдали всё, что у вас было, а потом… потом за вами бы пришли снова.
— Но я не понимаю, — сказала Рита. — Зачем тогда?..
— Всё просто, — сказал Онисимов. — Мы хотели, чтобы они знали: у вас нет ничего. Вот этот парень, — он кивнул на своего спутника, — он работал на них. Он должен был докладывать им о ваших делах. И мы хотели, чтобы он рассказал им: у мадам Коржиной нет ничего ценного. Ни денег, ни собственности. А сами они это проверять не стали бы. Слишком мелкая сошка для них.
— А потом, когда нашли тело вашего мужа, им стало совсем не до вас, — добавил Сергей. — Им интересны были документы, которые предположительно хранились у Игоря Павловича. Но, как выяснилось, этих документов у него не было.
— Каких документов? — спросила Рита.
— Неважно, — улыбнулся Онисимов. — Поверьте, вам лучше этого не знать. Самое главное — теперь вы в безопасности. Они убедились, что у вас ничего нет, и пошли дальше. Гоняться за квартирой, которая по документам не ваша, они не будут.
Они молчали некоторое время, а потом Рита спросила:
— А тот человек? Который приходил ко мне с нотариусом? Кто это был?
— Актёр, — пожал плечами Онисимов. — Мы его наняли, чтобы всё было убедительно. Он сыграл роль вашего мужа, и сыграл очень хорошо. Должен сказать, что и вы сыграли свою роль блестяще.
— Я не играла, — тихо ответила Рита. — Я просто… я просто наконец-то перестала бояться.
Онисимов достал из портфеля конверт и протянул его Рите.
— Это вам, — сказал он. — От мужа. Он просил передать, если с ним что-то случится.
Рита взяла конверт, осторожно, словно это была не бумага, а что-то опасное. Внутри были документы — дарственная на квартиру, оформленная на её имя, и короткая записка. Всего две строчки, написанные знакомым аккуратным почерком. «Прости меня, если сможешь. Я любил тебя, правда».
Рита сложила записку, убрала её в сумку и посмотрела на Онисимова.
— Спасибо, — сказала она. — Что рассказали мне правду. Теперь я могу начать жить заново. Без страха.
Они попрощались и разошлись в разные стороны. Рита шла домой с Люсей и думала о том, что было бы, если бы она не встретила эту странную женщину, если бы не поверила ей, если бы не решилась сопротивляться. Наверное, всё было бы иначе.
Иногда жизнь поворачивает туда, куда мы меньше всего ожидаем. Иногда беда оборачивается благом. Иногда чужие люди становятся ближе, чем родные. И иногда нужно потерять что-то, что кажется целым миром, чтобы приобрести нечто большее — себя.
Утром Рита проснулась рано. Прошла на кухню, открыла окно. Над городом вставало солнце. Новый день. Новая жизнь. Она достала кружку, налила себе кофе. И впервые за долгое время почувствовала, что может дышать полной грудью.
Она была дома. Наконец-то — дома.
