-Откуда у швеи такие замашки? — презрительно фыркнула тётя Люда. — Знай своё место, Маринка!
Я стояла в собственной мастерской и смотрела на родственников, которые обступили меня плотным кольцом. Только что с гордостью показывала новое оборудование, рассказывала о первой крупной прибыли — триста тысяч за месяц. А теперь чувствовала себя школьницей на разборе полётов.
— Людмила Ивановна, — тихо сказала я, — я просто хотела поделиться радостью…
— Радостью? — хмыкнула тётя, оглядывая швейные машинки с видом эксперта. — Ты понимаешь, что творишь? Семью забыла, в важную персону себя записала!
Рядом кивала моя мать, Галина Петровна. Её лицо выражало такое разочарование, будто я совершила преступление.
— Доченька, — вздохнула она, — зачем тебе всё это? Мужа нормального лучше бы нашла, детей родила. А то возишься с этими тряпками, как мужик какой.
— Мам, это моё дело. Я десять лет к этому шла…
— Шла, шла, — перебила младшая сестра Оля, — а теперь что? На всех смотришь свысока? Мы тебе не ровня стали?
Она стояла у окна с обиженным видом, листая журнал мод. Приехала «поздравить» с успехом, но радости в её глазах не было. Одна зависть.
— Олечка, я никого не унижаю. Просто работаю.
— Работаешь! — фыркнула она. — А кто тебе помогал? Кто поддерживал? Мы же не чужие!
— Помогали? — почувствовала, как голос дрожит. — Когда именно?
Тётя Люда поджала губы:
— Ишь ты, неблагодарная какая! — После того как отец ушёл к новой семье, кто тебя к себе взял? Кто кормил, одевал?
— Одевали в Олины обноски, хотя она младше меня на три года, — тихо сказала я. — Кормили остатками с общего стола. А в восемнадцать сказали: «Хватит на шее сидеть, устраивайся сама».
— Мы тебя жизни учили! — возмутилась мать. — Чтобы самостоятельной стала!
— Самостоятельной? — я засмеялась. — Когда я в пед поступала, вы говорили: «Зачем тебе высшее? Всё равно замуж выйдешь». Когда репетиторством подрабатывала — «На копейки горбатишься, умную корчишь». А сейчас вдруг семья вспомнилась?
Оля встала, подошла ближе:
— Марин, ну что ты как маленькая? Мы же шутили тогда! Не думали, что ты всерьёз воспримешь.
— Шутили… — я кивнула. — Очень смешно получалось.
— Хватит прошлое ворошить! — отрезала мать. — Сейчас у тебя дела идут, можешь семье помочь. Оле с детьми тяжело, мужик без работы. Дай ей пятьдесят тысяч на первое время.
— Пятьдесят тысяч? — переспросила я.
— Для тебя это копейки! — включилась тётя Люда. — Триста тысяч в месяц получаешь! А родную сестру пожалеть не можешь!
— У меня кредиты, аренда, налоги…
— Отговорки! — махнула рукой Оля. — Жадная стала, вот что. Деньги человека портят.
Мать достала платочек, промокнула глаза:
— Не узнаю свою дочку. Раньше последней рубашкой поделилась бы.
— Рубашкой, которую сама купила? — уточнила я. — Или которую мне подарили?
— Марина! — строго произнесла мать. — Хватит дерзить! Мы пришли по-хорошему поговорить, а ты нос задираешь!
— Хорошо, — сказала я медленно. — Поговорим. Оля, сколько раз ты просила у меня деньги за последние пять лет?
— При чём тут это? — фыркнула сестра.
— При том, что я считала. Семнадцать раз. На детские вещи, на лекарства, на продукты. Сколько вернула?
Оля покраснела:
— Я же собиралась! Просто ситуация…
— Ноль рублей, — закончила я за неё. — Мама, помнишь, как говорила мне в двадцать пять лет: «Что с тебя взять? Ни красоты, ни ума. Хорошо, что хоть руки золотые»?
— Доченька, я не хотела обидеть…
— А когда я первый заказ получила на пятнадцать тысяч, что сказала тётя Люда?
Тётя Люда отвела взгляд:
— Не помню…
— «Подумаешь, шмотки шить. Это не работа, а баловство». Дословно цитирую.
— Мы не знали, что у тебя так хорошо пойдёт! — оправдывалась Оля.
— Не знали или не хотели знать? — спросила я. — Когда я кредит брала на оборудование, кто поддержал? Кто сказал: «Давай, у тебя получится»?
Молчание повисло тяжёлое.
— То-то же, — кивнула я. — А сейчас, когда работа начала окупаться, семейная любовь проснулась.
— Ты обязана помочь! — вскинулась тётя Люда. — Кровь не вода!
— Обязана? — я встала. — Чем именно обязана? Тем, что вы меня терпели? Или тем, что постоянно внушали, какая я неудачница?
Мать встала тоже, заговорила вкрадчиво:
— Маринушка, милая, ну не злись ты так. Мы же добра тебе желаем. Просто не понимали раньше…
— Не понимали? — я усмехнулась. — А что сейчас изменилось? Может, я стала красивее? Умнее? Или просто деньги появились?
— Не будь такой циничной! — возмутилась Оля. — Мы всегда тебя любили!
— Любили… — я достала телефон, пролистала контакты. — Оля, когда ты мне в последний раз звонила не за деньгами? Не можешь вспомнить? Я помогу — в марте позапрошлого года. «С праздником» написала. Больше ни разу.
— У меня дети, заботы…
— У меня тоже заботы! — голос сорвался. — Думаешь, бизнес сам себя ведёт? Я по четырнадцать часов работаю! Клиентов ищу, с поставщиками договариваюсь, документы веду!
Тётя Люда махнула рукой:
— Подумаешь, документики! В наше время люди на заводах горбатились, а не за столиком сидели!
— На заводе тоже работала, — напомнила я. — Десять лет. Помните, как радовались, когда меня сократили? «Может, теперь замуж пойдёт нормально».
— Мы о твоём счастье думали! — всплеснула руками мать.
— О моём счастье? — я подошла к окну, посмотрела на улицу. — Знаете, что такое счастье для меня? Это когда я включаю станок и понимаю — я создаю что-то своими руками. Когда клиентка примеряет платье и светится от радости. Когда в конце месяца вижу прибыль и знаю — я смогла!
— Красиво говоришь, — буркнула Оля. — А семью забыла.
— Какую семью? — обернулась я к ней. — Ту, которая появляется только за деньгами?
Мать приложила платочек к глазам:
— Как больно слышать такое от родной дочери! Значит, мы для тебя никто?
— Мама, — сказала я устало, — когда я лежала в больнице три года назад с аппендицитом, кто навестил? Соседка тётя Валя. Когда дедушка болел, кто сидел с ним в больнице? Я. А где были вы?
— У нас свои проблемы были…
— А сейчас проблем нет? — спросила я. — Только мои деньги могут их решить?
— Деньги, деньги! — заорала Оля. — Только о них и думаешь! А люди для тебя что?
— Люди? — я повернулась к ней. — Ты про каких людей? Про тех, кто считает меня банкоматом?
— Мы тебе не чужие! — вмешалась тётя Люда. — В семье друг другу помогают!
— Помогают, — кивнула я. — Взаимно. А что вы мне предлагаете взамен?
— Как что? — удивилась мать. — Любовь! Поддержку!
— Поддержку? — я засмеялась. — Какую именно? Как вы меня поддерживали, когда я мечтала о своём деле? «Брось ты эту ерунду, замуж выходи». Или когда первый кредит брала? «Разоришься, на улице останешься».
— Мы же волновались за тебя! — оправдывалась мать.
— Волновались… А когда я ночами чертежи делала, кто поддержал? Когда заказчики деньги не платили, кто подбодрил? Подруга Света. Она хоть спросила: «Как дела? Держись!»
Оля встала, начала ходить по мастерской:
— Ладно, допустим, мы были не правы раньше. Но сейчас же другое дело! Теперь мы понимаем, какая ты молодец!
— Теперь понимаете? — уточнила я. — После того, как деньги увидели?
— Нет! — возразила мать. — Мы всегда гордились тобой!
— Гордились? — я подошла к шкафу, достала папку. — Вот мои дипломы. Красный диплом института. Сертификаты курсов. Грамоты с выставок. Хоть раз кто-то из вас сказал: «Молодец, Марина»?
Тётя Люда поморщилась:
— Бумажки всякие… Это не главное в жизни.
— А что главное? — спросила я. — Сидеть на чужой шее?
— Семья главное! — выкрикнула Оля. — А ты эгоисткой стала! Только себя любишь!
— Себя? — я посмотрела на неё внимательно. — Оля, сколько у тебя детей?
— Двое, а что?
— Ты их любишь?
— Конечно!
— И ради них работаешь?
— Ну… стараюсь…
— А я работаю ради кого? — спросила я тихо. — У меня детей нет, мужа нет. Ради кого я встаю в шесть утра? Ради чего экономлю на себе?
Молчание.
— Ради себя работаю, — ответила я сама себе. — Ради того, чтобы доказать: я чего-то стою. И знаете что? Доказала.
— Доказала, доказала, — проворчала тётя Люда. — А толку? Одна как перст сидишь.
— Лучше одна, чем с теми, кто видит во мне только кошелёк.
Мать встала, подошла ко мне:
— Маринушка, милая, да что с тобой стало? Раньше ты была такая добренькая, отзывчивая…
— Была, — согласилась я. — И что получила? Пренебрежение. Насмешки. Презрение.
— Мы не презирали тебя!
— Не презирали? — я открыла другую папку. — Вот фотографии с семейных праздников за последние пять лет. Посчитайте, на скольких я есть.
Они молча перелистывали снимки.
— На трёх из тридцати, — подсказала я. — Потому что приглашали только когда нужно было подарки дарить или посуду мыть.
— Это… это случайность, — пробормотала Оля.
— Случайность? — я взяла телефон. — Вот переписка с вами за год. Двадцать три сообщения от Оли. Все с просьбами о деньгах. От мамы — семнадцать. Тоже деньги. От тёти Люды — четыре. Угадайте тему.
— Мы же не знали, что ты обижаешься! — всплеснула руками мать.
— Не знали? — я усмехнулась. — А спросить не пробовали? «Как дела, доченька? Как здоровье? Как настроение?»
— Ну… мы думали, у тебя всё хорошо…
— Думали. А проверить? Поинтересоваться?
Оля вдруг заплакала:
— Ладно, может, мы и были невнимательными! Но сейчас хотим исправиться! Дай нам шанс!
— Шанс? — переспросила я. — На что?
— На… на нормальные отношения!
— За пятьдесят тысяч?
— Да не в деньгах дело! — закричала она.
— Мы… мы будем! — пообещала мать.
— Посмотрим, — сказала я, открывая дверь. — Только предупреждаю сразу — банк закрыт.
Они медленно собирались, бормотали что-то о жестокости и неблагодарности.
Когда за ними закрылась дверь, я прислонилась к косяку и тяжело вздохнула. Телефон зазвонил.
— Марина? — всхлипывающий голос дальней родственницы. — Слышала, у тебя дела хорошо идут. Не могла бы ты…
Я сбросила вызов и заблокировала номер.
