Алиса зашла в парикмахерскую «У Людмилы» случайно. Она гуляла по улице своего детства, вспоминая, как мать водила её сюда каждое лето перед школой.
Вывеска была та же — выцветшие розовые буквы, треснувшее стекло витрины, на котором кто-то маркером нарисовал улыбающееся солнце.
Она не была в этом районе города больше пятнадцати лет и удивилась, что здесь почти ничего не изменилось.
Лишь кое-где появились новые вывески магазинов и офисов, а среди старых домов возвышались новостройки.
Когда Алисе было десять лет, ее родители развелись. Отец исправно платил алименты, но с ней почти не общался.
После совершеннолетия они разговаривали только по телефону, и то не чаще двух раз в год.
Поэтому о его жизни дочь почти ничего не знала. Внутри парикмахерской пахло жжёными волосами и дешёвым лаком.
На стене висел телевизор с потёртым экраном, показывающий рекламу стирального порошка.
— Стрижку или укладку? — спросила парикмахерша с сизыми волосами, куря у открытого окна.
— Мне нужно просто подравнять кончики, — Алиса села в кресло и посмотрела на своё отражение.
Мастерица обмотала её шею салфеткой и взяла ножницы. В дверь вошла пожилая женщина в клетчатом платке, присела на диванчик и зашептала парикмахерше.
— Слышала, сосед мой, Алексей Семёныч-то, помер? Говорят, инфаркт… Давно болел, а в больницу не обращался. Его Марина с сыном-калекой теперь как мыкаться будут? Квартира-то в наследство дочери перейдёт… — оживленно сообщила посетительница.
Алиса застыла в кресле, пораженная услышанным. Её отца звали Алексей Семёнович, а пожилая женщина казалась ей смутно знакомой. От волнения она впилась ногтями в ладони.
— Вы… вы про Алексея Гордеева? — нервно спросила Алиса.
Женщина в платке округлила глаза и удивленно посмотрела на нее:
— Да… А вы откуда его знаете?
— Когда он умер? — спросила Алиса, вскочив с кресла и проигнорировав вопрос незнакомки.
— Месяц назад… Похоронили на Северном кладбище. Марина всё сама организовала, тихо так… — непонимающе ответила пожилая собеседница.
Алиса схватила сумочку и выбежала на улицу, не слыша окликов. Ноги сами понесли её к метро.
Пока бежала, врезалась в прохожих. Не извиняясь, пока не оказалась в безлюдном переулке.
Ей стало обидно и неприятно из-за того, что она узнала о смерти отца случайным образом от постороннего человека.
Алисе вспомнился его голос в трубке три года назад: «Дочка, прости, я не смог приехать… На работе аврал.»
Тогда она позвонила ему после неудачной беременности, надеясь на поддержку, но отец ответил довольно холодно, как чужой человек…
Дома Алису ждала тишина. Дмитрий задерживался на работе. Женщина включила свет в прихожей, и яркая лампа резко ослепила ее.
На полке у зеркала стояла старая фотография в рамке: ей пять лет, отец держит ее на плечах, оба смеются.
Алиса схватила рамку и со всей дури швырнула в стену. Стекло разлетелось вдребезги, а фото упало на пол лицом вниз.
— Почему?! — закричала она в пустоту. — Почему ты всегда выбирал их, а не меня?!
Она рухнула на пол, собирая осколки и порезала палец. Дмитрий пришел домой час спустя.
Супруга сидела на кухне, уставившись в стену, с перевязанным бинтом пальцем.
— Что случилось? Почему такая грустная? — встревоженно спросил мужчина и присел рядом.
— Отец умер. А его… его гражданская жена даже не сообщила мне о этом, — расстроенно сообщила Алиса.
Дмитрий обнял её, но она мягко отстранилась. Жалость ей была не нужна. Требовались конкретные действия.
— Завтра найму юриста, — сказала она, стирая слёзы тыльной стороной ладони. — Квартира должна быть моей.
— А что будешь делать с людьми, которые там живут? — осторожно спросил Дмитрий.
— Какие люди?! — она вскочила, опрокидывая стул. — Он бросил нас, когда мне было пять! Платил алименты, как по расписанию, а на дни рождения присылал только открытки с подписями! И теперь, когда он умер, я должна позволить этой… этой Марине Юрьевне забрать то, что по праву моё?! Она и так забрала у меня отца!
Мужчина молча поднял стул. Он знал, что в такие моменты жене лучше не перечить.
Утром Алиса позвонила юристу. Адвокат Макаров, рекомендованный коллегой, говорил деловито:
— Шестимесячный срок еще не истек, поэтому проблем с наследованием быть не должно. Нужно выяснить, оставлял ли умерший завещание и оформлено ли оно официально. Я помогу собрать все необходимые документы.
— Насчет завещания я не знаю, — перебила женщина. — Мы с отцом почти не общались.
— Ничего страшного, это я беру на себя, — уверенно заявил юрист. — Подходите ко мне в офис и мы все обсудим.
Алиса записала его адрес, после чего позвонила матери.
— Мам, ты знала, что папа умер? — грустным голосом спросила она.
Мария Павловна на несколько секунд замолкла. В трубке было слышно только ее дыхание.
— Слышала, — наконец ответила она. — Марина звонила мне… просила не говорить тебе. Говорила, ты и так её ненавидишь.
— И ты согласилась?! — возмущенно воскликнула Алиса. — Ты скрывала это от меня?!
— Милая, они с ним десять лет прожили. Он любил её… и того мальчика, — спокойно проговорила мать.
— А я?! Я его дочь! — обиженно напомнила женщина.
— Ты давно перестала быть его дочерью, — голос Марии Павловны дрогнул. — И я тоже перестала быть его женой. Но эти люди… Они не виноваты, что он нас бросил. Это было его решение.
Алиса бросила трубку. Она взяла ключи и вышла из дома, не обращая внимания на крик Дмитрия: «Куда ты?!»
Квартира отца находилась в пятиэтажке, которую Алиса помнила с детства. Тогда, в её воспоминаниях, это здание казалось огромным, а сейчас оно напоминало серую коробку с облупившейся краской.
Женщина зашла в подъезд вслед за каким-то стариком и поднялась на нужный этаж, после чего нажала на звонок.
Из-за двери послышался шаркающий звук, потом тихий голос:
— Артём, не открывай, я сама…
Дверь приоткрылась и в щели мелькнуло худое лицо женщины лет пятидесяти, с глубокими морщинами вокруг глаз.
Это была Марина Юрьевна. Она узнала Алису мгновенно — видимо, отец показывал фото.
Женщина попыталась захлопнуть дверь, но незваная гостья не дала ей этого сделать, поставив в проем ногу.
— Мы поговорим в квартире, или вы предпочитаете, чтобы я вызвала полицию? — сердито поинтересовалась Алиса.
Марина Юрьевна отступила в коридор, держась за стену, будто бы боялась упасть.
За её спиной женщина разглядела детские ходунки, а в них — мальчика с неестественно вывернутыми ногами.
Это, судя по всему, был Артём. Его большие глаза, словно у пойманного зверька, смотрели на незнакомку испуганно и любопытно.
— Проходите… — прошептала Марина Юрьевна, отводя взгляд.
Гостиная пахла лекарствами, варёной свеклой и сыростью. На столе, застеленном клеёнкой с цветочным узором, стояла тарелка с недоеденной кашей.
Рядом лежали квитанции из больницы и очки с оправой, склеенной скотчем.
— Садитесь… — Марина Юрьевна указала на диван, затянутый выцветшей тканью.
На спинке висел вязаный плед с торчащими нитками. Артём, шаркая ногами, подошёл к матери и ухватился за её халат.
Его пальцы судорожно сжали ткань, словно он боялся, что Алиса утащит её прочь.
— Вы… хотите квартиру, — Марина Юрьевна не стала тянуть и сразу перешла к делу. — Алексей не оставил завещания. Я знаю… Закон на вашей стороне.
Незваная гостья кивнула, стараясь не смотреть на мальчика. Её взгляд упал на полку над телевизором.
Среди баночек с таблетками стояла фотография в рамке: отец держал Артёма на руках, а тот смеялся, показывая на ёлку со звездой.
— Мы продали мою квартиру три года назад, — продолжила Марина Юрьевна, поглаживая сына по спине, будто успокаивала его. — Артёму нужны были операции, реабилитация… Алексей помогал. Он… — голос её дрогнул, — он называл Артёма «сынок».
— Вы думаете, я вам поверю? — резко произнесла Алиса. — Что он вас любил? Что вы — семья? Вы хотите, чтобы я поверила в эту сказку?
Женщина ничего не ответила. Вместо неё заговорил Артём. Его голос был тихий, слова путались, но Алиса разобрала:
— Па… папа… умер.
Она замерла. Мальчик посмотрел на неё, не моргая. Его рука потянулась к столу, где лежала потрёпанная книжка с медвежонком на обложке.
— Он… — Марина Юрьевна обняла сына, — он звал Алексея папой. С тех пор. как ему было четыре. Врачи говорили, что Артём не… не понимает, но…
Алиса схватила сумку. Ей нужно было уйти, пока она не разрыдалась. Но ноги не слушались.
Взгляд снова упал на квитанции. «Оплата за курс массажа… 45 000 руб.» На полях — пометка отца корявым почерком: «Взять в долг у Сергея».
— Вам есть, куда пойти? — спросила Алиса, почувствовав отвращение к себе самой за этот вопрос.
— Не знаю. У нас нет в городе родственников… — ответила Марина Юрьевна, повесив голову. — Артёму через неделю нужны новые ортезы… Но мы обязательно найдем деньги на съемную квартиру, просто дайте нам пару недель.
В углу комнаты Алиса заметила сложенную инвалидную коляску. На сиденье лежала игрушка — плюшевый заяц с оторванным ухом.
Отец подарил такого же ей в шесть лет, после того как она сломала ногу. «Чтобы зайка болел вместо тебя», — сказал он тогда.
— Почему вы не позвонили мне? — вырвалось у женщины. — Почему я должна была узнать о его смерти отца от чужих?!
Марина Юрьевна заплакала. Слёзы покатились по её щекам градом.
— Я боялась… Что ты выгонишь нас из квартиры… — всхлипывая, ответила она. — Хотела оттянуть этот момент.
Артём потянулся к Алисе, роняя книжку. Его пальцы дрожали.
— Не… не уходи. Папа… — он указал на фото, — говорил… ты… сестра.
Алиса схватилась за дверную ручку и выбежала на лестничную площадку, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Спускаясь по ступеням, она услышала за спиной всхлипывания Марины Юрьевны.
На улице она прислонилась к стене, жадно глотая ртом холодный воздух. В кармане зазвонил телефон. На экране высветилось «Дмитрий».
Она отклонила вызов. Перед глазами стояли карие глаза Артёма, такие же, как у отца.
Кухня матери пахла почти так же, как двадцать лет назад: жареный лук, лавровый лист и сладковатый аромат каких-то сладостей.
Марья Павловна помешивала борщ, изредка поглядывая на дочь, которая сидела за столом, сжимая в руках кружку с надписью «Лучшей маме».
Алиса пришла без звонка — в джинсах, с растрёпанными волосами и тёмными кругами под глазами.
— Ты почти ничего не ешь, — мать хлопнула ложкой по краю кастрюли. — Умрёшь раньше, чем квартиру получишь.
Алиса молча отодвинула тарелку с пирогом. На столе лежала распечатка из интернета: «Как выселить жильцов из купленной или наследственной квартиры».
— Мама, ты вообще понимаешь, что они незаконно там живут? — дочь ткнула пальцем в документы. — Шесть месяцев прошло! Они обязаны освободить…
— А ты обязана была за это время навестить могилу отца и цветы принести! — раздраженно ответила Марья Павловна.
Она резко поставила тарелку перед дочерью. Борщ расплескался на скатерть, оставляя кроваво-красные пятна.
— Ты думаешь, я не знаю, почему ты лезешь во все это? Не ради ипотеки. Ты хочешь «наказать» своего отца. Даже на том свете, — продолжила высказывать мать.
Алиса вскочила, задев кружку. Фарфор соприкоснулся с полом и со звоном разбился о пол.
— Он сам выбрал их! — её голос сорвался на крик. — Бросил нас, чтобы нянчить чужого ребенка!
Марья Павловна ударила ладонью по столу так, что подпрыгнула тарелка.
— Артём не виноват, что его отец — подлец, сбежавший от больного ребёнка! И Марина не виновата, что твой отец оказался лучше, чем мы о нём думали! — строго проговорила она.
На кухне повисла тишина. Алиса уставилась на осколки кружки — когда-то она подарила её матери на 8 Марта.
— Твой отец приходил ко мне… перед тем как уйти к ней. Говорил, что Марина беременна, а муж избивает её. Просил прощения… — неожиданно призналась Мария Павловна.
— И ты простила? — дочь истерично засмеялась. — Вот почему ты всегда защищаешь их?!
— Нет! — мать встряхнула головой, и седые пряди выбились из пучка. — Я ненавидела его. Но когда Артём родился с ДЦП, а тот подонок сбежал… Алексей помогал им. Возил по врачам, ночами дежурил в больнице. Я видела его раз — случайно, в аптеке. Он постарел на двадцать лет за пару месяцев.
Она открыла буфет, достала конверт с пожелтевшими снимками. На верхнем фото Алексей держал на руках младенца, закутанного в одеяло.
— Он любил тебя, доченька, — Марья Павловна протянула фото. — Но после того, как я запретила ему видеться с тобой… Ему нужна была хоть капля надежды. Артём стал этой каплей.
Алиса вздрогнула, словно обожгла пальцы. В памяти всплыло, как в двенадцать лет она разбила вазу, надеясь, что отец приедет наказать её. Но он не приехал. Вместо этого прислал деньги на новую.
— Я не могу… — прошептала она, отодвигая стул. — Они забрали всё. Даже его похороны.
Дома Дмитрий ждал её с распечатками от юриста. На столе красовался макет их будущего дома — современный коттедж с панорамными окнами. Он обнял жену за плечи, но та напряглась.
— Макаров сказал, что ты сегодня официально стала полноправной владелицей отцовской квартиры, — Дмитрий показал на документы. — Если в течение пару дней никто не захочет оспорить твое право наследования, то можно выставлять квартиру на продажу.
Алиса взглянула на строку «Выселение» из своей распечатки и в голове всплыли слова Артёма: «Папа… умер». Его худые пальцы, цепляющиеся за халат Марины Юрьевны.
— Дима… а если мы разрешим им и дальше там жить? — она произнесла это так тихо, что он переспросил.
— Ты серьёзно? — муж присел напротив, отодвинув макет. — Мы три года копили на первоначальный взнос.
— Знаю, но… — Алиса потянулась к шкатулке на полке, достала медвежонка с оторванной лапой. — Им же, действительно, некуда идти. Пусть платят за коммунальные услуги, а там… Там дальше будет видно.
— Ну, хорошо… Только тогда никого коттеджа нам не светит. Денег хватит лишь на двушку ближе к центру, — предупредил супруг и внимательно посмотрел на женщину.
— Может, так даже лучше, быстрее будем на работу добираться, —устало ответила жена.
— Тогда я позвоню застройщику и сообщу, что мы передумали, — улыбнулся Дмитрий и погладил супругу по плечу.
Утром Алиса позвонила Марине Юрьевне.
— Вчера я стала законной владелицей квартиры… — начала говорить она.
— Я знаю… Завтра мы вывезем наши вещи к знакомым, а послезавтра съедем сами, — печальным голосом сообщила мать Артёма.
— Не нужно съезжать, я передумала продавать квартиру, — прервала ее Алиса. — Можете оставаться еще, как минимум, год. Главное — платите вовремя за коммунальные услуги.
— Правда? — опешила от услышанного Марина Юрьевна. — Спасибо тебе огромное! Не знаю даже, как отблагодарить…
Алиса не стала слушать причитания женщины и положила трубку. Она так и не смогла до конца простить её.
