— Мам, я увольняюсь, — Максим стоит в прихожей, с портфелем в одной руке и ключами от машины в другой. Костюм сидит идеально, галстук безупречно завязан, но лицо… будто человек недели две брёл по пустыне и не нашёл ни капли воды.
Ирина замирает с половником в руке. На плите что-то булькает, пар лениво поднимается вверх, а время будто остановилось.
— Что ты сказал? — голос осторожный, будто одно не то слово разрушит всё вокруг.
— Я сказал — увольняюсь. Завтра подаю заявление.
Максиму тридцать два. Пять лет назад он закончил экономический с красным дипломом, сразу попал в большую компанию. Карьеру сделал стремительно — аналитик, потом старший аналитик, потом заместитель начальника отдела. Зарплата такая, что Ирина иной раз не верила собственным глазам, читая цифры в банковских выписках.
И вот теперь — увольняется.
— Максимка, — она выключает газ, поворачивается к сыну всем телом, — что случилось? Тебя сократили? Проблемы, что ли?
— Нет, мам, всё наоборот. Даже повышение предлагают — начальником отдела стать.
— Тогда… почему?
Максим тяжело опускается на стул, расстёгивает пиджак. Сразу кажется старше своих лет — у глаз мелькают усталые морщинки, плечи опущены.
— Потому что я задыхаюсь там, — отвечает глухо. — Понимаешь, каждое утро просыпаюсь и думаю: «Господи, опять эти цифры, отчёты, бесконечные планёрки…». Вечером прихожу, как выжатый лимон. И не понимаю, зачем живу.
Ирина медленно садится напротив. В голове — хаос. Пять лет назад она гордилась сыном на весь дом, все соседки завидовали, подруги восторгались: «Какой молодец растёт!» А теперь…
— А что хочешь делать? — осторожно спрашивает она.
— Фотографировать.
— Что? — не верит своим ушам.
— Фотографировать людей, природу, жизнь… Мам, я ж тебе рассказывал — в выходные хожу с камерой, снимаю. Сейчас предложили поработать для журнала, потом свадьбы, портреты…
— Сынок, — у Ирины сердце сжимается, — ну это же… Хобби — одно дело, а работать…
— Почему это несерьёзно? — в голосе Максима проскальзывает обида. — Хорошие фотографы зарабатывают не меньше офисных работников.
— Ну… может быть. Но не сразу же! А ипотека? Машина в кредит? Мало ли…
Максим встаёт, начинает ходить по кухне взад-вперёд — Ирина замечает, что он нервничает, но упрямство только крепнет.
— Мам, мне тридцать два. Если не сейчас — то когда? В сорок? В пятьдесят? Всю жизнь заниматься тем, что терпишь из-под палки?
— Не то чтобы ненавидишь… Просто не все любят свою работу…
— А должны! — останавливается, смотрит прямо в глаза. — Мама, когда я фотографирую — я живу по-настоящему. Время летит. Я сутками могу бегать с камерой! А в офисе каждая минута тянется, будто в ловушке.
Ирина молчит. Мысли — как вьюга. С одной стороны, она хочет, чтобы сын был счастлив. С другой — стабильность, надёжность… разве это так плохо?
— А что Катя говорит? Твоя девушка как к этому относится?
— Катя… — Максим вздыхает. — Катя против. Говорит, что я сошёл с ума. Что тридцать два — не время для экспериментов.
— Может, она права?
— А может и нет, — не сдаётся Максим. — Может, ты тогда была права, когда говорила: «Главное — чтобы человек был честным и добрым». Помнишь?
Ирина вспоминает: много лет назад, когда он выбирал институт, она и правда так говорила. Но тогда всё казалось простым, всё впереди…
— Это было давно, — неловко отвечает она.
— Не так уж давно. И правильно было.
Последующие дни проходят в напряжении. Максим уходит на работу, но Ирина замечает — с каждым днём он чуть-чуть меняется. В глазах появляется что-то лёгкое, будто невидимый груз упал с плеч.
А потом… он приносит домой фотографии.
— Посмотри, — просто говорит Максим, выкладывая на стол несколько снимков.
Ирина берёт первую фотографию — портрет пожилого мужчины. Лицо — всё в морщинах, глаза усталые, добрые. И в этом кадре есть что-то… живое, настоящее. Такое ощущение, будто не просто образ — душа человека глянула на тебя сквозь объектив.
Вторая — ребёнок на качелях. Радость, смех, взлёт — и всё это вдруг остановилось в доле секунды, но почему-то не кажется застывшим, наоборот — будто движение продолжается прямо на бумаге.
Третья — закат над городом. Не открытка, а какая-то особая красота, стёртая у большинства с глаз, но тут — живая, дышащая.
— Это… — Ирина не знает, какие слова подобрать. — Это ты снял?
— Я.
Максим улыбается — впервые за много дней его улыбка настоящая, от сердца.
— Теперь понимаешь, почему я больше не могу сидеть с бухгалтерскими отчётами? — говорит он тихо.
Ирина откладывает фотографии. Смотрит на сына — и вдруг остро понимает: вот он, тот самый мальчик, которого она растила, а не просто успешный менеджер в дорогом костюме. Настоящий, со светящимися глазами.
— А с деньгами как? Как собираешься жить первое время?
— Есть немного накоплений. Плюс договариваюсь — по выходным буду свадьбы снимать, портреты делать. Потихоньку клиентура появится…
— А если не выйдет?
— Выйдет, — твёрдо. — Я правда верю.
Вечером звонит Катя. Из комнаты сына доносятся сперва громкие голоса, потом — тишина. Максим выходит бледный.
— Поругались?
— Расстались, — коротко. — Она заявила, что не собирается связывать жизнь с неудачником, который бросил нормальную работу из-за глупых фантазий.
Ирина чувствует — вот сейчас, пожалуй, сын может опустить руки. Потеря работы и девушки одновременно… тяжело даже взрослому мужчине.
— Максимка, — она подходит, обнимает его. — А знаешь, что я думаю?
— Ну?
— Если Катя так сказала, значит, она не твой человек. Твой бы — поддержал.
— Ты уверена?
— Не просто уверена — знаю. Потому что если любишь, главное — чтобы близкий был счастлив, а не чтобы был удобен.
Максим непонимающе смотрит на маму.
— Мам, а ты… ну… не против, что я так решил?
Ирина на миг задумывается. Соврать — легко, но будет ли честно? Она боится будущего сына, страшится, конечно. Но ведь есть и другое — верит в него, знает, каким человеком вырастила.
— Боюсь, — честно признаёт она. — Очень. Но ещё больше боюсь, что ты станешь одним из тех, кто каждый день идёт на работу, получает деньги, а внутри, кажется, уже не живёт. Видела таких…
— И что тогда?
— А то, что доверяю тебе. Если чувствуешь — твоё, значит, иди. Я за тебя, рядом, всегда.
Проходит месяц. Максим увольняется. Первые недели — непривычно, страшно видеть, как сбережения тают на глазах. Но работы становится больше. Сначала свадьбы, затем портреты, чуть позже — публикация в журнале. Потом — выставка для молодых фотографов.
А ещё спустя время появляется Аня. Художница, влюблённая в своё дело. Она приняла Максима без вопросов, поняла с первого дня — поддержала.
Проходит год. Ирина сидит на выставке сына, смотрит на зал, полный людей. Люди разглядывают работы, хвалят, покупают снимки.
— Ну что, мам? — Макс подходит, счастливый, немного взволнованный.
— Горжусь, — просто говорит она, и эти слова — самая простая и самая большая правда.
Потому что материнская любовь — это ведь не только защищать от неудач. Это ещё и отпускать, и давать право выбирать путь. Даже тот путь, что пугает.
Максим счастлив. А значит… она всё сделала правильно.
