— Алла, объясни мне, пожалуйста, почему со счёта пропали пятьдесят тысяч? — голос Марины дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда она развернула ноутбук к сестре мужа, сидевшей напротив за кухонным столом.
Золовка невозмутимо отхлебнула чай из фарфоровой чашки, подаренной ещё на свадьбу, и пожала плечами с таким безразличием, словно речь шла о мелочи.
— Ну, взяла. Павлику твоему всё равно не успеть потратить перед командировкой, а мне срочно нужно было на курсы по психологии внести предоплату. Потом верну.
Марина почувствовала, как кровь прилила к лицу. Три года. Три года она терпела выходки золовки, которая поселилась с ними «временно, пока ремонт в квартире». Ремонт закончился через полгода, но Алла никуда не торопилась. Павел отмахивался от всех попыток поговорить: «Да ладно тебе, она же сестра, куда ей идти?»
— Это наши с Павлом деньги на отпуск! — Марина с трудом удерживалась, чтобы не закричать. — Мы полгода откладывали! Как ты могла просто взять и…
— Ой, да не кричи ты, — Алла демонстративно поморщилась. — Подумаешь, отпуск. Поедете в следующем году. А у меня карьера, между прочим. Эти курсы мне необходимы для повышения квалификации.
В дверях показался Павел. Высокий, немного сутулый, с вечно виноватым выражением лица. Марина знала этот взгляд — он появлялся всякий раз, когда разговор касался его сестры.
— Что случилось? — спросил он, хотя по напряжённой атмосфере и так всё было ясно.
— Твоя сестра украла наши деньги! — выпалила Марина. — Пятьдесят тысяч с накопительного счёта!
— Не украла, а временно позаимствовала, — поправила Алла, закатывая глаза. — И вообще, Паша, объясни своей жене, что в семье принято помогать друг другу.
Павел растерянно переводил взгляд с жены на сестру. Марина видела, как в его глазах борются две силы: желание поддержать жену и привычка во всём потакать младшей сестре.
— Алла, ну зачем ты так… — начал он неуверенно. — Могла бы хотя бы спросить…
— Спросить? — фыркнула золовка. — У тебя — может быть. А эта, — она кивнула на Марину, — вечно жадничает. Живу тут уже который год, ни разу доброго слова не услышала.
Марина почувствовала, как что-то внутри неё оборвалось. Годы терпения, молчаливого проглатывания обид, попыток наладить отношения — всё это вдруг показалось бессмысленным.
— Жадничаю? — её голос стал опасно тихим. — Я работаю на двух работах, чтобы мы могли позволить себе эту квартиру. Я готовлю, убираю, стираю — в том числе и твои вещи. Я терплю твои ночные посиделки с подружками, твою музыку в три часа ночи, твоих случайных знакомых, которых ты приводишь без предупреждения. И я жадничаю?
— Марин… — попытался вмешаться Павел, но она остановила его жестом.
— Нет, Павел. Хватит. Я больше не могу. Твоя сестра должна съехать. Немедленно.
В кухне повисла тишина. Алла медленно поставила чашку на блюдце, её губы скривились в презрительной усмешке.
— Ну надо же, заговорила наконец. Паша, ты это слышишь? Твоя женушка меня выгоняет. Из квартиры, где я выросла, между прочим.
— Ты выросла в родительской квартире, которая находится в двух кварталах отсюда, — парировала Марина. — И где, кстати, живёт твоя мама, которая будет только рада, если ты вернёшься.
— Мама меня не понимает! — взвилась Алла. — Она вечно лезет с советами, контролирует каждый шаг…
— А мы, значит, обязаны это терпеть? — Марина встала, опираясь руками о стол. — Всё, Алла. У тебя неделя на сборы. И деньги верни немедленно.
Павел наконец нашёл в себе силы вмешаться.
— Марина, может, не стоит так резко? Алла же не со зла…
Его жена медленно повернулась к нему. В её взгляде читалось столько боли и разочарования, что он невольно отступил на шаг.
— Не со зла? Она взяла без спроса деньги, которые мы откладывали на наш первый за три года отпуск. Она живёт здесь бесплатно, ведёт себя как хозяйка, а мы с тобой ютимся в собственной спальне, потому что гостиная постоянно занята её барахлом. И ты говоришь — не со зла?
— Вот видишь, Паша? — Алла театрально всплеснула руками. — Видишь, какая она? Родную сестру на улицу выгоняет! Мама была права, когда говорила, что ты женился не на той.
Эти слова стали последней каплей. Марина выпрямилась, её лицо стало каменным.
— Что твоя мама обо мне говорила? — спросила она ледяным тоном.
Алла поняла, что сказала лишнее, но отступать было поздно.
— Ну… просто она считает, что Паше нужна была девушка помягче. Поуступчивее. Которая понимала бы, что семья — это святое.
— Семья — это святое, — согласилась Марина. — Моя семья — это я и Павел. А ты, Алла, взрослая женщина, которая паразитирует на родственниках вместо того, чтобы устроить собственную жизнь.
— Как ты смеешь! — золовка вскочила, опрокинув чашку. Коричневая лужа растеклась по скатерти. — Паша, ты это слышал? Она назвала меня паразиткой!
Павел стоял между двумя женщинами, разрываясь между привычной необходимостью защищать сестру и пониманием, что жена права. Марина видела эту борьбу на его лице и устала. Устала быть той, кто вечно должен уступать, понимать, терпеть.
— Я ухожу к родителям, — сказала она тихо. — Когда решите, что для вас важнее — наша семья или прихоти твоей сестры, позвоните мне.
Она прошла в спальню, достала с антресолей дорожную сумку. Руки слегка дрожали, но движения были чёткими, решительными. За спиной слышались голоса — Алла что-то возмущённо говорила, Павел пытался её успокоить.
Марина складывала вещи методично: бельё, джинсы, несколько футболок, тёплый свитер. Косметичка. Зарядка для телефона. Документы. Она не брала много — не собиралась уезжать навсегда. Просто нужно было расстояние, чтобы Павел наконец понял серьёзность ситуации.
— Марин, постой… — Павел появился в дверях спальни. Лицо его было бледным, в глазах — растерянность и страх. — Ты же не серьёзно? Куда ты?
— К родителям, — повторила она, застёгивая молнию на сумке. — Мне нужно подумать. И тебе тоже.
— Но… но мы же можем поговорить. Решить всё спокойно…
Марина остановилась, посмотрела на мужа. Человек, которого она любила, за которого вышла замуж пять лет назад, сейчас казался ей чужим.
— Павел, мы говорили. Много раз. Я просила, объясняла, терпела. Но сегодня твоя сестра перешла черту. И если ты не видишь в этом проблемы, то проблема не только в ней.
Она прошла мимо него, стараясь не смотреть в глаза. В коридоре столкнулась с Аллой, которая демонстративно загородила проход.
— Уходишь? Ну и скатертью дорога. Паше без тебя только лучше будет.
Марина обошла её, не произнеся ни слова. Уже у двери она обернулась к Павлу:
— Деньги на счёт должны вернуться до завтра. Иначе я подам заявление в полицию о краже. И не думайте, что я блефую.
Дверь за ней закрылась с тихим щелчком. Павел и Алла остались вдвоём в прихожей. Сестра первой нарушила молчание:
— Ну и пусть уходит. Вечно она тут командует, строит из себя хозяйку…
— Заткнись, — неожиданно резко оборвал её Павел. — Просто заткнись, Алла.
Она ошарашенно посмотрела на брата. Таким она его не видела никогда — злым, решительным, готовым на жёсткие слова.
— Паша, ты чего?
— Верни деньги. Немедленно. И начинай собирать вещи.
— Что? Ты же не серьёзно? Из-за этой истерички…
— Из-за моей жены, — отчеканил Павел. — Которая три года терпела твои выходки. Которая работает не покладая рук, чтобы у нас был дом. Которая имела полное право выгнать тебя ещё два года назад, но не делала этого из уважения ко мне.
Алла попятилась. Брат, всегда мягкий и уступчивый, вдруг превратился в чужого человека.
— Но… но я же твоя сестра…
— И что? Это даёт тебе право воровать наши деньги? Хамить моей жене? Жить за наш счёт, ничего не давая взамен?
— Я верну деньги! — выпалила Алла. — Честно, верну! Только дай время…
— До утра, — отрезал Павел. — Или я сам подам заявление. И квартиру освободи в течение недели. Можешь возвращаться к маме или снимать жильё — мне всё равно.
Он ушёл в спальню, оставив сестру одну. Алла стояла посреди прихожей, не веря в происходящее. Всегда покладистый Паша, который прощал ей всё, вдруг показал зубы. И всё из-за этой… жены.
Следующие несколько часов прошли в тягостном молчании. Павел заперся в спальне, не отвечая на робкие попытки сестры поговорить. Алла металась по квартире, то собирая вещи, то бросая это занятие. К вечеру она всё-таки перевела деньги обратно на счёт, скрепя сердце — курсы пришлось отложить.
Павел вышел только чтобы проверить поступление средств. Увидев заветные цифры, кивнул и снова скрылся за дверью. Алла попыталась завести разговор:
— Паш, ну что ты как маленький? Давай поговорим по-человечески…
— Не о чем говорить, — донеслось из-за двери. — У тебя шесть дней на сборы. Постарайся не задерживаться.
Ночь прошла бессонно для обоих. Павел лежал в пустой постели, глядя в потолок. Рядом должна была быть Марина — тёплая, родная, с запахом любимого шампуня. Вместо этого — холодная пустота и осознание собственной глупости.
Как он мог быть таким слепым? Марина годами создавала уют в их доме, работала допоздна, экономила на себе, чтобы у них было всё необходимое. А он позволял сестре пользоваться этим, как чем-то само собой разумеющимся.
Вспомнились все те разы, когда Марина пыталась поговорить с ним об Алле. Деликатно, не желая ссориться. А он отмахивался, просил потерпеть, обещал поговорить с сестрой. И ничего не делал.
В соседней комнате Алла тоже не спала. Злость постепенно уступала место страху. Куда она пойдёт? К маме? Та примет, конечно, но начнутся бесконечные нравоучения, контроль, расспросы. Снимать квартиру? На какие деньги? Работа в салоне красоты приносила копейки, а откладывать она так и не научилась — зачем, если всегда можно было рассчитывать на Пашу?
Утром Павел позвонил Марине. Она ответила после пятого гудка, голос был усталым:
— Да?
— Деньги вернули, — сказал он без предисловий. — И я попросил Аллу съехать.
Молчание. Потом тихое:
— Правда?
— Правда. Марин, прости меня. Я был идиотом. Слепым идиотом, который не ценил то, что имеет.
— Павел…
— Нет, дай договорить. Ты была права. Во всём. Я должен был защищать нашу семью, а вместо этого позволял сестре разрушать её. Прости меня.
На том конце провода послышался вздох.
— Я не знаю, Павел. Мне нужно время. Это не только про Аллу. Это про нас. Про то, что ты не слышал меня годами.
— Я понимаю. Я всё понимаю. Просто… не уходи совсем. Дай мне шанс всё исправить.
— Посмотрим, — ответила Марина. — Для начала убедись, что твоя сестра действительно съедет. А потом поговорим.
Разговор закончился, оставив Павла с проблеском надежды. Он вышел из спальни и обнаружил Аллу на кухне. Она сидела над чашкой кофе, глаза покраснели от слёз или бессонницы.
— С квартирой решила? — спросил он без предисловий.
— Поеду к маме, — буркнула она. — Больше некуда.
— Хорошо. Чем быстрее, тем лучше.
Алла подняла на него глаза:
— Паш, неужели из-за неё ты готов выгнать родную сестру?
— Не из-за неё. Из-за себя. Из-за того, что хочу сохранить семью. Ту, которую сам чуть не разрушил своей слабостью.
— Слабостью? Заботу о сестре ты называешь слабостью?
Павел сел напротив, посмотрел ей в глаза:
— Алла, тебе тридцать два года. У тебя есть работа, пусть и не самая высокооплачиваемая. Есть мама, готовая тебя принять. Есть подруги, с которыми ты постоянно гуляешь. Но почему-то жить ты предпочитаешь за наш с Мариной счёт. Это не забота. Это потакание твоему инфантилизму. И я больше не буду этого делать.
Алла вспыхнула:
— Да как ты смеешь! Я твоя сестра! Семья должна помогать друг другу!
— Помогать — да. Паразитировать — нет. Ты взяла наши деньги без спроса, Алла. Украла. Назови это как хочешь, суть не изменится.
— Я же вернула!
— После угрозы полицией. Это не считается.
Следующие дни прошли в напряжённой атмосфере. Алла демонстративно паковала вещи, громко разговаривала по телефону с мамой, жалуясь на жестокость брата. Павел игнорировал её попытки разжалобить.
На четвёртый день позвонила их мама:
— Павлуша, что там у вас происходит? Алла в слезах звонит, говорит, ты её выгоняешь…
— Мам, — устало ответил Павел. — Алла жила у нас три года. Бесплатно. Вела себя как хозяйка. А теперь ещё и деньги без спроса взяла. Пятьдесят тысяч.
— Ой, ну что ты… Наверное, нужда заставила…
— Мам, хватит. Хватит её покрывать. Из-за этого она и выросла такой — безответственной, не умеющей отвечать за свои поступки. Пусть живёт у тебя или снимает квартиру. Мне всё равно. Но у нас — больше нет.
Мама вздохнула:
— Ладно, сынок. Наверное, ты прав. Привози её вещи, подготовлю комнату.
На шестой день Алла наконец собралась. Вещей оказалось неожиданно много — за три года она основательно обжилась. Павел вызвал такси-универсал, помог загрузить коробки и сумки.
У машины Алла остановилась, повернулась к брату:
— Ты ещё пожалеешь, Паша. Когда она тебя бросит, не приходи ко мне плакаться.
— Не приду, — спокойно ответил он. — Поезжай уже.
Машина уехала, оставив Павла одного у подъезда. Он поднялся в квартиру, прошёлся по комнатам. Без вещей Аллы стало просторнее, светлее. Гостиная снова стала гостиной, а не складом чужого барахла.
Павел достал телефон, набрал номер жены:
— Марин? Она уехала. Насовсем. Квартира снова наша.
— Хорошо, — ответила Марина после паузы. — Это хорошо, Павел.
— Ты… ты вернёшься?
— Не сегодня. Мне всё ещё нужно время. Но… но я рада, что ты сделал это.
— Я люблю тебя, Марин. И буду ждать столько, сколько потребуется.
— Я знаю. Я тоже тебя люблю. Просто… просто дай мне ещё немного времени.
Разговор закончился, но в душе Павла поселилась надежда. Он понимал — путь к восстановлению доверия будет долгим. Но он готов был пройти его. Ради их семьи. Ради их будущего.
Вечером он готовил ужин — простую пасту с соусом, любимое блюдо Марины. Готовил на двоих, по привычке. Сел за стол в одиночестве, но не чувствовал себя одиноким. Он знал — она вернётся. Не сегодня, не завтра, но вернётся.
А в это время в родительском доме Алла распаковывала вещи под недовольное ворчание матери:
— И много ты своими капризами добилась? Осталась без крыши над головой, брата настроила против себя…
— Мам, не начинай…
— А я и не начинаю. Я заканчиваю. Жить будешь по моим правилам. Никаких ночных загулов, помощь по дому, и работу нормальную ищи. Хватит в салоне за копейки сидеть.
Алла закатила глаза, но спорить не стала. Выбора всё равно не было.
Прошла неделя. Марина позвонила сама:
— Павел? Я хочу поговорить. Можно я приеду?
— Конечно! Конечно, приезжай!
Она приехала через час. Похудевшая, с тенями под глазами, но всё такая же красивая. Павел едва удержался, чтобы не броситься обнимать — понимал, что не имеет права. Пока не имеет.
Они сели на кухне. Та самая кухня, где неделю назад разыгралась драма. Марина огляделась:
— Чисто. Непривычно.
— Стараюсь поддерживать порядок. Ты же любишь, когда чисто.
Она слабо улыбнулась:
— Да. Люблю. Павел, я много думала эти дни. О нас, о нашем браке, о том, что произошло.
Он напрягся, ожидая вердикта.
— И я поняла, — продолжила Марина, — что проблема не только в Алле. Проблема в том, что мы перестали быть командой. Ты принимал решения, не считаясь со мной. А я копила обиды вместо того, чтобы настоять на серьёзном разговоре.
— Ты пыталась…
— Недостаточно настойчиво. Я тоже виновата в том, что всё зашло так далеко. Должна была поставить вопрос ребром гораздо раньше.
Павел потянулся к её руке, и она не отстранилась:
— Что теперь? Есть ли у нас шанс?
— Есть, — кивнула Марина. — Но нам придётся многое изменить. Научиться слышать друг друга, принимать решения вместе, защищать нашу семью от внешних посягательств. Ты готов к этому?
— Готов. Более чем готов.
— И ещё, — она сжала его руку. — Больше никаких долгих гостей. Никаких родственников, живущих с нами месяцами. Наш дом — только наш.
— Согласен. Полностью согласен.
Марина встала, подошла к окну. За стеклом начинался осенний вечер, фонари зажигались один за другим.
— Знаешь, я ведь не против помогать родственникам. Но помощь не должна превращаться в обузу. Не должна разрушать нашу жизнь.
— Я понял это. Поздно, но понял.
Она повернулась к нему:
— Тогда давай попробуем начать заново. Не с чистого листа — прошлое не вычеркнуть. Но с новыми правилами, с новым пониманием.
Павел встал, подошёл к ней:
— Марин, я…
Она приложила палец к его губам:
— Не надо обещаний. Просто покажи делами. Каждый день показывай, что наша семья для тебя на первом месте.
Он кивнул. Они стояли у окна, глядя на вечерний город. Впереди была долгая дорога восстановления доверия, но оба были готовы её пройти. Потому что поняли главное — семья держится не на крови, а на взаимном уважении, поддержке и умении защищать свои границы.
А в это время в другом конце города Алла сидела в своей детской комнате, обставленной всё той же мебелью, что и двадцать лет назад. Мама гремела посудой на кухне, готовя ужин. Завтра нужно было идти на собеседование — мама нашла вакансию администратора в офисе, с нормальной зарплатой и перспективами.
«Может, оно и к лучшему», — подумала Алла, глядя на старые фотографии на стене. На одной из них — она с Пашей, совсем молодые, счастливые. До того, как она привыкла, что брат решит все её проблемы. До того, как превратилась в ту, кем стала.
Может быть, думала она, может быть, пора действительно повзрослеть. Не потому что заставляют, а потому что сама этого хочет. Научиться жить самостоятельно, отвечать за свои поступки, строить собственную жизнь.
Время покажет, получится ли. Но шанс есть у всех — и у неё, и у Павла с Мариной. Главное — не упустить его, не повторить прежних ошибок.
Жизнь продолжалась. Для всех троих — по-разному, но продолжалась. И в этом была надежда.
