— Ну и где тебя носит, красавица? — встретила Мирославу с порога свекровь, Елена Павловна, скрестив руки на груди так, будто собиралась невестку задерживать до выяснения личности.
Мирослава молча скинула туфли и потёрла пятки. Рабочий день был как удар под дых — бухгалтерия, клиенты, бумажки, отчёты. И вот тебе, пожалуйста, вторая смена. Домашний театр абсурда.
— Я на работе, Елена Павловна. Зарабатываю, между прочим. — Мирослава попыталась пройти в комнату.
Но та, как охранник с ЧОПа, не сдвинулась с места.
— Ой-ой-ой, заработчица нашлась! Муж у тебя есть! Пусть он и зарабатывает! А ты дома сиди, кастрюлями греми!
— Угу, греметь — единственное, что у нас в семье хорошо выходит, — буркнула Мирослава, обходя свекровь сбоку.
— Что ты сказала? — зыркнула та.
— Говорю — ужин сейчас разогрею. — Мирослава натянуто улыбнулась.
— Ага. И правильно. Хоть раз по делу рот открыла.
В комнате сидел Сергей — её муж. Вернее, так… биологически — муж, по паспорту — да, а по факту… Ну, скорее приложение к маме. Человек-амёба. Вечно в телефоне, с глазами усталого хомяка. Ждал, когда скандал сам рассосётся. Как обычно.
— Серёжа, ты поесть будешь? — сдержанно спросила Мирослава.
— Да… А чё есть? — лениво оторвался он от экрана.
— Плов вчерашний. — Она открыла холодильник.
— Опять плов… — вздохнул он так, будто она должна была за день, между офисом и отчётом, слетать в Узбекистан за свежим рисом.
— Ну давай я тебя завтра камчатским крабом удивлю, — фыркнула она.
— Слушай, не хами мужу! — моментально встряла Елена Павловна, словно её кто-то на пружину посадил. — Он у тебя голодный, усталый, а ты с претензиями!
Мирослава шумно захлопнула дверцу холодильника.
— А вы, Елена Павловна, как всегда в своём репертуаре. У меня вопрос — вы в этой квартире кем себя ощущаете? Смотрителем? Или тут филиал санатория «Мамина грудь»?
— Ой, ирония! — Елена Павловна всплеснула руками. — Умная больно! Работать пошла, понимаешь! А дом? А семья? А муж? Всё на самотёк пустила!
Сергей, не поднимая глаз, только бубнил:
— Мам, ну не начинай…
— А кто начнёт, если не я?! Ты сам когда рот откроешь, Серёженька? Или она тебя совсем под каблук засунула?
Мирослава выдохнула. Как в спортзале перед последним подходом.
— Давайте так. Вы сейчас меня послушаете внимательно. Я взрослый человек. Работаю. Плачу за эту квартиру половину всех коммунальных. И продукты, между прочим, покупаю я. Поэтому вот это вот — «дома сиди» — это даже не смешно. Это идиотизм.
— Ой, да что ты говоришь… — свекровь поджала губы. — А что, интересно, ты с этой работы поимеешь? Пенсию? Ха! Или думаешь, что твоё бухгалтерское величество нам тут жизни устроит?
Сергей, как всегда, заёрзал, поправил майку и издал классическое:
— Да ладно вам, девчонки… Не ругайтесь…
Мирослава повернулась к нему, как к пустому месту.
— Слушай, Серёжа, а у тебя есть вообще мнение? Ну хоть по какому-то вопросу. Вот, например: тебе нормально, что я каждый день прихожу, и начинается вот этот концерт? Или ты просто считаешь, что жена — это такой персональный сервис «Молчи и угождай»?
Сергей посмотрел на мать, потом на жену и, как всегда, выбрал безопасное:
— Я… Я просто не хочу скандалов.
— Не хочет он! — вскипела свекровь. — Вот и молодец! Правильно! А то развелось тут… независимых…
Она ещё хотела что-то добавить, но в этот момент телефон Мирославы громко завибрировал. На экране высветилось: «Нотариус. Важно».
— Алло? — настороженно сказала она.
Голос был сухой, деловой:
— Добрый день. Мирослава Петровна? Вас беспокоит нотариус Бочкарёва. Умер ваш дедушка — Пётр Матвеевич Сухарев. Вы единственная наследница по завещанию. Просим подойти для оформления документов.
— Простите… Что? — переспросила она, как будто её кто-то ударил по затылку.
— Завещание. Квартира. Оформление. Подойдите завтра, в 11:00. Возьмите паспорт.
— Да… Да, конечно…
Она медленно опустила телефон, будто тот внезапно стал кирпичом.
— Кто это был? — тут же оживилась свекровь, нюх у неё на такие темы был острее, чем у служебной собаки.
— Да так… Ничего… — машинально ответила Мирослава, сама ещё не веря в услышанное.
Но ошиблась.
— Подожди. — Елена Павловна вжала подбородок в грудь, скрестила руки. — Это что — опять какие-то хитрые делишки за спиной семьи?
— Не ваше дело, Елена Павловна, — тихо, но чётко ответила Мирослава.
— Ах, не моё?! Ты в нашем доме живёшь, за нашим столом ешь, на нашей плите варишь, а теперь — не ваше?! Да как ты смеешь!
— Елена Павловна… — Мирослава подошла ближе, — вы меня с мебелью купили? Или только с комплектом кастрюль?
— Что за выражения?! — свекровь аж покраснела. — Мужа твоего посмотри! Сидит, молчит… А ты… наглая! Да я… да если бы не я… ты бы…
— Мам, — наконец подал голос Сергей, — ну хватит уже…
— Вот-вот. Хватит. — Мирослава скинула куртку, бросила на стул. — Сергей, нам надо поговорить. Серьёзно.
Он посмотрел так, будто сейчас ему предложат выбрать между колоноскопией и налоговой проверкой.
— По поводу чего? — промямлил он.
— По поводу того, что скоро я не буду больше жить в этом доме.
— Это ещё почему?! — взвизгнула свекровь. — Ты куда собралась, интересно? Скатертью дорога?!
— Ну вот и отлично, — усмехнулась Мирослава. — Скатерть-то, кстати, моя. Я её покупала.
— Ой, какие мы тут важные! — Елена Павловна вскинула руки. — Небось наследство какое-то обломилось, раз так заговорила?
Мирослава не ответила. Просто пошла в комнату, захлопнула за собой дверь и, сев на кровать, впервые за долгое время громко засмеялась. Так — истерически, на грани. Потому что поняла: жизнь её сейчас либо перевернётся, либо окончательно скатится в ад.
Утро началось, как всегда, с крика.
— Мирослава, ты вообще собираешься вставать? — Елена Павловна тарабанила кулаком по двери, как судебный пристав. — Или будешь целыми днями валяться?! Тут, между прочим, хозяйство, семья, муж голодный!
Мирослава повернулась на другой бок и потянулась.
— Елена Павловна, у меня сегодня выходной. Я сегодня могу позволить себе полежать. Ну или, например… оформить наследство. — Последние слова она сказала уже громко, на весь коридор.
За дверью повисла такая тишина, что если бы муха пролетела, её бы обвинили в нарушении общественного порядка.
— Чего? — наконец прорезался голос свекрови.
— Вы всё правильно поняли, — с довольной ухмылкой подтвердила Мирослава, открывая дверь. — У меня сегодня очень важные дела.
Вышла на кухню. Там сидел Сергей. Традиционно — в телефоне, в трусах и с кружкой кофе, который заварила, разумеется, мама.
— О, ожила. — Он даже глаз не поднял.
— Да. И знаешь… Сегодня у меня для тебя новости.
— Надеюсь, хорошие. — Он лениво потянулся.
— Ой, Серёженька, — встряла тут же Елена Павловна, — какие у неё могут быть хорошие новости? Только если она наконец сообразит, как правильно семью обслуживать!
Мирослава глубоко вдохнула.
— Слушай внимательно. Вчера мне звонил нотариус. Дедушка Пётр Матвеевич оставил мне в наследство квартиру.
Тишина. Мама застыла с ложкой на полпути к чашке. Сергей уронил телефон на стол.
— К-квартиру?! — переспросил он.
— Квартиру! — уверенно подтвердила Мирослава. — Двушку на Октябрьской. Полностью. По завещанию. На меня.
Свекровь медленно осела на табурет. Поджала губы.
— Вот это новости… — пробурчал Сергей, наконец-то посмотрев на жену глазами, в которых впервые за пять лет проблеснуло что-то похожее на интерес.
— Так… — начала Елена Павловна, поправляя халат. — Давай разберёмся. Квартира — это, конечно, хорошо. Но ты ж понимаешь… Это ж всё — общая семья. Семейное имущество. Ты ж не одна! Ты замужем! Значит, всё общее.
Мирослава склонила голову, прищурилась.
— Елена Павловна, вы у нас случайно не юрист? Или в свободное время лекции по семейному кодексу читаете?
— У меня, милочка, жизненный опыт! — свекровь ткнула пальцем в потолок. — И я прекрасно знаю — раз ты замужем, значит, всё делится!
— Ой, да ладно! — встрял Сергей, — мам, ну чё ты начинаешь? Раз у нас теперь есть квартира… ну, может… там ремонт сделать… Или кредит погасить… Или маме ванну поменять — старая же уже, трещина!
— Конечно! Конечно, сынок! Правильно мыслишь! — оживилась свекровь. — Мы ведь семья! Надо всё вместе! Тем более — у вас детей нет. А у меня — ты один!
Мирослава медленно села напротив. Смотрела на них, как на пару цирковых пуделей, которые решили вдруг объяснить дрессировщику, как правильно держать кнут.
— Ребят… Давайте я вас сразу разочарую. Наследство — это личное имущество. Даже в браке. Законодательство Российской Федерации. Откройте, почитайте. Так что ни ванну вам, ни кредит, ни диван маме с функцией массажа. Квартира моя. И только моя.
Елена Павловна побагровела так, будто ей сейчас кто-то кислород перекрыл.
— Ах ты… Ах ты… Вот ты какая, значит! Вот значит, как! Сначала в наш дом приперлась, обустроилась, а теперь хвостом вертишь, ага?! Денежки у нас свои нашлись — теперь всё! Королева жизни!
— Мам… — протянул Сергей, — ну подожди, давай спокойно…
— А что спокойно?! — свекровь вскочила. — Что спокойно?! Она тут на нашей шее сидит сколько лет! Ест, пьёт, мужика моего кормит, квартира наша… а теперь — ой, у неё, понимаешь, квартира своя нашлась!
— Погоди, погоди, — вскинулся Сергей. — Но вообще-то… Слушай, Мира… Ну… А может… Может, сдавать будем? Ну чё, доход стабильный! Будем вместе ездить… ну, отдыхать, например…
— «Вместе» — это с кем? — Мирослава подняла бровь.
— Ну как… Я, ты… и мама.
Тут у неё просто отвалилась челюсть.
— Серьёзно?! — Она уставилась на него, как на говорящего бегемота. — То есть, ты реально считаешь, что я буду сдавать свою квартиру, чтобы возить тебя и твою маму на отдых?!
Сергей пожал плечами:
— Ну а чё? Мы ж семья…
— Ох, Серёжа, — усмехнулась Мирослава, — ты, похоже, до сих пор не понял, что в нашей семье ты — это мама. А я так… приложение. Причём с бесплатным сроком действия, который, кстати, только что истёк.
Елена Павловна вскочила:
— Да кто ты такая вообще?! Ты без нас никто! Ничто! Где ты была бы без моего сына, без этого дома?! На помойке! В подворотне бы сидела!
— Знаете, — медленно встала Мирослава, — с каждым вашим словом я только больше убеждаюсь, что действительно пора уходить. Потому что это — не семья. Это — филиал дурдома.
Она взяла телефон, открыла чат риэлтора.
— Добрый день. Это Мирослава. Подтверждаю: квартиру хочу не сдавать. Ключи заберу завтра. Начинаю переезд.
— Куда?! — визгнула свекровь.
— В свою квартиру. — Она посмотрела прямо ей в глаза. — В ту, где вы — никто. И звать вас — никак.
Сергей вскочил:
— Погоди! Мирослава! Давай обсудим! Ну чё ты начинаешь сразу… Может, вместе ремонт сделаем… Может, ещё как-то…
— Поздно, Серёжа. — Она направилась в комнату собирать вещи. — Очень поздно.
Свекровь следом кричала:
— Ты у меня ещё попляшешь! Я тебе устрою! Я тебе покажу, как мужиков бросать! Ты ещё приползёшь на коленях! Без мужа ты — никто! Нищая! Жалкая!
— Ага, ага, — кивнула Мирослава, захлопывая дверь комнаты, — услышала. Только перед тем, как ползти — куплю ролики. Чтобы быстрее.
И в этот момент внутри неё щёлкнуло: страх, который держал её тут годами, испарился. Осталась только злость. Правильная, освобождающая.
Переезд был… как роды. Шумно, больно, с матами, но — с надеждой на новую жизнь.
— Осторожнее, там хрусталь! — командовала Мирослава двум молодым грузчикам, которые, кажется, уже сожалели, что родились на этот свет.
— Да тут кроме ваших кастрюль ничего хрустального и нет, — пробурчал один, таская ящики.
— Ага. Но и кастрюлями можно убить. Проверено. — Она бросила взгляд в сторону подъезда, где маячил Сергей. Мятый, бледный, с лицом, будто его только что уволили из жизни.
Он, как привязанный, то заходил, то выходил, крутился вокруг машины.
— Мира, ну, может, не стоит вот так сразу… — канючил он, теребя молнию на куртке. — Ну куда ты одна? Ну подумаешь, мама вспылила. Она добрая, просто… характер у неё… ну, ты знаешь.
— Сергей, у неё не характер. У неё диагноз. И передаётся по наследству, как я посмотрю. — Мирослава запихнула в багажник последний чемодан. — Ты определись уже, кто у тебя жена: я или мама.
Он мялся.
— Ну ты же знаешь… Ну… Мамку одну оставлять нельзя. Она ж старая. С больным сердцем.
— Ага. У неё сердце больное только когда от меня что-то надо. А так — танки бы тянула. — Она хлопнула багажник. — Всё, Серёжа. Поговорили.
Он шагнул ближе, вцепился в её руку.
— Ну подожди, ну мы же не можем вот так… Всё бросить! Пятнадцать лет вместе! Это ж целая жизнь!
— Жизнь, Серёжа, это не пятнадцать лет вместе. Жизнь — это когда ты не просыпаешься каждое утро с ощущением, что тебя сейчас начнут жрать заживо.
— Ну ты же знаешь маму… Она тяжёлая… Но я тебя люблю.
Мирослава тяжело выдохнула. Посмотрела на него внимательно, почти с нежностью. Почти.
— Ты меня любишь, Серёжа? Серьёзно? Тогда скажи мне… хотя бы раз за эти пятнадцать лет… ты встал между мной и своей мамой? Хоть раз? Ты хоть раз сказал ей: «Мама, хватит!»?
Он опустил глаза. Помолчал.
— Ну… Мамке тоже тяжело… Она одна… — пробурчал он, копаясь ногой в гравии.
— Вот и всё, Серёжа. Ответ получен. — Она села в машину, захлопнула дверь и завела мотор. — Пока.
— Мира, ну ты же знаешь… Без тебя у меня… у меня всё рухнет… — Он буквально повис на открытом окне.
— Так и пусть, Серёжа. Пусть рухнет. А потом — строй заново. Если сможешь.
Она нажала на газ. Машина плавно тронулась. В зеркало заднего вида — стоящий Сергей, сгорбленный, жалкий, словно мокрый кот.
И вдруг…
Телефон зазвонил. На дисплее — «Елена Павловна». Мирослава вздохнула, нажала зелёную кнопку.
— Ну?! — голос свекрови был, как выстрел. — Ты что, думаешь, всё так просто?! Думаешь, я тебя отпущу?! Думаешь, ты взяла квартиру — и теперь гуляй-иди?! Ага! Щас! Я уже к юристу записалась! Посмотрим, как ты запоёшь, когда узнаешь, что в браке имущество — совместно нажитое!
— Елена Павловна, у меня две новости. Одна для вас плохая. Другая — ещё хуже.
— Чё?!
— Плохая — квартира по завещанию. Имущество личное. Даже в браке. Закон читайте. А ещё хуже… Я уже подала на развод.
На том конце повисла пауза.
— ЧЕГО??? — взорвалась свекровь так, что Мирослава едва не подпрыгнула за рулём. — Ты кого спрашивала?! Ты спросила мужа?!
— Нет. Знаете, а вы правы… — хмыкнула Мирослава. — Надо было, конечно, вас спросить. Разрешение взять. Паспорт показать. Анкету заполнить.
— Да ты офигела совсем, Мирослава! — визгнула свекровь. — Ты ещё пожалеешь! Ты у меня на коленях приползёшь! Да без моего Серёженьки ты — НИКТО! ПОНЯЛА?! Никто и звать тебя — НИКАК!
— Ну, значит, будем знакомы. Меня зовут Мирослава Никто. И я свободна.
Она сбросила звонок, нажала газ. Машина вылетела на проспект.
Всё.
Ни крика за дверью по утрам. Ни шума тапок по коридору. Ни вечных придирок «Не так положила, не так сказала, не так посмотрела». Ни вечно обиженного Серёженьки, который жил сразу в двух штанах: маминых и своих.
Вечером она зашла в свою новую квартиру. Гулкая тишина. Пусто. Просторно. Чисто. И никого. Ни Елены Павловны. Ни её вечного: «Мирослава, а ты тряпку купила?!». Ни Серёжи с его «Ну ты же понимаешь…».
Она прошлась по комнатам, села на подоконник и впервые за много лет улыбнулась. Настоящей, живой, широкой улыбкой.
Телефон снова зазвонил.
На экране — неизвестный номер.
Она медленно нажала «Принять».
— Алло. Мирослава? Это Артём. Ты меня, наверное, не помнишь… Мы когда-то учились вместе. Я… услышал, что ты квартиру продаёшь… Я риэлтор. Но, если честно, позвонил не только из-за работы. Просто… давно хотел тебя найти…
Она рассмеялась.
— Артём… Ну надо же. А я вот как раз думала, с чего начать новую жизнь…
И в этот момент она поняла: жизнь действительно только начинается.
