— Мама приедет через час, так что приберись в гостиной! — крикнула я из кухни, судорожно пытаясь довести до ума праздничный салат. Руки дрожали от волнения. Первый раз за три года нашего брака свекровь соизволила навестить нас в новой квартире.
Тишина в ответ. Как всегда.
— Дима, ты слышишь? — повторила я громче, выглядывая в коридор.
Муж сидел на диване, уткнувшись в телефон. На журнальном столике валялись пустые пивные банки, крошки от чипсов усеивали ковёр. Вид у него был такой, будто никакого визита не предвиделось.
— Ага, слышу, — буркнул он, не отрываясь от экрана.
Я прикусила губу, сдерживая раздражение. Галина Петровна и так считала меня недостойной партией для своего драгоценного сыночка. Увидит этот бардак — точно закатит скандал.
Последние полгода отношения со свекровью окончательно испортились. После того как мы переехали в эту квартиру — мою квартиру, доставшуюся от бабушки, — она стала откровенно враждебной. На свадьбе ещё держалась, хоть и смотрела косо. А потом началось. Звонки Диме по десять раз на дню. Жалобы, что я его от матери отдаляю. Намёки, что негоже мужчине жить на жилплощади жены.
Я быстро прибралась в гостиной, пока Дима нехотя переоделся. Квартира была небольшой, но уютной — две комнаты в старом доме в центре города. Бабушка оставила мне не только стены, но и душу этого места. Каждый уголок дышал теплом и памятью. Я очень дорожила этим наследством.
Звонок в дверь прозвучал ровно в назначенное время. Галина Петровна никогда не опаздывала.
— Здравствуйте, — сухо произнесла она, окинув меня оценивающим взглядом с головы до ног.
На мне было простое домашнее платье, волосы собраны в хвост. Свекровь же выглядела как с обложки журнала — идеальная укладка, дорогой костюм, массивные золотые украшения.
— Добро пожаловать, Галина Петровна! Проходите, я так рада, что вы наконец-то к нам заглянули!
Она прошла в прихожую, брезгливо оглядываясь по сторонам. Взгляд её задержался на старом зеркале в резной раме — ещё бабушкином.
— Квартирка маленькая, — констатировала она. — Димочке тут тесно, наверное.
Дима вышел из комнаты, и лицо свекрови мгновенно преобразилось.
— Сыночек! Как ты похудел! Она тебя не кормит?
Обняла его, прижала к себе, словно он маленький ребёнок, а не тридцатилетний мужчина. Дима неловко обнял её в ответ.
— Мам, всё нормально. Проходи в гостиную.
За столом воцарилось напряжённое молчание. Я суетилась, подавая блюда, которые готовила весь день. Салаты, горячее, домашние пирожки — старалась изо всех сил.
Галина Петровна ковырялась вилкой в тарелке с таким видом, словно я подала ей отраву.
— Что это за салат? — поморщилась она. — Майонеза многовато. И вообще, Димочка не любит свёклу.
Дима молча жевал, не поднимая глаз. Я почувствовала, как к горлу подкатывает комок обиды.
— Это винегрет, традиционный рецепт моей бабушки…
— Ну конечно, — перебила свекровь. — Всё по-старинке. А сейчас столько современных рецептов! Я вот недавно готовила салат с рукколой и пармезаном. Вот это да! А это… — она пренебрежительно ткнула вилкой в сторону винегрета.
Ужин продолжался в том же духе. Каждое моё блюдо подвергалось критике. Слишком солёное, слишком пресное, слишком жирное. Дима молчал, изредка кивая матери.
После ужина перешли в гостиную. Галина Петровна уселась в кресло и принялась рассматривать обстановку.
— Мебель старая какая. И обои… Боже, да им лет двадцать, наверное! Димочка, как ты тут живёшь? Ты же привык к комфорту!
— Мы планируем ремонт, — робко заметила я. — Постепенно всё обновим.
— На какие деньги? — фыркнула свекровь. — Димочка у меня не миллионер. А твоя зарплата учительницы… Сколько там, тридцать тысяч?
Тридцать пять, но я промолчала.
— Знаешь что, — вдруг оживилась Галина Петровна. — У меня есть предложение. Я готова оплатить ремонт. Полностью. И мебель новую куплю. Но!
Она сделала театральную паузу. Я напряглась, чувствуя подвох.
— Квартиру нужно переоформить на Диму. Негоже мужчине жить на территории жены. Это унизительно! Что люди скажут? Что мой сын — приживала?
В комнате повисла тишина. Я не верила своим ушам. Она что, серьёзно?
— Галина Петровна, это квартира моей бабушки. Семейная реликвия. Я не могу…
— Не можешь? — глаза свекрови сузились. — Значит, не доверяешь мужу? Значит, держишь его на коротком поводке? Вот оно что!
— Мама, перестань, — вяло попытался вмешаться Дима.
— Молчи! — рявкнула она на сына, потом снова повернулась ко мне. — Я всё про тебя знаю! Заманила моего мальчика, опутала! Специально в эту халупу затащила, чтобы он от матери зависел! А теперь ещё и квартиру не хочешь на него переписать! Жадная!
Меня трясло от возмущения. Как она смеет? В моём доме, за моим столом!
— Галина Петровна, я люблю вашего сына. Но квартира — это память о бабушке. Она завещала её мне, и я…
— Память! — взвизгнула свекровь. — Да плевать на твою память! Ты что важнее — мёртвая бабка или живой муж? Если любишь — докажи! Перепиши квартиру!
— Мам, хватит! — Дима наконец-то подал голос, но как-то неуверенно.
Галина Петровна вскочила с кресла. Лицо её покраснело, глаза метали молнии.
— Я тебе покажу, как со мной разговаривать! Ты думаешь, раз квартира твоя, так можешь тут королевой себя чувствовать? Да я тебя из грязи вытащила! Мой сын на тебе женился — это честь для такой, как ты!
— Что значит «для такой»? — я тоже встала, больше не в силах сдерживаться.
— А то! Учительница несчастная! Нищебродка! Думаешь, я не знаю, как ты за моим Димочкой бегала? Как к нам в гости напрашивалась? Охотница!
Это было слишком. Мы с Димой познакомились случайно, в кафе. Никакой охоты не было и в помине. Но свекровь уже неслась, как танк.
— Знаешь что? Раз ты такая жадная, я заберу сына домой! Нечего ему тут прозябать! Димочка, собирайся!
Дима сидел на диване, уткнувшись взглядом в пол. Молчал.
— Дима? — позвала я тихо.
Он поднял на меня глаза. И я прочитала в них ответ ещё до того, как он произнёс:
— Может, мам права… Может, нам правда стоит пожить отдельно. Подумать обо всём…
Мир рухнул. Просто взял и обвалился, как карточный домик. Муж, которого я любила, за которого вышла замуж, предавал меня на глазах у своей матери.
— Ты серьёзно? — прошептала я.
— Ну, мам расстроена… И вообще, она правильно говорит. Странно как-то — я живу в твоей квартире. Мужик должен сам обеспечивать семью.
— Но мы же договаривались! Ты сам говорил, что тебе всё равно, чья квартира! Что главное — быть вместе!
— Передумал, — буркнул он, не глядя на меня.
Галина Петровна торжествующе улыбалась.
— Вот и молодец, сыночек! Пойдём домой. Я тебе комнату приготовила, всё как ты любишь. И Светочка вчера заходила, спрашивала о тебе. Помнишь Светочку? Дочка маминой подруги. Такая красавица выросла! И своя квартира есть, между прочим. Трёхкомнатная.
Светочка. Вот оно что. Оказывается, свекровь уже присмотрела сыну замену. С квартирой побольше.
Я смотрела, как Дима встаёт, идёт в спальню собирать вещи. Как его мать победно вышагивает за ним, приговаривая:
— Правильно, сыночек! Нечего тебе тут делать! Она тебя не ценит! Жадная она! Я же говорила — не пара она тебе!
Через полчаса они ушли. Дима даже не попрощался. Просто взял сумку с вещами и вышел вслед за матерью. Как послушный пёсик.
Я осталась одна в опустевшей квартире. Села на пол прямо в прихожей и разрыдалась. Но плакала я недолго. Злость — вот что пришло на смену слезам. Жгучая, яростная злость.
Как он мог? Как мог предать так легко? Променять нашу любовь, нашу семью на мамины посулы и Светочку с трёхкомнатной квартирой?
Я встала, вытерла слёзы. Пошла на кухню, достала бутылку вина — подарок на годовщину, который мы так и не открыли. Налила полный бокал, выпила залпом.
Нет. Я не буду страдать по человеку, который так легко меня предал. Который не встал на мою защиту, когда его мать оскорбляла меня в моём же доме.
Следующие дни прошли как в тумане. Дима не звонил. Зато звонила свекровь — требовала отдать вещи сына. Я собрала всё в пакеты и выставила на лестничную площадку. Пусть забирает.
На работе коллеги заметили моё состояние. Лучшая подруга Марина, узнав о случившемся, пришла в ярость.
— Да он просто тряпка! Маменькин сынок! Хорошо, что показал своё истинное лицо! Представь, родился бы ребёнок — свекровь бы вообще житья не дала!
Она была права. Но от этого не легче.
Через неделю позвонил Дима. Голос виноватый, тихий.
— Привет. Как ты?
— Нормально, — ответила я холодно.
— Слушай, может, встретимся? Поговорить надо.
— О чём? О том, как ты бросил меня ради мамочки?
— Не говори так. Я… я просто растерялся. Мама так кричала, угрожала лишить наследства. Сказала, что у неё сердце больное, что я её в могилу сведу.
— И ты поверил?
— А вдруг правда? Она же немолодая уже. Вдруг что случится из-за меня?
Я устало вздохнула. Манипуляции Галины Петровны работали безотказно. Эмоциональный шантаж — её любимое оружие.
— Дима, твоей маме пятьдесят пять лет. Она здорова как бык. И ты это прекрасно знаешь.
— Ну… может быть. Но всё равно. Она же мать. Единственная.
— А я кто? Случайная прохожая?
Молчание. Потом тихое:
— Прости. Я обдумаю всё. Может, мама успокоится, и мы сможем…
— Нет, — перебила я. — Не сможем. Ты сделал выбор, Дима. Выбрал маму. Живи с ней. А мне нужен мужчина, который будет на моей стороне. Всегда. Который защитит меня, а не бросит при первой же трудности.
— Но я люблю тебя!
— Любовь — это не слова. Это поступки. А твои поступки говорят сами за себя. Прощай, Дима.
Я положила трубку. Сердце болело, но я знала — поступаю правильно.
Прошёл месяц. Боль постепенно утихала. Я начала приходить в себя, даже записалась на курсы французского — давняя мечта.
И тут снова звонок. Незнакомый номер.
— Алло?
— Это ты, змея? — раздался визгливый голос свекрови.
— Галина Петровна? Что вам нужно?
— Ты специально это сделала! Специально Димочку бросила! Он теперь не ест, не спит! Страдает!
— Это не я его бросила. Он сам ушёл. С вашей подачи.
— Врёшь! Ты его выгнала! Не захотела квартиру переписать! Жадная!
— Знаете что? Мне надоело это выслушивать. Не звоните больше.
— Подожди! — крик был такой громкий, что пришлось отодвинуть телефон от уха. — Я тебе предлагаю сделку. Возьми Димочку обратно. Я больше не буду вмешиваться. Обещаю!
Я чуть не рассмеялась. Надо же, какая перемена.
— А что случилось? Светочка с трёхкомнатной квартирой не оценила вашего сыночка?
Молчание. Потом сквозь зубы:
— Она сказала, что не будет встречаться с мужчиной, который бросил жену по приказу мамы. Сказала, что он тряпка.
Вот так новость. У Светочки, оказывается, есть голова на плечах.
— Мне жаль, — сказала я. И это была правда. Мне было жаль Диму, который так и не смог вырасти. Жаль Галину Петровну, которая своей слепой любовью калечила сына. Жаль себя — за потерянное время.
— Так ты возьмёшь его обратно?
— Нет.
— Но почему?! Я же сказала — не буду мешать!
— Потому что я больше не люблю вашего сына. Любовь убивается предательством. А Дима предал меня. Выбрал вас вместо меня. И я не могу это простить.
— Дура! — взвизгнула свекровь. — Да кому ты нужна! Старая дева! Училка несчастная! Будешь всю жизнь одна в своей халупе куковать!
— Возможно. Но это будет моя жизнь. Без унижений, без оскорблений, без предательства. Всего вам хорошего, Галина Петровна.
Я отключила телефон. Потом заблокировала оба номера — и свекрови, и Димы.
Вечером пришла Марина. Принесла торт и шампанское.
— Что празднуем? — удивилась я.
— Твою свободу! Избавление от токсичных родственников! Новую жизнь!
Мы сидели на кухне, пили шампанское, смеялись. И я вдруг поняла — мне хорошо. Спокойно. Никто не критикует мою стряпню, не требует переписать квартиру, не обзывает нищебродкой.
— Знаешь, — сказала Марина, — у меня есть знакомый. Хороший парень. Без мамы. То есть мама есть, но живёт в другом городе и в жизнь сына не лезет. Познакомить?
— Рано ещё, — покачала головой я. — Мне нужно время. Прийти в себя. Научиться снова доверять.
— Правильно. Никуда не торопись. Главное — ты свободна от этого кошмара.
Да. Свободна. И эта свобода дорогого стоила.
Прошло полгода. Я закончила курсы французского, съездила в отпуск в Париж — сама, получила огромное удовольствие. На работе предложили повышение — завуч по воспитательной работе. Жизнь налаживалась.
И вот однажды, возвращаясь из магазина, я увидела их. Дима и Галина Петровна. Сидели на лавочке возле подъезда. Оба какие-то серые, постаревшие.
Увидев меня, Дима вскочил.
— Привет! Ты… ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо. Что вы тут делаете?
— Мы… мы хотели поговорить. Можно?
Я посмотрела на свекровь. Та сидела, опустив голову. Никакой спеси, никакого высокомерия. Побитая жизнью женщина.
— Говорите. Но быстро. У меня дела.
— Я хотел извиниться, — выпалил Дима. — За всё. За то, что предал. За то, что не защитил. За то, что выбрал маму вместо тебя. Я был идиотом.
— Был, — согласилась я.
— Можешь ты простить? Может, начнём сначала?
Я посмотрела на него внимательно. Нет. Это был уже не тот человек, которого я любила. Слабый, безвольный мальчик в теле взрослого мужчины.
— Нет, Дима. Прощать я научилась. Для себя, чтобы отпустить обиду. Но начинать сначала — нет. Та любовь умерла в тот вечер, когда ты ушёл с мамой. Воскресить мёртвое невозможно.
— Но…
— Это ты виновата! — вдруг взвилась Галина Петровна. — Если бы согласилась тогда переписать квартиру, ничего бы не было!
Дима дёрнулся:
— Мам, ты обещала!
— Да что обещала! Она упрямая дура! Из-за неё ты теперь страдаешь!
Я покачала головой. Ничего не меняется. Свекровь так и не поняла, в чём была проблема.
— Галина Петровна, дело было не в квартире. Дело в уважении. В доверии. В том, что семья — это союз двух взрослых людей, а не мальчика и его мамы. Вы так и не дали Диме вырасти. И он так и не захотел этого. Это ваш выбор. Живите с ним.
Я развернулась и пошла к подъезду.
— Стой! — крикнул Дима. — Я изменюсь! Я съеду от мамы! Найду работу получше! Стану таким, каким ты хочешь!
Я обернулась.
— Не надо становиться таким, каким хочу я. Стань таким, каким хочешь ты сам. Для себя, а не для кого-то. И тогда, может быть, встретишь женщину, которая полюбит тебя настоящего. А не того, кем ты притворяешься. Удачи, Дима.
Я вошла в подъезд, поднялась к себе. Дома встретила тишина. Но это была хорошая тишина. Спокойная. Моя.
Поставила пакеты на кухне, включила чайник. За окном садилось солнце, окрашивая комнату в тёплые тона. Бабушкина квартира. Моё наследство. Моя крепость.
Телефон пиликнул — сообщение от Марины: «Помнишь, я говорила про знакомого? Он всё ещё свободен. И всё ещё без мамы. Может, всё-таки познакомитесь? Просто кофе попьёте, без обязательств».
Я улыбнулась. А почему бы и нет? Просто кофе. Просто знакомство. Без спешки, без обязательств.
«Хорошо, — написала я. — Давай попробуем».
Жизнь продолжалась. Уже без Димы и его мамы. Но, возможно, с кем-то новым. С кем-то, кто не будет требовать доказательств любви в виде квартиры. Кто не убежит к маме при первой же трудности. Кто будет настоящим партнёром, а не ребёнком.
А Галина Петровна пусть дальше растит своего сыночка. До седых волос. Это их выбор. А у меня — свой путь. И я иду по нему с гордо поднятой головой.
В конце концов, лучше быть одной, чем с тем, кто тебя не ценит. Лучше жить в маленькой квартире, но своей, чем в золотой клетке. Лучше быть «училкой несчастной», но свободной, чем женой маменькиного сынка.
Я подняла бокал с вином — за себя, за свою свободу, за новую жизнь. И за бабушку, которая оставила мне не просто квартиру, а возможность быть независимой. Спасибо ей за это.
А свекровь с сыном… Что ж, каждому своё. Они выбрали друг друга. И это, наверное, справедливо. Потому что невестка им нужна была не как член семьи, а как обслуга. А я — не обслуга. Я — личность. И горжусь этим.
