Анна сидела на краешке дивана, словно школьница, ожидающая вызова к доске. На столе лежала яркая путёвка в Египет с золотыми пальмами и надписью «Поздравляем! Вы — победитель!». Улыбка, прилипшая к лицу ещё с пятницы, уже начинала спадать. Настроение портилось. С кухни доносилось деловитое позвякивание ложек — это Елена Сергеевна наливала чай в свои массивные чашки с лебедями. Эти чашки Анна ненавидела всей душой — как символ чего-то нерушимого, глупого и громоздкого.
— Так значит, вы собрались вдвоём? — с интересом уточнила свекровь, глядя в окно, будто Анна где-то там, на дереве, спрятала другую путёвку, запасную.
— Да. Я выиграла. Дима в отпуске в июле. Всё совпало, как никогда, — спокойно сказала Анна, стараясь не смотреть в сторону мужа, который вдруг стал очень увлечён изучением варенья в банке.
— Интересно… — протянула Елена Сергеевна, беря чашку с видом человека, у которого есть ход, и ход решающий. — А вот у Ниночки нашей, у племянницы, свадьба. Сразу после выпускного. Всё как по учебнику. И она с Артёмкой даже в Крым-то не собиралась. А тут Египет! Прямо подарок судьбы, а?
Анна медленно подняла голову.
— А при чём тут Ниночка?
— Да как при чём?! — всплеснула руками свекровь, будто удивилась глупости невестки. — Ну, вы молодые, поедете ещё. А у девочки вся жизнь впереди. Первый отпуск с мужем. Медовый месяц — это же святое! Разве жалко?
Анна усмехнулась. У неё резко зачесалась левая бровь — всегда чесалась, когда дело шло к скандалу.
— Жалко не жалко, но путёвка моя. Это не вопрос жалости.
Дмитрий закашлялся.
— Ань, может, подумаем? — тихо сказал он, глядя в банку.
— Что подумать, Дим? Ты хочешь подарить мою путёвку своей троюродной сестре, с которой мы виделись два раза в жизни? — она резко повернулась к нему. — Или ты как обычно — хочешь просто “избежать конфликта”?
— Не начинай, — попросил он, не глядя.
— А что мне начинать, Дим? — голос стал тонким и хрупким, как ледяной нарост на весеннем окне. — Мы с тобой собирались. Мы об этом мечтали. Ты сам говорил: “Поедем, хоть отдохнём от всей этой возни”. Или ты имел в виду “отдохнём, но с мамой согласуем”?
— Девочка останется без отдыха, без впечатлений! — вмешалась Елена Сергеевна. — Что ты за женщина, если не можешь пожертвовать ради семьи?
Анна хмыкнула.
— Ради чьей семьи, простите? Моей? Или вашей? А может, Ниночкиной?
Елена Сергеевна театрально приложила руку к груди, как будто ловила сердечный приступ.
— Я не узнаю тебя, Анечка! Ты была такая добрая, когда выходила замуж. Пирог пекла!
— Вот! — не выдержала Анна, вскочив. — Вот в этом всё! Вы всё про тот пирог! И всё про то, что я была “добрая”! А может, я просто была наивная? Думала, что у нас с Димой своя жизнь будет. А у нас что? Вы в ней — на главной роли. А я — как персонаж третьего плана. Молча приношу чай и улыбаюсь.
Елена Сергеевна встала, чашка лязгнула о блюдце.
— Ты разговариваешь со мной, как с чужой! Я тебе как мать! Я Диму на ноги поднимала! Я…
— Вы Диму поднимали. А теперь держите его на поводке. И не надо быть мне матерью. У меня есть своя. Она, кстати, никогда не намекала, чтобы я отдала кому-то отпуск, потому что «девочке надо». Пусть ваш Артём себе сам покупает медовый месяц. Или кредит возьмёт. Или в Подмосковье поедут — там тоже солнце есть, если честно.
— Всё, ясно! — рявкнула свекровь. — Таких, как ты, надо сразу на место ставить!
Анна подошла к столу, взяла путёвку, аккуратно сложила и убрала в сумку.
— Ставьте, ставьте. Только не забудьте, что я не табуретка. А человек. У которого, кстати, тоже бывает отпуск раз в году.
— Ань, — тихо сказал Дмитрий, — ну ты чего? Не обостряй…
— Обостряй не я, Дима, — посмотрела она на него внимательно. — Я просто пытаюсь жить. С тобой. Но ты — не со мной. Ты с ней.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но в этот момент Елена Сергеевна села обратно, взяла ложечку и стала бесстрастно помешивать сахар в чае. Она уже выиграла. Или почти. В комнате повисло напряжение — как перед грозой. Или перед разводом.
Анна взяла пальто и ключи.
— Я пойду. Остыть. А то, как бы вы тут не решили, что и квартиру надо отдать Ниночке. Ведь она молодая, ей жить надо.
— Анечка… — попыталась смягчить голос свекровь, но это было поздно.
Анна захлопнула дверь, не громко, но с такой ясностью, что даже чай в чашках на кухне, кажется, слегка дрогнул.
На улице был март. Грязный, тягучий, как недопитый кисель. Но Анне вдруг стало легко. Будто отдала не путёвку — а мешок кирпичей.
Она достала телефон, нашла чат с Викой, своей подругой:
“Ты говорила — хочешь на море? Собирайся. У меня есть план. И одна путёвка.”
Ответ пришёл почти мгновенно:
“Я через час выезжаю. Купальник — взяла. Остальное купим там.”
Анна улыбнулась.
И вдруг поняла: победителем в этой истории пока точно была она. Пусть и без банального “Поздравляем!”.
Анна сидела на полу в спальне, рядом — чемодан, который отказывался закрываться. Он, как и её брак, расползался по швам. Купальник торчал наружу, как белый флаг: «Сдаюсь, отпустите меня к морю!» В комнате пахло духами — новыми, теми, что она купила специально для поездки, с цитрусом и какой-то неожиданной нотой свободы. За дверью гремели шаги — Дмитрий вернулся с работы.
Он вошёл, снял куртку и замер, увидев сборы.
— Ты всё-таки поедешь? — спросил он, как будто ещё надеялся на чудо. Или на очередную капитуляцию.
Анна не ответила. Молча свернула купальник, затолкала его в боковой карман и застегнула молнию. Та лязгнула, как решетка камеры.
— Ань, я не понимаю. Это что, истерика?
Она встала, выпрямилась, отряхнула колени.
— Это не истерика. Это билет в реальность. Просто у тебя, Дим, тур в Египет с мамой — ментальный, на постоянной основе. А я хочу хотя бы на недельку в нормальную страну.
— Мама всего лишь предложила, — начал он оправдательно, но уже неуверенно. — Она же не приказывала.
— Дима, — перебила Анна, — она не приказывала. Она приказала. И ты, как солдат, тут же выполнил. Я поражаюсь, с каким послушанием ты сдаёшь меня в аренду, как ненужную мебель. Прости, ты хочешь, чтобы я верила, будто мы семья?
Он прошёлся по комнате. Дёрнул молнию на её чемодане, как будто мог отменить всё одним движением.
— Я просто не хочу ссор. Это путёвка. Ну, выиграла ты. Что с того? Прилетишь — купим ещё одну, вместе поедем.
— Купим? На что, интересно? У нас ипотека, и твоя мама, которая “временно” живёт у нас уже второй год. Ты вообще понял, что произошло? Я выиграла, Дима. А вы попытались сделать из меня клоунессу на разогреве перед “главной свадьбой сезона”.
— Не передёргивай. Это просто жест доброй воли…
— Ах вот как! — рассмеялась Анна. — То есть я, оказывается, ещё и злая. Злая, потому что не готова отдать то, что мне дали. По заслугам. Просто потому, что у кого-то “медовый месяц”.
Она подошла ближе, встала почти впритык.
— Знаешь, что самое обидное? Не то, что мама хочет мной подтереться. А то, что ты молчишь. Ты ни разу не встал на мою сторону. Не сказал: “Мам, ну хватит уже. У Ани — отпуск. Это её победа”. Ты предпочёл молчать. Потому что так проще. Потому что “не хочу ссор”.
— Ну а ты — хочешь?! — вспылил он. — Ты всегда нарываешься! С самого начала. И с мамой ты не пытаешься найти общий язык. Ты сразу с претензией. Она же старается. Она убирается, готовит тебе…
— Готовит мне. Убирается мне. Спасибо, я с этим справлялась до брака. А теперь справляться должна с ней. Мне нужен был муж. А ты притащил с собой менеджера по быту в мамином обличье. Скажи честно, ты вообще собирался когда-то жить отдельно?
Он опустился на кровать.
— Аня, ну зачем ты всё усложняешь?
— Это не я. Это ты всё упрощаешь. Ты думаешь, если молчать и не принимать решения — всё как-нибудь само разрулится. Но, извини, мой отпуск сам не поедет. И я тоже.
Она подошла к двери.
— Я поеду с Викой. Мы решили. И нет, не надо “отдыхай, подумай”. Я уже подумала. Ты оставайся тут. С мамой. Она тебе пирогов напечёт. Тех самых, как тогда, на свадьбу.
— Ты уезжаешь, потому что не хочешь решать, — тихо сказал он, уже не споря.
— Нет. Я уезжаю, потому что уже решила, — бросила она и вышла.
На следующее утро в аэропорту Вика встретила её с двумя чемоданами и солнцезащитными очками в волосах, как героиня ситкома.
— Так. Ты готова к настоящей жизни? — спросила она и подмигнула.
— Готова, — кивнула Анна. — Даже если придётся самой её оплачивать.
Они пошли к стойке регистрации. Анна вдруг почувствовала лёгкость — ту, что бывает, когда наконец сказал вслух то, что копилось годами.
В телефоне замигало сообщение. От Дмитрия:
“Ты всё же улетела. Если передумаешь — я дома. Всегда.”
Анна уставилась на экран.
Потом нажала «удалить».
В самолёт она садилась впервые за три года. И впервые без него.
И впервые — как человек, а не приложение к чьей-то маме.
Анна вернулась домой под вечер, через десять дней. С загаром, новыми серёжками в ушах и чемоданом, который явно был куплен уже в Египте — на нём красовался золотистый верблюд и слово “Sharm”, написанное блёстками. Она устала, как после марафона, но была спокойна. Впервые за долгое время — по-настоящему.
На лестничной площадке пахло жареной капустой. Она вздохнула. Значит, Елена Сергеевна снова взялась “временно” готовить ужин. Наверное, ещё и меня ждёт, с вилами в руках и капустой в придачу.
Анна вставила ключ в замочную скважину — щелчок, и дверь чуть приоткрылась сама, как будто квартира давно сдалась в плен.
В прихожей — тишина. Из кухни доносился приглушённый голос. Она сняла обувь, поставила чемодан и пошла по коридору, как по минному полю.
В кухне сидели Дмитрий и его мать. За столом. Пили чай. И молчали.
— Ну здравствуйте, — сказала Анна. — А я думала, никто не встретит. Хоть бы плакат нарисовали: “Добро пожаловать обратно в ад”.
Елена Сергеевна подняла голову, кивнула холодно, будто перед ней была невестка, а почтальон с квитанцией.
— Мы ждали тебя, — сказал Дмитрий. — Сюрприз.
Анна прислонилась к косяку.
— Не люблю сюрпризы. Особенно от вас, коллективом. Что случилось?
— Мам, — начал Дмитрий, но Елена Сергеевна уже взяла слово, как всегда.
— Мы решили, что так больше нельзя. Постоянные скандалы. Это ненормально. Мы тут с Димой подумали, что, может, вы с ним… разъедетесь.
Анна рассмеялась. Настояще, от души. Даже слезу смахнула.
— Вы с Димой подумали. Прелестно. А меня в совет директоров когда включите?
— Ну, ты же сама уехала. Не отвечала. Значит, тебе всё равно, — с нажимом сказала свекровь. — А мы здесь, между прочим, переживали. Дмитрий с работы приходил — молчал. Спал на диване. Худой весь стал.
— Так может, ему с вами жить, а не со мной? — предложила Анна и подошла к чайнику. — Капустой кормите, укрываете заботой. И даже решения принимаете за него. Брак-то вам зачем? Вы и без невестки неплохо справляетесь.
— Анна, не надо этого тона, — Дмитрий встал. — Мы серьёзно. Я не знаю, как быть. Мы оба устали.
— Нет, Дим, не “мы устали”. Это ты устал делать выбор. Потому что тебе всегда было удобно — между женой и мамой. Пока я тут, ты нейтралитет держишь. Как Швейцария. Но, увы, Швейцария не нужна в браке.
— Аня… — Он подошёл ближе. — Ты же сама уехала. Без предупреждения. Мы волновались.
— Кто — мы? — Она посмотрела ему в глаза. — Ты волновался или мама?
Он замолчал.
— Вот и ответ, — кивнула она. — Всё, Дим. Спасибо. Дальше — без меня.
Через неделю Анна уже жила в съёмной студии. Маленькая, но светлая, с настоящими окнами на улицу, а не в чужую кухню. Её подруга Вика помогла с перевозкой. Чемодан с верблюдом занял почётное место у стены — как трофей.
В ту пятницу Анна пришла в ЗАГС. Не за разводом — пока — а чтобы узнать, как всё проходит. Очередь, справки, копии, пошлина. Всё как надо, как будто это не жизнь развалилась, а паспорт обновить надо.
Из-за спины послышался голос:
— Аня?
Она обернулась. Перед ней стоял Паша. Павел Сергеевич. Тот самый первый. Который “не сложилось”. Который “учёба, переезд, потом дети — но уже с другой”. Был всё тот же. Только чуть лысее и с кольцом на безымянном пальце.
— Ты? В ЗАГСе?
— Ага, — кивнула она. — Туристический маршрут.
Он усмехнулся:
— Разводишься?
— Возможно. А ты?
— А я — женюсь. Снова.
— Ну что ж, поздравляю.
— А ты… — Он задержал взгляд. — Ты как?
— Я хорошо, Паш. Правда. Как будто вынырнула из-под воды. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю, — кивнул он. — Очень хорошо понимаю.
Они помолчали. Потом он вынул из внутреннего кармана визитку.
— На всякий случай. Вдруг понадобится юрист. Или друг.
Она взяла карточку. Сунула в сумку. Повернулась к окошку ЗАГСа и подошла к нему.
“Следующий, подойдите”.
Она подошла.
В этот вечер она открыла шампанское — за новое начало. Не ждала никого. Не ждала звонка от Дмитрия. Не ждала маминых упрёков. Даже не думала, что сделает это когда-то — сама. Без истерик, без слёз. Просто тихо взяла и ушла.
С кухни доносился плеск воды — капало из крана. Она подставила стакан и поймала одну каплю. Потом другую.
Знаешь, жизнь, — подумала Анна, — ты, конечно, ещё та подруга. Но в этот раз я тебя раскусила.
Теперь ты — возврату не подлежишь.
