Людмила Сергеевна всегда считала себя терпеливым человеком. За двадцать лет замужества она научилась принимать многое: привычку мужа разбрасывать носки по квартире, его непроходящую страсть к старым советским детективам и даже присутствие его матери за воскресным обедом каждую неделю.
Но сейчас, стоя посреди своего растоптанного цветника, она чувствовала, как последние крупицы этого терпения тают, словно лед в летний зной.
Шестиметровые клумбы, которые она неделю назад засадила бархатцами и петуниями, теперь напоминали место археологических раскопок. В центре газона, на который она потратила все майские праздники, красовался прожженный круг от мангала. А в доме… Людмила даже боялась представить, что творилось внутри.
— Вот ведь! — она сдержала готовое сорваться с языка крепкое слово. — Опять! Третий раз за лето!
Дело было не в том, что к ним на дачу приезжали гости. Людмила всегда считала себя радушной хозяйкой. Проблема заключалась в том, кто именно являлся без приглашения и с каким размахом «отдыхал».
Родственники мужа — два его брата с женами и детьми, его двоюродная сестра с мужем и его родители — обладали поразительной способностью появляться именно тогда, когда Людмила завершала очередное улучшение на своем любимом загородном участке.
— Мила! — позвал ее муж Андрей, выходя из дома с бутылкой пива в руке. — Ты чего тут стоишь? Там Вадик шашлык жарит.
Вадик — старший брат мужа — имел привычку «жарить шашлык» где придется, не заботясь о том, что под его импровизированным мангалом может оказаться цветочная клумба или молодой куст.
— Я вижу, — процедила Людмила, указывая на прожженный круг на газоне.
Андрей смутился, но быстро нашелся:
— Ну, не всё же тебе на этот газон пылинки сдувать. Дача для отдыха!
«Для чьего отдыха?» — хотела спросить Людмила, но промолчала. Она знала, что спорить бесполезно. Особенно когда все родственники мужа были здесь и «отдыхали».
Людмила медленно направилась к дому, стараясь не смотреть на развороченные клумбы. Она подозревала, что именно по ним носились трое маленьких племянников, играя в футбол. Хотя для футбола у них была выделена специальная площадка на дальнем конце участка. Но, конечно, никто из взрослых не удосужился их туда направить.
В доме было еще хуже. Кухня напоминала зону стихийного бедствия. Открытые пакеты с чипсами, недоеденные бутерброды, разбросанные по столу и подоконнику, пустые бутылки из-под пива и лимонада. А на плите — остатки борща, который Людмила готовила вчера для них с Андреем, но который теперь, очевидно, стал обедом для голодной толпы родственников.
— Люда! — радостно воскликнула жена Вадика Татьяна, заходя на кухню. — А у тебя еще что-нибудь к шашлыку есть? Хлеб закончился, и соус тоже.
Людмила сдержанно улыбнулась:
— В холодильнике посмотри.
Татьяна распахнула дверцу холодильника и начала в нем рыться, словно это был не чужой дом, а собственная кладовая.
— О, майонез! И огурчики! А сыр можно взять?
«Конечно можно, — горько подумала Людмила. — Всё можно. Как всегда».
Она вспомнила, как в прошлые выходные приехали родители Андрея и провели три дня, ни разу не предложив помочь с готовкой или уборкой. Зато свекровь не преминула отметить, что «газон какой-то неровный» и «клубнику пора бы уже пересадить».
А за неделю до этого нагрянул второй брат Андрея — Николай с женой и двумя детьми. Дети умудрились разбить три цветочных горшка и поцарапать новую садовую мебель, которую Людмила выбирала месяц и берегла как зеницу ока. Николай лишь рассмеялся: «Дети есть дети!» — и продолжил жарить шашлык, от которого теперь на газоне появился второй прожженный круг.
Но самое обидное было даже не это. Никто из гостей никогда ничего с собой не привозил. Ни продуктов, ни вина, ни даже конфет к чаю. Всё брали из запасов Людмилы и Андрея, оставляя после себя пустые полки и мусор.
— Люда, а салатик, что в синей миске, можно доесть? — спросила Татьяна, продолжая инвентаризацию холодильника.
— Бери, — вздохнула Людмила. Этот салат она готовила на ужин, но теперь придется идти в магазин и покупать продукты заново.
Выйдя на веранду, она увидела, что младший племянник забрался на ее любимый шезлонг в грязных сандалиях. Рядом с ним на столике стояла банка с колой, которая, судя по мокрому кругу, уже пролилась на деревянную поверхность.
«Спокойно, Люда, спокойно», — мысленно повторяла она, чувствуя, как внутри нарастает волна возмущения.
Андрей и Вадик стояли у мангала, смеялись и пили пиво. Младшая дочь Вадика бегала вокруг них с водяным пистолетом, щедро обливая всё вокруг. Жена Николая — Ирина — сидела в тени и листала журнал, явно взятый из дома Людмилы.
— Мила! — позвал Андрей. — Неси тарелки, шашлык готов!
Это стало последней каплей.
— Неси сам! — крикнула в ответ Людмила, чувствуя, как у нее дрожат руки. — Я вам не официантка!
На веранде воцарилась тишина. Все посмотрели на нее с удивлением. Андрей нахмурился:
— Ты чего, Мил?
— Я чего? — повторила она, чувствуя, как злость, копившаяся годами, наконец прорывается наружу. — Я устала быть бесплатной прислугой в собственном доме! Устала, что вы приезжаете без приглашения, устала, что вы едите мою еду, пьете мои напитки, топчете мои клумбы, жжете мой газон и никогда — никогда! — даже не думаете спросить, удобно ли мне вас принимать! Или хотя бы предложить помощь!
— Милочка, ты чего? — удивленно спросила Татьяна. — Мы же семья…
— Семья? — перебила ее Людмила. — Семья не ведет себя так! Вы хоть раз привезли с собой продукты? Хоть раз помогли с уборкой? Хоть раз спросили, не помешаете ли вы нам своим приездом?
— Но мы же всегда так ездили, — растерянно произнес Вадик. — Еще при родителях…
— Это были не мои родители! — отрезала Людмила. — И не мой дом! А эта дача — моя! Мы с Андреем купили ее за свои деньги, и я вложила в нее свою душу!
— Люда, успокойся, — попытался вмешаться Андрей. — Ты же знаешь, у нас всегда было принято…
— Знаю! — не выдержала Людмила. — И знаешь что? С этого момента всё будет по-другому. Если вы хотите отдыхать на моей даче, как в пансионате — с едой, выпивкой и развлечениями — извольте платить! Тысяча рублей с человека за день! А дети — пятьсот рублей! На моей даче отдыхать будете за деньги!
Родственники застыли с открытыми ртами. Андрей побагровел:
— Ты что такое говоришь? Это же моя семья!
— Вот именно, твоя! — парировала Людмила. — И ты никогда не замечаешь, как они превращают наш дом в проходной двор! Посмотри на газон! На клумбы! На кухню! Кто будет всё это убирать и восстанавливать? Я! Всегда только я!
На веранде воцарилась тягостная тишина. Даже дети притихли, почувствовав, что происходит что-то серьезное.
— Ладно, — наконец произнес Вадик. — Я понимаю… Мы, наверное, действительно… того… Пойдем, Тань, собирать вещи.
— Да ладно вам, — попытался остановить их Андрей. — Мила просто устала…
— Нет, Андрюш, — неожиданно поддержала Людмилу Татьяна. — Твоя жена права. Мы действительно… как-то не задумывались. Всегда приезжали, ели-пили, уезжали. А ей тут разгребать.
Ирина, жена Николая, тоже поднялась со своего места:
— Людочка, прости нас. Мы и правда вели себя… не очень красиво.
К вечеру дача опустела. Людмила сидела на веранде с чашкой чая и смотрела на разоренный сад. Андрей угрюмо курил рядом.
— Ты перегнула палку, — сказал он наконец. — Нельзя так с родными.
— Возможно, — тихо ответила Людмила. — Но знаешь… Я ведь не против гостей. Я против того, чтобы быть прислугой в собственном доме.
Андрей долго молчал, глядя на тлеющую сигарету:
— Ты правда хочешь брать с них деньги?
Людмила вздохнула:
— Я хочу, чтобы они научились уважать чужой труд. Чтобы понимали — это наш дом, а не круглосуточный бесплатный пансионат. Я хочу, чтобы они звонили перед приездом, помогали с уборкой, привозили продукты, следили за своими детьми… Понимаешь?
К ее удивлению, Андрей кивнул:
— Понимаю. Просто… так было всегда. С детства. Мы всегда ездили друг к другу, и никто не считался.
— Времена меняются, — мягко произнесла Людмила. — И мы стали взрослыми людьми со своими семьями и домами.
Прошло две недели. Телефон молчал, никто из родственников не звонил. Людмила успела восстановить клумбы и подлечить газон. Она купила новые шезлонги и даже обустроила наконец зону барбекю — с настоящей кирпичной площадкой для мангала.
В субботу утром раздался звонок. Это был Вадик.
— Люда, привет, — голос его звучал непривычно неуверенно. — Слушай, мы с Таней и детьми хотели бы приехать завтра… если можно. На день только.
— Конечно, — ответила Людмила. — Приезжайте.
— А… э… сколько с нас? — после паузы спросил Вадик.
Людмила улыбнулась:
— Привезите мясо для шашлыка, фрукты для детей и помогите мне с грядками. Ирине и Николаю тоже передайте — пусть приезжают. Только пусть Ирина возьмет с собой свой фирменный пирог, я по нему соскучилась.
— Правда? — обрадовался Вадик. — А деньги?
— Забудь, — рассмеялась Людмила. — Я погорячилась. Просто… давайте уважать друг друга, хорошо?
Когда она положила трубку, в комнату зашел Андрей:
— Кто звонил?
— Вадик, — ответила Людмила. — Они приедут завтра. И, кажется, привезут продукты.
Андрей улыбнулся и обнял жену:
— Видишь? Иногда полезно устроить бурю в стакане воды.
— Это был не стакан, а целый океан, — возразила Людмила. — И знаешь что? Кажется, эта буря прочистила воздух.
На следующий день Вадик с семьей приехал точно к обеду. Из машины они выгрузили два пакета с продуктами, ящик с фруктами и даже бутылку хорошего вина. Татьяна сразу же направилась на кухню помогать с обедом, а Вадик предложил починить скрипящую дверь веранды.
— Знаешь, — сказал он Людмиле, когда они остались наедине, — ты была права. Мы вели себя… ну, как свиньи, если честно. Прости нас.
— Всё в порядке, — улыбнулась Людмила. — Главное, что теперь всё будет по-другому.
И действительно, всё изменилось. Родственники стали приезжать реже, но их визиты перестали быть испытанием для Людмилы. Они привозили с собой продукты, помогали с готовкой и уборкой, а дети — о чудо! — играли только там, где им разрешали взрослые.
А главное — Людмила наконец смогла реализовать свою мечту. К концу лета на ее даче появились идеальный газон, аккуратные клумбы, удобная зона барбекю и даже маленький пруд с лилиями. И теперь, когда приезжали гости, они искренне восхищались ее трудами.
Иногда самые неприятные бури приводят к самым неожиданным переменам. И иногда нужно просто набраться смелости и сказать то, что другим может не понравиться. Даже если потом ты остынешь и возьмёшь свои слова назад.
