Софья стояла у окна и считала капли дождя на стекле. Одна, две, три… Странное занятие для женщины, которая только что швырнула в мужа салатницей.
— А я не обязана кормить твою мать и платить за неё кредиты! — её голос ещё звенел в воздухе, а осколки фарфора поблёскивали на кафеле. Виктор сидел за столом, тупо глядя на разбитую посуду. Та самая салатница из свадебного сервиза. Подарок тёщи. Ирония судьбы — теперь разбитая о голову её зятя.
— Ты с ума сошла, — тихо проговорил он, промакивая салфеткой царапину на лбу.
Софья обернулась. Сорок два года совместной жизни, а он до сих пор не понимает. Не видит. Или не хочет видеть.
— С ума? — она засмеялась, но смех вышел надломленным. — Может, наоборот, наконец-то пришла в себя?
В её памяти всплыло то утро три недели назад. Звонок в дверь. Валентина Петровна на пороге с чемоданом и слезами на глазах.
«Сынок, меня выселяют. Кредит не могу платить, пенсии не хватает…»
И Виктор, конечно же, распахнул двери: «Мама, что ты! Это же твой дом!»
Твой дом. А кто будет готовить? Стирать? Убирать за старушкой, которая «забывает» выключить газ и роняет еду на пол?
— Она же моя мать, — Виктор поднялся, осторожно обходя осколки. — Неужели ты хочешь, чтобы я выбросил её на улицу?
— Я хочу, чтобы ты наконец понял: у неё есть ещё двое детей! — Софья развернулась к нему всем телом. — Богатый Геннадий с особняком. Успешная Ольга с тремя квартирами. Где они? Виктор молчал. Он знал ответ, но произнести его вслух означало признать правоту жены.
— Они умнее нас, — продолжила Софья. — Они давно поняли: мама будет висеть на том, кто позволит. А мы позволяем. Точнее, ты позволяешь, а я расхлёбываю.
В коридоре послышались шаркающие шаги. Валентина Петровна появилась в дверном проёме, театрально придерживаясь за сердце.
— Что здесь происходит? Витенька, что с тобой? — старушка заметила царапину на лбу сына и тут же перевела взгляд на Софью. В её глазах читалось торжество. Вот оно, — подумала Софья. Главная актриса вышла на сцену.
— Ничего, мамочка, просто посуда упала, — поспешно соврал Виктор.
— Упала? — Валентина Петровна подняла бровь, разглядывая осколки. — Сама упала и сама разбилась? И в тебя попала?
Софья почувствовала, как внутри что-то переключается. Словно тумблер щёлкнул, и она увидела ситуацию со стороны. Муж врёт матери, защищая жену. Мать прекрасно понимает, что происходит, но делает вид, что не понимает. А она, Софья, стоит в центре этого театра абсурда и должна играть роль раскаявшейся невестки.
Нет. Больше не будет.
— Виктор не сказал правду, — спокойно произнесла она. — Я бросила в него салатницу. Потому что устала быть дойной коровой для вашей семьи. Валентина Петровна ахнула и схватилась за дверной косяк. Виктор побледнел.
— Софа, не надо…
— Надо, — отрезала она. — Валентина Петровна, вы прекрасно знаете, что ваш кредит — это не единственная проблема. Вы задолжали за коммунальные услуги в своей квартире. Накопились штрафы. И теперь всё это висит на нас.
— Я старая женщина, — начала было свекровь, но Софья не дала ей договорить.
— Вы энергичная женщина семидесяти лет. Которая каждый день ходит к соседке Нинель играть в карты. Которая успевает сбегать в магазин за деликатесами, пока мы на работе. И которая прекрасно помнит номера телефонов всех своих знакомых, но «забывает» позвонить Геннадию или Ольге.
Повисла тишина. Валентина Петровна стояла, открыв рот. Виктор переводил взгляд с матери на жену и обратно.
— Ты хочешь выгнать мою мать? — наконец выдавил он.
— Я хочу справедливости. — Софья подошла к столу и села. — Давайте честно. Геннадий зарабатывает в три раза больше нас. У Ольги собственный бизнес. Почему именно мы должны содержать вашу маму? — Потому что они отказались, — тихо сказал Виктор.
Наконец-то правда.
— А мы не имеем права отказаться?
— Она же моя мать…
— И их тоже! — Софья ударила ладонью по столу. — Почему твоя порядочность должна компенсировать их эгоизм?
Валентина Петровна вдруг выпрямилась.
— Значит, так, хочешь избавиться от меня, дорогуша? — её голос стал злым. — Хорошо. Но знай: я запомню это. И Геннадий запомнит. И Ольга. Вся семья узнает, какая ты жена. — Прекрасно, тогда не забудьте рассказать, почему вы оказались у нас, а не у них. — кивнула Софья.
Свекровь дёрнулась, словно её ударили.
— Это… это другое дело…
— Никакого другого дела нет. — Софья встала. — Есть простая истина: ответственность за родителей должна делиться поровну между всеми детьми. А не висеть на том, кто не может сказать «нет».
Виктор сидел, уткнувшись в руки. Плечи его вздрагивали.
— Я не могу бросить маму, — проговорил он глухо.
— Никто не просит бросать. — Софья присела рядом, положила руку ему на плечо. — Но мы можем перестать быть единственными, кто несёт это бремя.
Она повернулась к свекрови:
— Валентина Петровна, завтра мы втроём поедем к Геннадию. Обсудим, как решить ваши финансовые проблемы всей семьёй. Потом навестим Ольгу. Пусть каждый внесёт свою долю. — Они не согласятся, — пробормотала старушка.
— Тогда это их выбор. И пусть живут с ним. — Софья встала. — А мы сделаем всё, что в наших силах. Но в рамках наших возможностей, а не за их счёт.
Виктор поднял голову. В его глазах была благодарность, смешанная с болью.
— А если они действительно откажутся?
— Тогда мы найдём другое решение. Социальные службы, пансионат для пожилых, программы государственной поддержки. Но это будет наш общий выбор, а не моя безмолвная жертва.
Валентина Петровна молча повернулась и пошла в свою комнату. В дверях остановилась:
— Я всегда знала, что ты меня не любишь.
— Я не обязана вас любить, — ответила Софья. — Но я обязана быть честной. И справедливой.
Когда свекровь ушла, Виктор долго молчал. Потом встал и начал собирать осколки салатницы.
— Помочь? — спросила Софья.
— Нет. Это я должен убрать. — Он поднял самый большой осколок. — Мамин подарок на свадьбу.
— Подарки иногда приходится ломать, — тихо сказала Софья. — Особенно когда они становятся цепями. Виктор кивнул, не поднимая головы. А за окном дождь всё лил и лил, смывая пыль с улиц и давая миру новую свежесть.
На следующий день они действительно поехали к Геннадию. Потом к Ольге. Разговоры были тяжёлыми, но необходимыми.
Через месяц Валентина Петровна переехала к Ольге — той пришлось взять ответственность на себя под давлением общественного мнения. Геннадий взял на себя погашение кредита.
Софья и Виктор остались вдвоём в своей квартире. Впервые за много лет они могли просто ужинать, не оглядываясь на чужие потребности.
— Жалеешь? — спросила Софья, накладывая мужу картошку.
— О чём?
— О том, что салатница разбилась.
Виктор улыбнулся:
— Нет. Иногда что-то должно разбиться, чтобы освободить место для нового.
Софья кивнула и взяла его за руку. Впереди у них была своя жизнь. Наконец-то своя.
Но Валентина Петровна думала иначе.
Первый раз позвонили в пятницу вечером. Софья услышала незнакомый мужской голос:
— Это управляющая компания. У вас задолженность за коммунальные услуги на сумму восьмидесяти тысяч рублей. Завтра приедем опечатывать квартиру. — Какая задолженность? — опешила Софья. — Мы всегда платим вовремя!
Но трубку уже бросили.
Виктор примчался из гаража, где копался в машине. Лицо у него было встревоженное.
— Что случилось?
— Говорят, мы должны за коммуналку. — Софья лихорадочно искала квитанции. — Но это невозможно! Вот, смотри, все оплачено…
В субботу утром выяснилось, что чья-то злая воля «перенесла» на их лицевой счёт долги Валентины Петровны по её старой квартире. Технический сбой, говорили в управляющей компании. Случайность.
Но Софья не верила в случайности. На следующей неделе к ним явился судебный пристав с заявлением.
— И кто ж это подал заявление? — спросил Виктор.
— Валентина Петровна Сомова, — ответил пристав. — Ваша мать. Требует взыскать с вас алименты как с единственного трудоспособного сына. — Но у неё есть ещё двое детей!
— У них есть документы о том, что они находятся в тяжёлом материальном положении. — Пристав пожал плечами.
Софья очень разозлилась. Валентина Петровна явно договорилась с Геннадием и Ольгой. Они «стали» банкротами на бумаге, а всю ответственность свалили на Виктора.
Месть свекрови оказалась изощрённой и жестокой.
— Мама сошла с ума, — бормотал Виктор, перечитывая документы. — Как она могла?
— Очень просто, — сухо ответила Софья. — Ты отказался быть покорным сыном. Теперь она заставит тебя силой закона. Но самое страшное ждало впереди. В четверг Софья пришла с работы и застала Виктора в слезах. Он сидел на кухне с телефоном в руках.
— Что случилось?
— Мама… она в больнице. — Голос у него дрожал. — Сердечный приступ. Ольга звонила. Говорит, от переживаний. Из-за того, что мы её бросили.
Софья почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она села рядом с мужем.
— Виктор, послушай меня внимательно. Твоя мать не больна. Это спектакль.
— Как ты можешь так говорить? — он посмотрел на неё с ужасом. — Она в реанимации!
— В какой больнице?
— В городской. Ольга сказала, что нас не пустят. Только родственники первой очереди.
— А ты что, не родственник первой очереди?
Виктор замер. Софья видела, как в его глазах медленно прояснялось понимание.
— Поехали в больницу. Прямо сейчас.
Они примчались в приёмное отделение через полчаса. Дежурная медсестра посмотрела в компьютер и покачала головой:
— Валентины Петровны Сомовой у нас нет. Ни в реанимации, ни в кардиологии. Вы точно знаете, что её привезли именно к нам? Виктор позвонил Ольге. Трубку взяли не сразу.
— Ольга, мы в больнице. Маму не могут найти.
— А… в какой больнице вы? — в голосе сестры послышались нотки паники.
— В городской. Ты же сказала…
— Я… я ошиблась. Её перевели. В областную.
— Перевели из реанимации? — Софья взяла трубку у мужа. — Ольга, это невозможно. Больных в критическом состоянии не перевозят.
Длинная пауза. Потом Ольга сбивчиво заговорила:
— Слушай, может, не стоит… Мама просила не беспокоить Виктора. Она сказала, что он и так достаточно расстроен…
— Где она? — жёстко спросила Софья.
Ещё одна пауза. И вдруг в трубке послышался знакомый голос:
— Ольга, кто это? Дай мне телефон!
Валентина Петровна. Живая, здоровая и явно не в реанимации.
— Бабушка, не надо, — засуетилась Ольга, но было поздно.
— Витенька? — голос свекрови был полон ядовитой сладости. — Ты звонишь? Как мило. Жаль, что не навестил больную мать. Виктор побледнел, но голос его стал твёрдым:
— Мама, где ты?
— У Ольги. Поправляюсь после больницы.
— Какой больницы? Мы обзвонили все клиники города.
Валентина Петровна понимала, что попалась. Но отступать не собиралась.
— Ну и что? — её голос стал злобно-торжествующим. — Проверяете старую женщину? Ловите на лжи? Прекрасно! Теперь я точно знаю, кто мой сын, а кто чужой. — Мама, почему ты лжёшь?
— А ты почему бросил родную мать? — огрызнулась она. — Думаешь, я просто так оставлю это? Ты ещё пожалеешь о том, что послушался эту стерву!
— Не смей так говорить о моей жене!
— Буду говорить что хочу! — Валентина Петровна уже не сдерживалась. — Она тебя испортила! Настроила против родной матери! А теперь расхлёбывай!
Софья взяла трубку:
— Валентина Петровна, я всё поняла. Поддельные долги, липовые алименты, спектакль с больницей. Но знаете что? Вы переоценили свои возможности. — Ты ничего не докажешь!
— Не надо ничего доказывать. — Софья улыбнулась. — Завтра я иду к участковому. С записью нашего разговора. Ложный вызов скорой помощи — это статья. Мошенничество с коммунальными платежами — тоже. А подача заведомо ложных сведений в суд…
— Ты не посмеешь!
— Попробуйте меня. — Голос Софьи стал холодным как лёд. — Я дала вам шанс решить всё по-человечески. Вы выбрали войну. Получите войну.
Трубку бросили. Виктор сидел, глядя в пустоту.
— Она действительно сошла с ума, — тихо сказал он.
— Нет. Она просто показала своё истинное лицо. — Софья обняла мужа.
Через несколько дней Валентина Петровна приехала к ним сама. Постаревшая, осунувшиеся, но всё ещё непримиримая.
— Ольга меня выгнала, — сказала она с порога. — Геннадий тоже не берёт трубку. Довольны?
— Мама, садись. — Виктор подвинул стул. — Давай поговорим.
— О чём говорить? — она села, но держалась прямо, как на допросе. — Ты выбрал жену. Я поняла.
— Я выбрал честность, потому что устал от вранья и манипуляций — спокойно ответил он.
— Манипуляций? Ты что, я же твоя мать! — Валентина Петровна всплеснула руками.
— И это даёт вам право на всё? — Софья присела напротив. — На ложь, на шантаж, на попытки разрушить нашу семью? — Я хотела, чтобы сын меня не бросал!
— Но добилась обратного, — тихо сказал Виктор.
Валентина Петровна долго молчала, а потом вдруг заплакала навзрыд.
— Я очень боялась остаться одна! Боялась, что вы меня забудете! — прошептала она.
— Мы бы не забыли, если бы вы не начали эти скандалы — сказала Софья.
— А теперь? — старушка подняла заплаканные глаза. — Теперь я действительно одна?
Виктор посмотрел на жену. Софья кивнула.
— Не одна, — сказал он. — Но на равных. Никаких привилегий из-за материнства. Никаких особых прав. Просто человеческие отношения.
— Я… я не умею по-другому.
— Научитесь, — жёстко сказала Софья. — Или действительно останетесь одна.
Валентина Петровна вытерла слёзы и выпрямилась:
— Хорошо. Попробую. Но если вы меня обманете…
— Мы не обманываем, — перебил её Виктор. — Мы просто не позволяем обманывать себя.
Прошло два года Валентина Петровна жила в доме для пожилых людей, который нашла и оплачивала втроём со всеми детьми. Раз в неделю они навещали её по очереди. Никто не считал минуты, никто не чувствовал себя обязанным.
Однажды Софья пришла к ней одна. Они долго сидели на веранде в саду.
— А ты знаешь, о чём я думаю? — сказала наконец Валентина Петровна.
— О чём?
— О той салатнице. Которую ты в Витю кинула. — Старушка неожиданно улыбнулась. — Может, это было правильно. Иногда что-то должно разбиться, чтобы освободить место для настоящего. Софья посмотрела на свекровь с удивлением.
— Вы это серьёзно?
— Серьёзно. — Валентина Петровна кивнула. — Я всю жизнь думала, что любовь — это когда тебе всё прощают. А оказывается, любовь — это когда тебе говорят правду. Даже если она болезненная.
— И вы не сердитесь?
— Сержусь. Но понимаю, что вы были правы. — Старушка помолчала. — Софья, прости меня. За всё.
— Уже простила, — тихо ответила Софья. — Давно.
Вечером, рассказывая об этом разговоре Виктору, Софья вдруг поняла: они выиграли. Не войну — на войне в семье не бывает победителей. Они выиграли право на честность. На настоящие отношения. На жизнь без страха и обмана.
А разбитая салатница? Она давно была забыта. На её месте стояла новая — простая, без изысков, но прочная. Такая, которую не страшно было использовать каждый день.
Как и их семья. Простая, честная, настоящая. Наконец-то настоящая.
