Елена сидела на кухне и внимательно смотрела на экран телефона. Три непринятых вызова от Ольги Петровны. Один голосовой: «Леночка, я вот думаю, вы не могли бы мне с Лёшей помочь. Срочно. Очень срочно. Дом надо переоформить. Иначе его у меня просто отберут. Представляешь?! От-бе-рут!» Голос был напыщенно-трагичный, как будто речь шла не про дом в Жаворонках, а про потерю родины. Елена не спешила перезванивать. Она уже знала: если свекровь звонит утром — жди беды, если вечером — прячь документы.
— Что, опять Ольга Петровна? — лениво спросил Алексей, выходя в трусах и футболке с котом, играющим в гольф. Времена были тревожные, но футболка сохраняла бодрость духа.
— Опять, — сухо кивнула Елена, — И опять что-то «очень срочно». Как у нас после свадьбы и до сих пор. Невестка, значит, помощник по жизни. Бесплатный.
— Ну не начинай, Лена, — Алексей поморщился, как от зубной боли. — Она же одна. Ей тяжело. Стареет.
— Странно, что её ипотека молодеет, а она стареет. У неё там уже какой-то вечный ренессанс: то микроволновку в кредит, то сапоги на зиму за сорок штук, теперь дом.
— Дом-то, кстати, твой любимый. Тебе ж он нравился, когда мы летом туда ездили. Вишня, шезлонг, шашлык.
— Лёш, ну не прикидывайся, — раздражённо махнула она рукой. — Я туда ездила, потому что ты меня волоком тащил. А не потому, что мне нравится топить баню с рассохшимися дверями и спать на кровати, у которой ножка из банки из-под «Нутеллы».
Алексей замолчал. Он вообще всегда молчал, когда разговор касался его матери. Знал, что аргументы заканчиваются примерно на слове «вишня».
Позвонил звонок. На этот раз — в дверь. Елена распахнула — и как чувствовала: на пороге стояла Ольга Петровна. Величественная, как Мать-героиня эпохи ипотечного кризиса. Блеск в глазах. Папка в руках.
— Леночка, здравствуй, солнышко! — протянула она, вваливаясь в квартиру, как в своё жильё. — Вот я решила сразу к вам. Всё-таки семья. Поговорить надо. По делу.
— Вы звонили. Я слышала, — спокойно сказала Елена, отпуская дверь.
— Да ну, по телефону такие дела не решаются, — рассмеялась свекровь, скидывая шубу. — В общем. Ситуация следующая. Мне надо переоформить дачу. На Лёшу. Ну или… на вас обоих. Но лучше на Лёшу. Там банк может арест наложить. А так — всё в семье. Всё в безопасности.
— Подождите, — напряглась Елена. — А это случайно не та дача, под которую вы взяли кредит на установку пластикового бассейна и веранды с тремя уровнями?
— Ну да, — кивнула Ольга Петровна, ни капли не смутившись. — Но это же инвестиции! В недвижимость! Сейчас все инвестируют. Я вот прочитала — недвижимость в Подмосковье дорожает!
— Особенно если она в залоге, — вставила Елена.
— Господи, ну ты и буквоедка! — всплеснула руками свекровь. — Какая разница, залог, не залог! Главное, чтобы не отобрали. Надо спасти дом!
— Лёш, ты в курсе? — повернулась Елена к мужу. — Она тебе говорила, что всё это время дом был под залогом?
Алексей молча потёр лицо ладонью. Потом — ещё раз.
— Я знал, — выдавил он. — Но она сказала, что всё под контролем. Что платит.
— Да у меня просто были небольшие просрочки, — немедленно вмешалась Ольга Петровна. — Но сейчас всё наладится! Вот только оформим на тебя, Лёша, и я сразу заплачу. Слово даю!
— Вы хотите, чтобы он стал ответственным за ваши долги? — медленно переспросила Елена. — Прекрасно.
— Да какие там долги! — возмутилась свекровь. — Жалкие семьсот тысяч. Для мужчины это вообще не деньги. Вот у нас вон Маринка из бухгалтерии — муж каждый год машину меняет!
— И что, вы решили, что мы тоже хотим себе проблемы, как у вашей Маринки?
— Лена, ты всегда всё усложняешь! — резко сказала Ольга Петровна. — У тебя всё не так, всё не то. Я тебе, между прочим, сына родила! Мужа твоего! И что теперь — даже попросить ничего нельзя?
— Попросить — можно, — хладнокровно ответила Елена. — Но требовать — нет. Тем более через манипуляции.
— Вот оно что! — вскинулась свекровь, хватаясь за грудь. — Так ты меня, значит, обвиняешь в манипуляциях?! А я, между прочим, жила ради сына! Ради семьи! А ты… ты неблагодарная!
— Я? — тихо переспросила Елена. — А кто брал кредит под залог без ведома семьи? Кто врал, что «всё под контролем»?
— Да если б не я, у вас бы даже квартиры этой не было! — закричала Ольга Петровна. — Я ж помогала с первоначальным взносом! Сколько нервов положила!
— Тридцать тысяч — это не взнос. Это… жест доброй воли. Причём воля была явно с сюрпризом, — холодно сказала Елена. — Лёш, ты вообще понимаешь, что происходит?
Алексей смотрел на обеих женщин, как человек, которого привязали к рельсам, и поезд уже виден на горизонте.
— Может, мы чуть позже всё обсудим? — слабо предложил он. — Спокойно, без крика…
— Без крика? — Елена встала. — Лёш, твою мать уже собираются выселять, а ты «без крика»?
— А ты не ори! — взорвался он. — Я между двух огней! Ты меня зажала с одной стороны, она — с другой! Я что, виноват, что у меня мать одна, и ей трудно?!
— Виноват, что ведёшь себя, как мальчик в трусиках с котиком! — срываясь, бросила Елена. — Виноват, что женился, но не стал мужем! И да, если ты подпишешь переоформление, я с тобой жить больше не буду. Пусть вас двоих банк потом усыновит.
В комнате повисла тишина.
Ольга Петровна всплеснула руками, как актриса на кастинге в трагедию.
— Ну вот, развалила семью. Сама, своими руками. Ради каких-то бумажек!
— Не бумажек. Ради нормальной жизни. Без долгов, лжи и вот этого театра, — показала Елена на свекровь.
Алексей сел на край дивана. Весь сник, как фикус без воды. Молчал.
— Я подам на развод, если ты это подпишешь, — уже спокойно сказала Елена. — И буду подавать на возврат своей доли в квартире. Потому что я не собираюсь участвовать в чужих авантюрах. Хватит.
— А ты вот такая, да? — резко поднялась Ольга Петровна. — Всё тебе — на себя! Всё — в свою сторону! Всё — по суду! Молодёжь пошла — феминистки с юрфаком!
— Да. Потому что теперь уже не девяностые, Ольга Петровна. И я не боюсь остаться одна. А вот вы — да. Потому что вами больше никто не будет прикрываться.
Елена ушла в комнату и захлопнула дверь.
С кухни донёсся шорох. Ольга Петровна шепнула сыну:
— Подумай, Лёша. Ещё подумаешь. Пока не поздно.
И ушла. Громко. Театрально.
Как человек, который проиграл битву — но ещё не войну.
Елена вышла с работы позже обычного. В сумке звенел ключ от квартиры, к которой она больше не чувствовала привязанности. Даже раздражение исчезло — осталось только ощущение, как будто она всю зиму жила на вокзале. Шумно, холодно и всё время кто-то пытается сесть тебе на плечи.
Сидя в такси, она написала одно короткое сообщение Алексею:
«Я всё решила. Если ты подпишешь — я уезжаю. Завтра утром. Без скандала. Просто уезжаю.» Ответ пришёл быстро. Один смайлик — «🤷».
В нём было столько предательства, что её вывернуло прямо в животе.
Квартира встретила её тишиной. Алексей был дома — в наушниках, с пивом, смотрел футбол. На столе — суши из магазина, пятый день подряд. Словно бы его устраивала деградация.
Елена не поздоровалась.
Он — тоже.
— Подписал? — спросила, стоя в дверях кухни. Руки скрещены. Голос ровный, как у нотариуса.
Алексей на секунду замер. Убрал пульт, снял наушники.
— Подписал, — не глядя.
— Прекрасно, — кивнула она. — Тогда я не задержусь.
— Ты правда думаешь, что это всё из-за неё? — вдруг резко сказал он, поднимая глаза. — А может, ты просто искала повод? Ты же давно от меня устала, да, Лена?
— Я от тебя не устала. Я устала от жизни с мужчиной, у которого вместо спины — губка. Ты не плохой. Просто ты не муж.
— Зато у меня есть мать, — с каким-то злым торжеством сказал Алексей. — И она бы ради меня в огонь.
— Да, — усмехнулась Елена. — Только сначала подожгла бы всё вокруг. Особенно меня. Ради тебя.
Они молчали. Пауза висела в воздухе — тяжёлая, как пыль в старом шкафу.
Алексей встал. Подошёл ближе. На лице не было вины — только усталость. Та, которая приходит, когда понимаешь, что всё потерял, но уже поздно драться.
— Ты правда уйдёшь? — тихо спросил.
— Не уйду. Я уже ушла. Просто вещи заберу утром.
— Знаешь, — он сжал кулаки, — ты всё равно не сможешь одна. Ты ведь не умеешь быть одна. Ты всегда под контролем. Работа, план, список. Тебе даже для развода нужен график.
— А ты всегда «а вдруг». Вдруг пронесёт. Вдруг само рассосётся. Вдруг мама права. Ты живёшь, как будто за тобой кто-то будет подчищать.
— Может, ты просто не любишь?
— Может, ты просто не взрослел?
Она ушла в спальню. Захлопнула дверь. Не от злости — от усталости. Это уже не был скандал. Это было… финальное молчание. Как в театре, где актёры поняли, что зрителей уже нет.
На следующий день всё произошло быстро.
Таксист помог донести сумку. Водитель долго не мог выехать со двора: кто-то перегородил шлагбаум. Символично.
Елена уехала в свою старую квартиру — ту самую, что сдавала, чтобы платить по ипотеке за эту. Хозяева съехали неделю назад. В квартире было холодно, пусто и как-то… по-честному.
Села на кухне. Позвонила подруге:
— Привет. Я развожусь.
— Господи, опять?! — воскликнула Лариса. — Ты ж три года назад уже собиралась!
— В этот раз — по-настоящему. Он переоформил на себя долг матери. Я вышла замуж за мужа, а не за налоговую службу.
— Ты знаешь, — задумчиво сказала Лариса, — тебе надо книгу писать. Про семейную ипотеку и нравы. Только название хорошее придумай. Что-то вроде «Как свекровь сожрала мой брак».
— Или «Баня. Дача. Развод», — усмехнулась Елена.
— А ты молодец, что ушла. Серьёзно. Больше всего меня бесило, как ты терпела. Ты же сильная. Просто слишком добрая.
— Я не добрая. Я… старалась не быть злой. Всё время казалось, что если потерплю — он поймёт. А он — не понял.
Неделя прошла быстро. Тишина становилась уютной. Никто не оставлял носки в ванной. Никто не приходил с лицом «не трогай меня, я работал». Кухня снова стала её. Даже окно стало чище — как будто само.
Ольга Петровна звонила трижды. Потом прислала голосовое:
«Ты разрушила семью, Елена. Уверена, ты этим гордишься. Только не думай, что тебе это просто так пройдёт. Я знаю, как устроен мир. Такие, как ты, долго в одиночку не живут. Потом приползёшь. Сама.» Елена удалила сообщение. Не потому, что оно её не задело. А потому, что оно её… больше не интересовало.
Спустя две недели Алексей позвонил. Один раз. Она не ответила. Потом пришло сообщение:
«Я не знаю, как жить. Всё сыпется. Мы с мамой ссоримся. Я в долгах. Прости, что выбрал не тебя. Я… не знал, что теряю.» Она прочитала. Улыбнулась. Грустно, но по-настоящему.
И удалила. Как когда-то удалила их общее фото с дачи, где она стояла на фоне того самого пластикового бассейна, в котором потом утонули все их надежды.
Прошло три месяца.
Весна пахла не свежестью, а дорогим ремонтом, который теперь Елена решала делать сама, без «советов» с верхнего этажа. В квартире было светло, спокойно, и впервые за долгое время — по-настоящему свободно дышалось. Она похудела, отрезала волосы, начала ездить на работу на велосипеде и даже сходила на свидание. Правда, сбежала оттуда через сорок минут, потому что мужчина сказал фразу:
— Я тоже маму слушаю. У неё женская интуиция…
Интуиция — это когда твоя жизнь уходит на третий кредит за чужую стиральную машину? — подумала она и ушла, не допив даже свой кофе. В тот день она пришла домой пораньше. Погода стояла чудесная — солнце, май, свежая зелень. Хотелось не думать, не сравнивать, просто жить.
Телефон запищал.
«Алексей. Входящий звонок.»
Пауза. Один глоток вина — и ответила.
— Алло?
— Лена… Прости, что опять. Мне просто… нужна твоя подпись.
— Подпись?
— Да. По поводу квартиры. Ну, той… нашей. Мне не хватает на налог, и банк…
— Алексей, — перебила она спокойно. — Я продала свою долю неделю назад. Новым собственникам. Всё официально, документы на почте.
Он замолчал. Долго. Потом тяжело выдохнул:
— Ты правда меня вычеркнула?
— Я просто перестала себя стирать. Это разные вещи.
— А можно… увидеться? Просто поговорить?
— Алексей, у нас был шанс. Ты выбрал. Я уважаю этот выбор. Но разговаривать уже не о чем. Иди к тем, кто остался с тобой. Кто ради тебя «в огонь». Только теперь без меня.
Он повесил трубку.
И через час позвонила она.
— Здравствуйте, Елена, — начала Ольга Петровна голосом нотариуса и тётки из управляющей компании. — Вы всё-таки очень плохо поступили. Мой сын на грани. Вы разрушили его жизнь. Я не знаю, как вы можете спокойно спать.
— У вас есть три минуты, — спокойно ответила Елена, — чтобы объяснить, зачем вы мне звоните. Потом я блокирую.
— Вы… вы могли бы вернуться. Хотя бы помочь. Я бы… извинилась. Если надо.
Елена даже села. Ольга Петровна извиняется. На этом моменте в фильмах появляются инопланетяне или начинается землетрясение.
— А если я скажу, что поздно?
— У вас же ничего нет! Ни семьи, ни детей, ни мужика рядом. С кем вы встречаете вечер?!
— С собой. И знаешь, что? Это самый честный человек в моей жизни. Он меня не предавал. А вам… — она помолчала, — вам желаю удачи. Если вдруг попадёте в рай — займите у кого-нибудь мозгов.
И отключила.
Спустя ещё неделю Елена увидела их — Алексея и Ольгу Петровну — у нотариуса. Она зашла подписать документы на окончательный выход из собственности по второму объекту. Они ждали в приёмной.
Он — похудевший, с мешками под глазами. Она — в модной кофточке с пайетками, но с лицом человека, который только что спорил со всем миром и проиграл.
— Лена, — тихо сказал Алексей, вставая.
— Не подходи. Мы — чужие, — холодно ответила она.
— Ты стала другой, — с грустью сказал он.
— Я просто больше не живу с глазами, закрытыми на ваш цирк. Всё.
— Я скучаю.
— Ты скучаешь по себе прежнему. А не по мне.
Ольга Петровна хотела вставить что-то ядовитое, но у неё дрогнули губы. Видимо, поняла, что никто уже не слушает.
Через два месяца Елена получила письмо от банка.
Алексей выставил квартиру на продажу. В спешке. Чтобы закрыть кредит, который он взял, чтобы перекрыть кредит, который брал до этого.
Елена закрыла письмо. Сделала чай. Села на балконе. Город шумел — но теперь это был другой шум. Без надрыва, без тревоги. Просто жизнь.
Она открыла ноутбук и стала писать заявление на повышение — с новым проектом. Больше никаких жертв.
И тут — звонок в дверь.
— Лена? — на пороге стоял Олег. Бывший. Тот, кто когда-то уехал, оставив только открытку и паспорт на тумбочке. Мужчина, который разбил её первой.
Он держал в руках торт. Без пирожков, не волнуйся.
— Я узнал, что ты развелась. Прости, что через общих знакомых. Просто я возвращаюсь. Навсегда.
— И что ты хочешь?
— Второй шанс.
Она смотрела на него долго. Внутри что-то ёкнуло. Вкус прошлого. Но теперь — на фоне настоящего.
— Сначала — кофе, — сказала она.
— А потом?
— А потом — посмотрим. Только сразу предупреждаю: мама твоя в нашу жизнь не входит.
Он рассмеялся.
— Она уехала жить в Турцию. Нашла там массажиста. Я свободен.
— Ну вот, тогда поговорим.
И они пошли на кухню. Там было уютно. Без глянца. Без иллюзий.
Только двое взрослых людей, которые знали цену любви. И цену предательства.
