В больничной палате стоял стойкий запах ле карств. Оля лежала на узкой кровати, осторожно поворачиваясь на бок — шов после операции ныл тупой болью.
Андрей сидел на жёстком стуле рядом, теребя край простыни. Он несколько раз открывал рот, словно собираясь что-то сказать, но снова замолкал.
—Ну? —повторила вопрос Оля, приподнимаясь на подушке. – Как прошла сделка? Документы на квартиру оформили? — Да… оформили. На Наташу, — вдруг выпалил он и тут же добавил торопливо: — Ну… ты же не против? Она же там жить будет… В коридоре прозвучал звонок — конец посещений. Оля замерла, уставившись в потолок. Капельница мерно отсчитывала секунды.
— Что? — едва слышно произнесла она, медленно поворачивая голову к мужу.
Андрей продолжал теребить простыню, избегая её взгляда. На его лице застыло странное выражение — смесь вины и детской надежды, что всё обойдётся.
Оля смотрела на него, и внутри что-то рушилось. Рушилось медленно, но неотвратимо, как карточный домик, который они строили все эти годы. Их общие планы, мечты, доверие – все это сейчас рассыпалось от одной простой фразы.
— Ты… что сделал? — переспросила она, надеясь, что ослышалась.
История с квартирой началась три месяца назад. Оля хорошо помнила тот вечер – они укладывали детей спать, Сева капризничал, не хотел чистить зубы, а Тимур, как обычно, выторговывал еще пять минут с книжкой.
– Мам, ну последнюю главу! – канючил он, прижимая к груди потрепанный том «Гарри Поттера». – Завтра, – возразила Оля. – В школу рано вставать. Именно тогда позвонила Наташа. Андрей долго говорил с ней на кухне, а потом пришел к Оле с этим разговором.
– Представляешь, ей опять повысили аренду, – начал он, присаживаясь на край кровати. – На десять тысяч сразу. А зарплату задерживают…
Оля вздохнула. Истории про Наташины несчастья она слышала регулярно. То работу потеряла, то депрессия, то хозяева квартиры звереют. Вечная жертва обстоятельств.
– И что теперь? – спросила Оля, хотя уже догадывалась, к чему идет разговор.
– Слушай, – Андрей придвинулся ближе, – а давай купим однушку? Самую простую, в спальном районе. У нас же есть накопления. Временно пусть поживет, встанет на ноги… А квартиру потом сдавать будем.
– Андрей, – Оля устало вздохнула, – мы жен планировали сейчас покупать недвижимость. Это наша «подушка безопасности».
– Но мы же семья! – в голосе мужа появились просящие нотки. – Мы не можем бросить ее в беде. Она же совсем одна…
Три недели. Столько понадобилось Андрею, чтобы уговорить ее. Оля составляла таблицы расходов, высчитывала, где можно урезать бюджет, прикидывала варианты. В конце концов согласилась – при условии, что квартира будет оформлена на Андрея.
– Конечно, – уверял он тогда. – Это же наше общее решение, наши деньги.
И вот теперь Оля лежала в палате слушая, как капает физраствор в капельнице, и пыталась осознать, что все их договоренности, все планы муж перечеркнул одним росчерком пера.
В голове крутилась одна мысль: «Как он мог? Как он мог так поступить?»
Когда Оля очнулась в больничной палате после операции по удалению аппен дицита, первая мысль – сделка с квартирой сегодня. Она потянулась к телефону.
«Как всё прошло?» – набрала сообщение Андрею. «Нормально. Вечером приеду, расскажу». Что-то в этом коротком ответе насторожило её. Обычно муж был более многословен, особенно когда всё шло по плану.
Вечером Андрей пришёл с пакетом апельсинов и виноватой улыбкой. Оля сразу поняла – что-то случилось.
– Оформили на неё, – выдохнул он. – Но она обещала! Честное слово! Как только ты поправишься, сразу напишет дарственную. На кого скажем – на меня, на детей…
Оля закрыла глаза. Шов после операции вдруг начал пульсировать болью, а может, это было где-то глубже, там, где живёт доверие.
– То есть, – медленно произнесла она, – ты отдал квартиру, купленную на наши сбережения, своей сестре? Просто взял и отдал?
– Ну зачем так? – в голосе Андрея появились обиженные нотки. – Просто Наташа там так разнервничалась, плакала… Я не мог иначе.
– Мог, – отрезала она. – Мог сказать «нет». Мог позвонить мне. Мог вспомнить о нашей договорённости.
– Да какая разница, на кого оформлено? – Андрей попытался взять её за руку, но она отдёрнула ладонь. – Главное, что человеку помогли…
– Разница в том, что теперь это её квартира. По закону. И никакие устные обещания…
– Перестань, – перебил он. – Ты же знаешь Наташу. Она никогда…
Оля не дослушала. Она смотрела в окно и думала о том, как легко некоторые люди раздают то, что им не принадлежит. Как просто быть добрым за чужой счёт.
– Уходи, – тихо сказала она. – Мне нужно отдыхать. Шов болит.
Андрей потоптался ещё немного у кровати, пробормотал что-то про «всё наладится» и ушёл. А Оля лежала, глядя в потолок, и складывала в уме цифры… цифры предательства.
Новость прилетела как снег в июле. Наташа позвонила сама, голос звенел от счастья:
– Оленька! Я беременна! Мы с Антоном подаём заявление в ЗАГС! Антон. Тот самый, который появился два месяца назад. Который работает на стройке. О котором никто ничего не знает.
– Он переедет ко мне, – щебетала Наташа. – Представляешь, у нас будет настоящая семья! И ребёночек… Я так счастлива!
«Ко мне», – отметила Оля. Не «в вашу квартиру», а именно «ко мне». Значит, всё уже решено. Чужой мужчина будет жить в квартире, купленной на их деньги.
Вечером она попыталась поговорить с Андреем:
– Нужно срочно решать вопрос с документами. Пока не поздно. – О чём ты? – он делал вид, что не понимает. – О дарственной. О которой твоя сестра клялась. Пусть оформит хотя бы на детей. Андрей покачал головой:
– Она беременная. Как я могу сейчас на неё давить? Ты что, не понимаешь – у неё такой важный период…
– А у нас? – Оля почувствовала, как дрожит голос. – У нас что за период? Период, когда можно всё отдать чужим людям?
Но Андрей уже не слушал. Он набирал сестре сообщение с поздравлениями.
Взрыв произошёл на следующий день. Андрей снова заговорил о том, что «нельзя давить на беременную», и терпение Оли лопнуло.
— Тебе удобно быть хорошим братом? — голос её звучал странно, даже для неё самой. — Так будь им до конца. Только пойми: ты плохой муж и плохой отец, если отдаёшь всё чужим, а своим оставляешь пустые обещания.
Андрей опешил. Оля никогда не говорила с ним в таком тоне.
— Я устала! — продолжала она, и слова лились потоком, который нельзя было остановить. — Устала быть злой в этой семье, пока ты раздаёшь добро налево и направо! Устала объяснять детям, почему у нас нет денег на их кружки, зато есть на квартиру тёте Наташе!
— Оль, успокойся…
— Не смей! — она отмахнулась от его протянутой руки. — Твоя сестра всегда выкручивалась. Всегда! Но она мастерски играет жертву, а ты ведёшься каждый раз!
Андрей молчал, растерянно моргая.
— Ты сломал главное, — голос Оли стал тише, но от этого страшнее. — Партнёрство. Справедливость. Доверие. Ты предал нас с детьми ради своего комфорта. Чтобы не расстраивать сестричку. — Собирай вещи, — тихо сказала Оля. — Я не могу больше так.
Андрей складывал рубашки в спортивную сумку молча, будто во сне. Не спорил, не оправдывался — может, наконец понял масштаб содеянного. Позвонил другу Лёше, договорился пожить у него.
Глядя на его ссутуленную спину, Оля вдруг поняла: он не злой. Просто абсолютно никчемный в принятии решений. И это даже хуже — со злым можно бороться, а с бесхребетным… что с ним делать?
На следующий день она записалась на консультацию к юристу. Ответ был предсказуемым: сделать ничего нельзя. Квартира оформлена на Наташу, она единственный собственник. Устные договорённости? Не имеют юридической силы.
— А деньги? — спросила Оля. — Можно доказать, что это были наши средства? — Теоретически да, — ответил юрист. — Но это долгий процесс, без гарантии успеха. Вечером, укладывая детей спать, она приняла решение: хватит. Больше никакой «борьбы за справедливость». Теперь главное — защитить детей и сохранить себя.
Она справится. Она сильная. А Андрей… пусть живёт со своей совестью и сестрой-манипулятором.
Прошёл год.
Развод оформили быстро — Андрей не сопротивлялся. Оля подала на пособие, устроилась на вторую работу. Денег мало, но дома — тишина. Никто не раздаёт их сбережения направо и налево.
Теперь по вечерам они готовят вместе — блины, пельмени, простые радости. Она больше не тратит нервы на «несправедливость». Энергия нужна для важного.
Однажды Оля получила сообщение в мессенджере от Наташи — и детскую фотографию:
«У нас всё хорошо. Антон устроился прорабом, малыш уже ползает. Спасибо тебе, что тогда помогли… Наташа.»
Оля прочла, положила телефон на стол. Без злости, без горечи.
Просто раз и навсегда поставила точку.
Завтра суббота — поедут с детьми в парк на велосипедах. Будут смеяться, есть мороженое и строить планы на лето. Это и есть справедливость — когда твоя жизнь принадлежит тебе.
