— Мне наплевать на твои обиды! Твоя мать может забрать тебя обратно вместе с этим домом! — голос Марины дрожал от ярости, когда она швырнула на стол документы из нотариальной конторы.
Три часа назад всё было иначе. Она стояла у плиты, помешивая борщ, и думала о том, как расскажет Павлу хорошую новость. После пяти лет брака они наконец накопили достаточно денег для первоначального взноса. Небольшая, но своя квартира — их мечта становилась реальностью.
Ключ повернулся в замке ровно в семь вечера. Павел всегда приходил вовремя. Марина улыбнулась, услышав его шаги в прихожей. Но улыбка погасла, когда она увидела его лицо. Он выглядел странно — одновременно виноватым и решительным, словно школьник, который собирается признаться в серьёзном проступке.
— Привет, — сказала она осторожно, вытирая руки о фартук. — Ужин почти готов. Как прошёл день?
Он не ответил на её вопрос. Вместо этого прошёл в гостиную и сел на диван, жестом приглашая её присоединиться. Марина почувствовала, как внутри всё сжалось от дурного предчувствия.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — начал он, не глядя ей в глаза. — Помнишь, мы говорили о квартире?
— Конечно, помню, — она села рядом, стараясь не показывать растущую тревогу. — Я как раз хотела сказать, что в банке одобрили нашу заявку на ипотеку.
Павел поморщился, словно от зубной боли.
— Вот об этом я и хотел поговорить. Мы не будем брать ипотеку.
Марина замерла. Слова дошли до неё не сразу, будто он говорил на иностранном языке.
— Что значит не будем? Паша, мы же договорились. Мы пять лет копили на первоначальный взнос!
— Мама предложила другой вариант, — он наконец посмотрел на неё, и в его взгляде читалась странная смесь упрямства и страха. — Она готова подарить нам квартиру. Ту самую двухкомнатную на Садовой, где жила бабушка.
Марина знала эту квартиру. Старая хрущёвка с низкими потолками и крошечной кухней. После смерти бабушки Валентина Петровна, мать Павла, сдавала её квартирантам.
— Подарить? — переспросила Марина, чувствуя подвох. — Просто так?
— Ну, не совсем просто так, — Павел отвёл взгляд. — Есть одно условие.
Конечно, подумала Марина. С Валентиной Петровной всегда были условия. Эта женщина не делала ничего просто так, без выгоды для себя.
— И какое же?
Марина почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Она смотрела на мужа, с которым прожила пять лет, делила радости и горести, копила каждую копейку на их общее будущее, и не узнавала его.
— То есть квартира будет только твоя? А я кто в этой схеме?
— Не говори глупостей, — он попытался взять её за руку, но она отдёрнула ладонь. — Мы же семья. Какая разница, на кого записана квартира? Мы будем жить там вместе.
— Если нет разницы, тогда запишите на нас обоих.
— Мама не согласна. Она говорит… — он запнулся.
— Что она говорит, Павел? — голос Марины стал ледяным.
— Она говорит, что в наше время много разводов. Что нужно думать о будущем. О защите семейного имущества.
Вот оно, подумала Марина. Истинное лицо заботливой свекрови. Пять лет Валентина Петровна улыбалась ей в лицо, хвалила её борщи и пироги, называла доченькой. И всё это время считала временной гостьей в жизни своего сына.
— Она думает, что мы разведёмся?
— Нет, конечно! Она просто… перестраховывается. Ты же знаешь маму, она всегда думает наперёд.
— Да, я знаю твою маму, — Марина встала с дивана. — И знаю, что она думает обо мне. Охотница за квартирой, да? Вышла замуж ради жилплощади?
— Никто так не думает!
— Тогда почему нельзя оформить квартиру на двоих? Объясни мне, Павел. Я пять лет откладывала деньги с каждой зарплаты. Отказывалась от отпусков, от новой одежды, от походов в кафе. И теперь твоя мать решила, что я недостойна быть совладелицей?
Павел встал тоже, его лицо покраснело от раздражения.
— Ты делаешь из мухи слона! Мама предлагает нам бесплатную квартиру, а ты устраиваешь скандал!
— Бесплатную? — Марина горько рассмеялась. — Ничего у твоей матери не бывает бесплатно. Цена этой квартиры — моё достоинство. Моя безопасность. Моё право называться полноценным членом семьи.
— Ты драматизируешь.
— А ты не видишь очевидного! Или не хочешь видеть. Скажи честно, ты уже согласился?
Молчание было красноречивее любых слов. Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Пять лет жизни. Пять лет веры в то, что они — команда, что они вместе строят будущее.
— Я ещё ничего не подписывал, — пробормотал он. — Но мама ждёт ответа. Она записалась к нотариусу на завтра.
— На завтра? — Марина не верила своим ушам. — И ты молчал? Сколько ты знаешь об этом?
— Неделю, — признался он, опустив голову.
Неделю. Семь дней он знал и молчал. Семь дней она готовила ему ужины, гладила рубашки, засыпала рядом, не подозревая, что он уже принял решение за них обоих.
— Послушай, — Павел попытался говорить убедительно. — Это же временно. Потом, когда мама успокоится, мы можем переоформить. Сделать общую собственность.
— Временно? — Марина покачала головой. — Нет, Паша. Твоя мать никогда не успокоится. Она будет контролировать эту квартиру, а через неё — нашу жизнь. Захочет проверить, как мы живём — у неё будет повод. Не понравится, как я веду хозяйство — начнёт угрожать, что выгонит. Ведь квартира-то твоя, а значит, фактически её.
— Ты преувеличиваешь. Мама не такая.
— Твоя мама именно такая! Просто ты этого не видишь. Или не хочешь видеть. Помнишь, как она месяц названивала, когда мы купили диван без её одобрения? А историю с отпуском? Мы хотели поехать на море, а она устроила истерику, что мы транжирим деньги. И ты отменил поездку!
— Это было разумное решение. Мы сэкономили деньги.
— Мы сэкономили деньги, чтобы твоя мама могла решить, достойна ли я жить в подаренной квартире! Какая ирония!
Борщ на плите начал подгорать, распространяя по квартире запах горелого. Марина не двинулась с места. Пусть горит. Какая разница?
— Знаешь что? — продолжила она. — Давай начистоту. Твоя мать всегда считала, что ты достоин лучшего. Что я тебя недостойна. Простая девушка из обычной семьи, без связей, без наследства. И вот теперь она нашла способ это подчеркнуть. Официально. Документально.
— Это не так!
— Это именно так! И ты это знаешь. Просто тебе удобнее делать вид, что всё в порядке. Удобнее не спорить с мамой. Проще предать меня, чем противостоять ей.
Слово «предать» повисло в воздухе. Павел вздрогнул, словно она ударила его.
— Я никого не предаю! Я пытаюсь обеспечить нас жильём!
— Нет, ты пытаешься усидеть на двух стульях. И мамочке угодить, и жену при себе оставить. Только вот что, Павел — так не бывает. Придётся выбирать.
Он молчал, глядя в пол. Марина ждала. Минута тянулась как вечность. Наконец он поднял голову.
— Мама уже всё решила. Документы готовы. Если мы откажемся, она обидится.
— А если мы согласимся, обижусь я. Но моя обида не в счёт, да?
— Не передёргивай. Просто… мама старше. Ей труднее понять современные отношения. Нужно время.
— Время? — Марина устало рассмеялась. — Пять лет мало? Может, десять хватит? Или двадцать? К пенсии она меня признает полноценным человеком?
— Что ты от меня хочешь? — вспылил Павел. — Чтобы я пошёл против матери? Отказался от квартиры? Мы снимаем эту конуру уже пять лет! У нас есть шанс жить в нормальных условиях!
— Я хочу, чтобы ты был моим мужем, а не маминым сынком! Чтобы наша семья была на первом месте, а не прихоти Валентины Петровны!
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Или это звание ничего не значит?
Они стояли друг напротив друга, как боксёры на ринге. Пять лет любви, доверия, общих планов рушились на глазах. Марина видела в его глазах борьбу, но исход был предрешён. Она знала его слишком хорошо. Он никогда не пойдёт против матери. Никогда.
— Давай поговорим завтра, — сказал он устало. — На свежую голову. Может, найдём компромисс.
— Какой компромисс, Паша? Квартира или на двоих, или я не участвую в этом спектакле.
— Мама этого не поймёт.
— Тогда объясни ей. Ты же взрослый мужчина, а не десятилетний мальчик.
Но она видела по его лицу — он не станет ничего объяснять. Завтра он пойдёт к нотариусу и подпишет документы. Один. А потом вернётся домой и будет делать вид, что ничего страшного не произошло.
— Я пойду прогуляюсь, — сказал он, направляясь к двери. — Нам обоим нужно остыть.
Марина не стала его останавливать. Она прошла на кухню, выключила плиту. Борщ был безнадёжно испорчен. Как и её вера в их брак.
Павел вернулся через два часа. Марина сидела в гостиной с чашкой остывшего чая. Она уже всё решила.
— Я говорил с мамой, — начал он с порога.
— И?
— Она расстроилась. Сказала, что не ожидала такой неблагодарности. Что хотела как лучше.
— Для кого лучше?
— Для нас! Для семьи! Марина, пойми, это же квартира. Настоящая квартира, а не эта съёмная дыра. Мы сможем сделать ремонт, обустроить всё по своему вкусу.
— По чьему вкусу? Твоя мать будет контролировать каждый гвоздь, потому что квартира-то твоя.
— Она обещала не вмешиваться.
Марина рассмеялась. Горько, безнадёжно.
— Она обещала? Как трогательно. Она также обещала не лезть в наши отношения, когда мы женились. Напомнить, чем это закончилось? Звонками каждый день, советами по любому поводу, претензиями к моей готовке, уборке, внешнему виду.
— Она беспокоится обо мне.
— Она контролирует тебя. И через тебя — меня. А теперь хочет получить официальный рычаг давления.
Павел сел напротив, потирая виски.
— Что ты предлагаешь? Отказаться? Продолжать снимать квартиру до старости?
— Я предлагаю купить жильё на наши деньги. Те, что мы копили. Пусть маленькое, пусть в ипотеку, но наше. Где мы оба будем хозяевами.
— Это глупо. Зачем влезать в долги, когда можно получить квартиру бесплатно?
— Потому что эта квартира не бесплатная. Цена — моё самоуважение.
— Ты слишком гордая.
— А ты слишком слабый.
Слова вырвались сами собой. Марина не хотела этого говорить, но правда жгла горло. Павел побледнел.
— Что ты сказала?
— Правду. Ты слабый, Паша. Не можешь противостоять матери, не можешь защитить свою семью. Прячешься за её юбку при каждом конфликте.
— Хватит!
— Нет, не хватит! Пять лет я молчала. Терпела её выпады, «случайные» оскорбления, завуалированные намёки, что я недостаточно хороша для её сына. А ты делал вид, что ничего не замечаешь. Потому что так проще. Не надо выбирать, не надо конфликтовать.
— Я люблю вас обеих!
— Но выбираешь всегда её.
Тишина. Долгая, тяжёлая тишина. Наконец Павел заговорил, и голос его был тихим, почти умоляющим.
— Давай примем её предложение. Поживём год-два, а потом переоформим. Она успокоится, поймёт, что ты хорошая жена, что мы крепкая семья.
— Она никогда этого не поймёт. И ты это знаешь.
— Марина, пожалуйста…
— Нет. Либо квартира на двоих, либо я не участвую в этой афере.
— Это не афера! Это подарок!
— Это ловушка. И ты прекрасно это понимаешь.
Павел встал, прошёлся по комнате. Остановился у окна, глядя в темноту.
— Мама сказала, что если я откажусь, она продаст квартиру.
— Пусть продаёт.
— Она больше никогда не предложит помощь.
— Мы справимся сами.
— Она обидится.
— Переживёт.
Он обернулся, и в его глазах была злость.
— Тебе легко говорить! Это не твоя мать!
— Именно! Не моя. Но почему-то именно я должна страдать от её манипуляций.
— Никто не манипулирует!
— Паша, она поставила ультиматум: или квартира только на тебя, или ничего. Это не манипуляция?
— Это… это её право. Её собственность.
— Конечно. Её право. Как и твоё право — выбрать. Мать или жену. Её условия или наш брак.
— Не ставь так вопрос!
— Я не ставлю. Это твоя мать поставила. Я лишь озвучиваю.
Павел снова сел, обхватил голову руками.
— Почему ты не можешь просто согласиться? Ради нас, ради будущего?
— Чьего будущего? Где я буду вечной гостьей в твоём доме? Где при каждой ссоре ты сможешь напомнить, что квартира твоя? Где твоя мать будет диктовать правила, потому что формально имеет на это право?
— Я бы никогда…
— Сегодня ты тоже говорил, что никогда меня не предашь. А что делаешь сейчас?
Удар попал в цель. Павел вздрогнул.
— Это другое.
— Это то же самое. Ты выбираешь лёгкий путь. Мамину юбку вместо штанов главы семьи.
— Хватит оскорблять меня!
— Я не оскорбляю. Я констатирую факт. И знаешь что? Я устала. Устала бороться за место в твоей жизни. Устала доказывать, что я полноценный член семьи, а не приживалка.
Марина встала, прошла в спальню. Павел остался сидеть в гостиной. Она слышала, как он набирает номер. Конечно. Звонит маме. Советуется, жалуется. Типичный маменькин сынок.
Ночь прошла в молчании. Они лежали в одной кровати, но между ними была пропасть. Утром Павел встал рано, оделся в лучший костюм.
— Я иду к нотариусу, — сказал он, не глядя на неё.
— Один?
— Мама будет ждать.
— Ясно.
Он помедлил в дверях.
— Марина, это не конец света. Мы всё ещё можем быть счастливы.
— Мы — да. Но я — уже нет.
Он ушёл. Марина лежала, глядя в потолок. Пять лет. Пять лет иллюзий.
Телефон зазвонил через два часа. Валентина Петровна. Марина не стала брать трубку. Потом ещё звонок. И ещё. На четвёртый раз она ответила.
— Добрый день, Валентина Петровна.
— Маринка? Наконец-то! Я хотела тебя поздравить. Теперь у вас есть своя квартира! Правда, чудесно?
Голос свекрови был приторно-сладким, но Марина слышала в нём торжество.
— У Павла есть квартира. У меня её нет.
— Ну что ты, милая! Вы же семья. Какая разница, на кого оформлено? Главное, что есть где жить.
— Если нет разницы, почему не оформили на двоих?
Пауза. Потом голос стал жёстче.
— Марина, давай начистоту. Я отдаю вам квартиру стоимостью в несколько миллионов. Думаю, я имею право решать, как её оформить.
— Конечно, имеете. Как и я имею право не принимать подачки.
— Подачки? Да ты обнаглела! Другая бы на коленях благодарила!
— Другая — может быть. А я — нет.
— Знаешь что? Я всегда говорила Паше, что ты не пара ему. Гордячка, выскочка. Думаешь, если институт закончила, так выше всех?
— Я думаю, что имею право на уважение. На равноправие в собственной семье.
— Равноправие заслуживают! А ты что сделала для моего сына? Детей нет, в доме бардак, готовить толком не умеешь!
— Зато умею зарабатывать и копить на квартиру. Которую ваш сын променял на мамину юбку.
— Как ты смеешь!
— А как вы смеете унижать меня? Решать за нас, как нам жить?
— Я мать! Я имею право заботиться о сыне!
— А я жена. И имею право на достоинство.
Валентина Петровна что-то ещё кричала в трубку, но Марина уже не слушала. Она положила телефон и начала собирать вещи.
Павел вернулся к вечеру. Сияющий, с папкой документов в руках.
— Всё оформлено! — объявил он с порога. — Можем переезжать хоть завтра!
Он остановился, увидев чемодан в прихожей.
— Ты куда-то собралась?
— К родителям.
— Зачем? У нас же теперь есть своя квартира!
— У тебя есть. А у меня — нет.
Только теперь до него начало доходить. Он побледнел.
— Марина, не глупи. Ты же не серьёзно?
— Абсолютно серьёзно.
— Но… мы же муж и жена!
— Были. Пока ты не решил, что мамино одобрение важнее нашего брака.
— Я просто принял квартиру!
— Ты принял её условия. Согласился, что я недостойна быть совладелицей. Что я временный человек в твоей жизни.
— Никто так не думает!
— Твоя мать именно так и думает. И ты с ней согласился.
Марина взяла чемодан. Павел преградил ей дорогу.
— Подожди! Давай поговорим! Мы можем всё исправить!
— Как? Переоформить квартиру?
— Да! Через какое-то время…
— Нет. Твоя мать никогда не согласится. И ты это знаешь.
— Тогда что ты хочешь?
— Я хотела мужа. А получила маменькиного сынка. Извини, это не то, что мне нужно.
Она обошла его, открыла дверь.
— Марина! — крикнул он. — Ты же любишь меня!
Она обернулась на пороге.
— Любила. Но любовь без уважения — это зависимость. А я больше не хочу зависеть от чужих решений.
— Мама была права, — пробормотал он. — Ты гордячка. Из-за глупой гордости рушишь семью.
Марина усмехнулась.
— Знаешь, в чём ирония? Твоя мать добилась своего. Доказала, что я тебе не пара. Только не так, как думала. Не потому что я недостойна тебя. А потому что ты недостоин меня.
Она вышла, не оглядываясь. За спиной хлопнула дверь.
Через неделю пришли документы из нотариальной конторы. Заявление о разводе. Павел названивал, умолял вернуться. Обещал всё изменить. Но Марина знала — ничего не изменится. Валентина Петровна победила. Получила сына обратно, вместе с квартирой.
А Марина? Марина получила свободу. Свободу от токсичных отношений, от вечного унижения, от необходимости доказывать своё право на уважение.
Через месяц она сняла небольшую студию. Свою. Где никто не диктовал правила, не упрекал, не сравнивал с идеалом. Где она была хозяйкой.
Иногда по вечерам накатывала грусть. Пять лет жизни. Но потом Марина вспоминала тот последний разговор, папку с документами в руках Павла, торжество в голосе Валентины Петровны. И понимала — она сделала правильный выбор.
Лучше жить одной в съёмной студии, чем вдвоём в золотой клетке. Лучше есть доширак в своём доме, чем икру в чужом. Лучше спать на раскладушке с чистой совестью, чем в королевской кровати с сознанием собственного ничтожества.
Павел продолжал звонить. Рассказывал, как одиноко в большой квартире. Как мама каждый день приходит проверять порядок. Как она уже нашла ему «подходящую» невесту — дочку своей подруги.
Марина слушала и молчала. Что тут скажешь? Он получил то, что выбрал. Квартиру. Мамино одобрение. Контроль. Только вот счастья в этом наборе не оказалось.
А счастье? Счастье оказалось в другом. В утренне кофе, выпитом в тишине. В возможности самой решать, что готовить на ужин. В отсутствии оценивающих взглядов и завуалированных упрёков.
В свободе быть собой.
