Освобождение
Утром в квартире пахло вчерашним борщом и несвежестью. Ангелина стояла у окна, смотрела, как соседка торопливо выгуливает собаку, и думала о том, что завидует даже этой дворняжке — у той хотя бы есть полчаса свободы каждое утро.
— Геля, а ну позвони маме, — Павел протянул ей телефон, даже не подняв глаз от газеты. — Я не успеваю.
— Не успеваешь? — Ангелина обернулась. — А я, значит, успеваю? У меня тоже работа, между прочим.
— Да ладно тебе, — отмахнулся муж. — Ты же знаешь мамочку. Если не позвонить, потом целый день будет названивать и плакаться, что мы про неё забыли.
Мамочку… Ангелина скривилась. Тридцатилетний мужик называет свою мать «мамочкой», а жену — сокращённо, для экономии времени.
— Алло, Алла Викторовна? Доброе утро, — натянула улыбку в голосе Ангелина.
— Ангелиночка, родная моя! — заскрипел в трубке голос свекрови. — Ты как раз вовремя звонишь. Мне так плохо сегодня… Давление скачет, в груди колет, ноги совсем не ходят. Съезди, будь добренькой, в аптеку за моими лекарствами. Список на холодильнике висит, под магнитиком.
Ангелина глянула на часы. До работы — полчаса, на дорогу до свекрови — двадцать минут в одну сторону.
— Алла Викторовна, может, Паша…
— Паша, сыночек мой! — тут же заголосила свекровь. — Паша, ты меня слышишь? Как дела, золотце моё?
Павел мигом вырвал трубку у жены:
— Мамуля, что случилось? Что болит?
Ангелина отвернулась к плите, где кипел чайник. Мамуля… Господи, ну когда это кончится? Пять лет замужества, и каждое утро — одно и то же. Алла Викторовна придумывает очередную болячку, Павел паникует, а расхлёбывать всё приходится ей.
— Гель, мама просит тебя заехать, — Павел прикрыл трубку рукой. — У неё приступ.
— Какой ещё приступ? — Ангелина налила кипяток в кружку. — Вчера она полдня по магазинам таскалась, в «Ленте» тележку катала. Видела её сама.
— Ну не выдумывай, — поморщился Павел. — Мама больной человек. Ей нужна помощь.
— А мне что, помощь не нужна? — Ангелина поставила кружку на стол так резко, что чай расплескался. — Я вторую неделю подряд опаздываю на работу из-за твоей мамочки!
— Не кричи, — одёрнул её Павел. — И вообще, что за тон? Мама тебя любит как родную дочь, а ты…
— Как родную дочь? — Ангелина горько рассмеялась. — Родная дочь хотя бы могла бы ей возразить, а я — нет. Я должна молчать, кивать и бегать по её прихотям.
Павел недовольно цокнул языком:
— Ты сейчас несёшь какую-то чушь. Оденься лучше и поезжай к маме. А то опоздаешь ещё больше.
Алла Викторовна встретила её в домашнем халате, но с полным боевым макияжем. На столе дымилась кружка свежего кофе, рядом лежали недоеденные бутерброды с красной икрой.
— Ангелиночка, доченька моя дорогая! — свекровь кинулась обнимать невестку. — Как хорошо, что ты приехала! А я уж думала, что совсем одна останусь со своими болячками.
— Да что у вас болит-то? — устало спросила Ангелина, оглядывая квартиру. Везде идеальный порядок, пахнет «Мистером Пропером» и дорогими духами.
— Ах, милая, всё болит! И спина, и ноги, и сердце щемит… — Алла Викторовна прижала руку к груди. — Доктор говорит, нервы. А как им не болеть, когда сын так редко навещает? Работа, работа… А про мать забыл совсем.
Ангелина хотела возразить, что Павел звонит каждый день, но промолчала. Бесполезно.
— Слушай, а ты помнишь про мой юбилей? — внезапно оживилась свекровь. — Через два дня уже! Ты же всё приготовишь, как договорились?
— Конечно, помню, — кивнула Ангелина. — Стол накрою, гостей встречу…
— И пирог мой любимый испечёшь? С яблоками и корицей? — глаза Аллы Викторовны загорелись. — И обязательно мясо по-французски сделай, и салат «Оливье», и…
— Алла Викторовна, — перебила её Ангелина, — может быть, что-то закажем? В ресторане, например? А то у меня сейчас две работы, времени совсем нет…
— Что? — лицо свекрови вытянулось. — Как это — заказать? Юбилей родной свекрови, а она хочет из ресторана еду заказать!
Алла Викторовна схватилась за сердце:
— Ой, что-то мне плохо стало… Паша! Паша, где ты?
— Паша на работе, — напомнила Ангелина. — И потом, что плохого в ресторанной еде? Зато всё свежее, красиво подано…
— Нет, нет и нет! — замахала руками свекровь. — Я хочу домашнюю еду, приготовленную с душой! А не эту химию из ресторанов!
Ангелина посмотрела на часы и поняла, что на работу она точно опоздает. Опять.
К вечеру у неё разболелась голова, а к ночи поднялась температура. Горло першило, тело ломило — классическая простуда.
— Паш, мне плохо, — пожаловалась она мужу, когда тот вернулся с работы. — Кажется, заболеваю.
— Да ладно, — отмахнулся Павел, переключая каналы на телевизоре. — Просто устала. Отоспишься — и всё пройдёт.
— Нет, у меня точно температура, — Ангелина приложила руку ко лбу. — И горло болит.
— Ну выпей чаю с мёдом, — пожал плечами муж. — И главное — не раскисай. Послезавтра мамин юбилей, нам столько всего нужно подготовить!
— Паш, а может, отложим? — слабо предложила Ангелина. — Или хотя бы упростим меню?
Павел резко обернулся:
— Ты что несёшь? Отложить мамин юбилей? Да она с ума сойдёт! Нет, Гель, придётся постараться. Возьми больничный на работе, если надо.
— А деньги на стол откуда? — Ангелина села на диван. — Если я возьму больничный, зарплату урежут.
— Не придумывай проблем, — буркнул Павел. — Как-нибудь справимся.
Как-нибудь справимся… Ангелина закрыла глаза. Конечно, справятся. Точнее, справится она, как всегда.
Наутро температура не спала, а даже поднялась. Ангелина еле встала с кровати, голова кружилась, в горле будто наждачкой прошлись.
— Паш, я правда заболела, — прохрипела она. — Не могу сегодня ничего делать.
— Да брось ты, — Павел завязывал галстук перед зеркалом. — Обычная простуда. Примешь парацетамол — и порядок.
— Послушай меня внимательно, — Ангелина попыталась говорить твёрже. — Мне очень плохо. Я не смогу готовить на юбилей.
Павел обернулся, и она увидела в его глазах не сочувствие, а раздражение:
— Ангелина, не устраивай мне истерик. У мамы завтра юбилей! Неужели ты не можешь взять себя в руки ради одного дня?
— Ради одного дня? — Ангелина села на кровати. — Паша, я пять лет подряд беру себя в руки ради твоей матери! Каждый день, каждую неделю!
— Не преувеличивай, — отмахнулся муж. — Мама тебя обожает. Она для тебя всё что угодно сделает.
— Всё что угодно? — Ангелина рассмеялась, но смех получился какой-то надорванный. — Назови хоть одну вещь, которую она для меня сделала. Одну!
Павел растерялся:
— Ну… она же… Она всегда интересуется твоими делами…
— Чтобы покритиковать, — закончила за него Ангелина. — Паша, открой глаза! Твоя мать меня терпеть не может. Я для неё — прислуга, которая должна обслуживать её драгоценного сынка.
— Хватит! — рявкнул Павел. — Не смей так говорить о маме!
Он схватил портфель и направился к двери:
— Приведи себя в порядок к завтрашнему вечеру. И чтобы всё было идеально!
Дверь хлопнула так сильно, что задрожали стёкла в окнах.
Ангелина лежала и смотрела в потолок. Слёзы текли по щекам, но она их не вытирала. Пусть текут. Сколько можно сдерживаться?
Пять лет. Пять лет она пыталась стать идеальной невесткой. Готовила, убирала, бегала по поручениям, терпела колкости и упрёки. А что получила взамен? Равнодушие мужа и презрение свекрови.
Она вспомнила себя пятилетней давности — другую, весёлую, мечтательную. Тогда ей казалось, что выйти замуж — это счастье. Что у неё будет своя семья, дом, дети. Что муж будет её защищать и поддерживать.
Какая же я была дура…
А потом в голове что-то щёлкнуло. Как выключатель. И вдруг стало удивительно ясно.
Она встала с постели, дошла до шкафа и достала чемодан.
Собираться оказалось проще, чем она думала. Одежда, документы, несколько дорогих сердцу мелочей. Всё остальное можно купить заново.
Потом она открыла книгу Павла «Мастер и Маргарита» — он никогда её не читал, но хранил для солидности. Внутри, как она и знала, лежала пачка денег. Заначка мужа на «чёрный день».
— Ну что ж, — пробормотала Ангелина, перекладывая купюры в свою сумочку, — чёрный день настал.
Заказать еду из ресторана было делом десяти минут. Она выбрала всё самое дорогое: сёмгу, красную икру, дорогие салаты, изысканные закуски. Алла Викторовна хотела идеальный юбилей? Получит.
К вечеру температура немного спала. Ангелина приняла душ, надела своё лучшее платье — тёмно-синее, которое так шло к её глазам. Сделала причёску, подкрасилась. В зеркале на неё смотрела красивая, достойная женщина.
— Пора заканчивать спектакль, — сказала она своему отражению.
Звонок в дверь раздался ровно в семь. На пороге стояли Павел, Алла Викторовна и несколько родственников с букетами и коробками подарков.
— Ангелина! — свекровь окинула невестку оценивающим взглядом. — А ты чего так вырядилась? И лицо какое-то… странное.
— Добро пожаловать, — спокойно ответила Ангелина. — Проходите, всё готово к празднику.
Павел принюхался:
— А что это за запах? Не твоей стряпни пахнет…
— Точно! — Алла Викторовна сузила глаза. — Где мой любимый пирог? Где мясо по-французски?
— Всё на столе, — Ангелина указала в сторону гостиной. — Только из ресторана «Прага». Лучшие повара города старались для вашего юбилея.
— Что?! — взвыл Павел. — Где ты взяла деньги на ресторан?!
— Из твоей заначки, — невозмутимо ответила Ангелина. — Думаю, твоя мама достойна лучшего, чем кулинария больной невестки.
— Больной?! — фыркнула Алла Викторовна. — Да ты как огурчик! Ещё и разоделась, как на свадьбу!
Родственники замерли в коридоре, чувствуя, что попали в эпицентр семейного скандала.
— Ангелина, что за театр? — Павел попытался взять жену за руку. — Ты себя странно ведёшь…
— Нет, Паша, — Ангелина отстранилась. — Странно вёл себя ты. Пять лет подряд. Выбирал мать вместо жены, её комфорт вместо моего здоровья, её капризы вместо наших отношений.
— Какие глупости! — возмутилась Алла Викторовна. — Павел просто хороший сын! А ты…
— А я — плохая невестка, — закончила за неё Ангелина. — Знаете что? Я согласна. Я действительно плохая невестка. Потому что хорошая невестка должна терпеть унижения, забыть о собственном достоинстве и превратиться в бесплатную прислугу.
Она показала рукой на накрытый стол:
— Ваш юбилей готов. Наслаждайтесь. Без меня.
— Куда ты собралась? — Павел побледнел. — Ты же шутишь?
— Я ухожу, — просто сказала Ангелина и взяла стоявший у двери чемодан.
Алла Викторовна кинулась к ней:
— Ты не смеешь! Не смеешь портить мой праздник! Павел, останови её немедленно!
— Ангелина, прекрати этот цирк! — Павел схватил жену за плечо. — Никуда ты не пойдёшь!
— Отпусти, — тихо, но очень твёрдо сказала Ангелина. — Я больше не твоя жена. Во всяком случае, не хочу ею быть.
— Ты с ума сошла! — заорала свекровь. — Где ты найдёшь такого мужа? Да кому ты нужна, старая дева!
Ангелина обернулась и посмотрела на Аллу Викторовну долгим, спокойным взглядом:
— Знаете что, Алла Викторовна? Даже если я останусь одна до конца жизни, это всё равно лучше, чем ещё один день в роли вашей прислуги.
Она решительно шагнула к двери:
— А вашего сыночка можете оставить себе. Тридцатилетний маменькин сынок — это не мужчина. Это диагноз.
Лифт медленно спускался вниз, а Ангелина смотрела на свое отражение в зеркальной стене кабины. Щёки горели, глаза блестели, но не от температуры — от облегчения.
На улице был тёплый вечер. Ангелина глубоко вдохнула и почувствовала, как боль в горле отступает. Может быть, и простуда была от нервов?
Она достала телефон и набрала номер подруги:
— Лена? Привет, это я. Можно к тебе переночевать? Да, надолго. Я ушла от Павла. Нет, не поссорились — я просто поняла, что больше не могу жить чужой жизнью.
Такси приехало быстро. Водитель — дядечка лет шестидесяти — посмотрел на неё в зеркало заднего вида:
— Девушка, а чё такая радостная? Праздник какой?
— Можно и так сказать, — улыбнулась Ангелина. — День освобождения.
— А, понятно, — кивнул водитель. — От мужа ушла?
— Откуда знаете?
— Да опыт, — усмехнулся дядечка. — У меня жена тоже так уходила. Тридцать лет назад. Правда, потом вернулась, но уже на своих условиях. Говорит: либо ты меняешься, либо я остаюсь одна, но свободная.
— И что? Изменился?
— А куда деваться? — водитель засмеялся. — Понял, что без неё никто. Дом — не дом, еда — не еда, жизнь — не жизнь. Пришлось учиться уважать.
Ангелина задумалась. А захочет ли Павел учиться уважать? Или так и останется маменькиным сынком?
Впрочем, это уже не её проблема.
— А знаете что? — сказала она водителю. — Мне кажется, я первый раз за пять лет чувствую себя по-настоящему живой.
— Оно и видно, — кивнул дядечка. — Свобода — она лица красит.
Три месяца спустя
Ангелина стояла перед витриной небольшого помещения в центре города. «Сдаётся в аренду» — гласила табличка на стекле. Помещение было маленькое, но уютное, с большими окнами и высокими потолками. Идеально подходило для кондитерской.
— Мечтаешь? — подошла сзади подруга Лена.
— Уже не мечтаю, — улыбнулась Ангелина. — Решаю. Денег хватит на первоначальный взнос. А дальше — как получится.
— А вдруг не получится? — осторожно спросила Лена.
— А вдруг получится? — парировала Ангелина. — Лен, я столько лет боялась рискнуть, боялась начать что-то своё. А сейчас понимаю: хуже, чем было, уже не будет.
Телефон зазвонил. На экране высветилось: «Павел».
— Опять звонит? — Лена заглянула через плечо.
— Каждый день, — Ангелина сбросила вызов. — Говорит, что понял, что был неправ. Что хочет измениться.
— А ты веришь?
Ангелина задумалась. Вчера Павел писал длинные сообщения о том, как он скучает, как понял свои ошибки. Даже сказал, что поговорил с матерью, попросил её не вмешиваться в их отношения.
— Знаешь, возможно, он действительно понял что-то, — медленно сказала Ангелина. — Но это уже неважно. Важно то, что я поняла: я могу жить одна. Более того — я хочу жить одна. По крайней мере, пока не встречу того, кто будет любить меня такой, какая я есть, а не пытаться переделать под себя или свою маму.
Она ещё раз взглянула на витрину:
— «Сладкая свобода» — как тебе название для кондитерской?
— Отлично, — засмеялась Лена. — Очень в тему.
Ангелина достала телефон и набрала номер риелтора. Пора было начинать новую жизнь. Свою собственную.
А где-то в другом конце города Алла Викторовна жаловалась соседкам на неблагодарную невестку, а Павел сидел в пустой квартире и впервые за тридцать лет жизни пытался приготовить себе ужин. И понимал, что совершенно не умеет жить без мамы. И без жены тоже.
Но это уже была не Ангелинина проблема. У неё были свои планы, свои мечты и своя, наконец-то своя, жизнь впереди.
