— Я же сказала, что приеду с документами, а ты даже чай не поставила! — голос свекрови ворвался в квартиру раньше её самой, и Марина почувствовала, как внутри всё сжалось от предчувствия беды.
Входная дверь хлопнула с такой силой, что задребезжала люстра в прихожей. Галина Петровна не вошла — она вломилась, держа в руках толстую папку с бумагами и сумку, из которой торчал край какого-то документа. Её лицо пылало праведным гневом человека, которому не оказали должного приёма.
Марина стояла посреди кухни с мокрой шваброй в руках. Она только что закончила мыть полы и собиралась наконец-то сесть и выпить кофе. Суббота была единственным днём, когда она могла спокойно заняться домом, не думая о работе. Но покой длился ровно до того момента, пока не появилась свекровь.
— Галина Петровна, вы же не предупреждали, что приедете, — Марина аккуратно поставила швабру к стене и вытерла руки о фартук.
— Не предупреждала? — свекровь театрально всплеснула руками, от чего папка опасно накренилась. — Я вчера Диме звонила! Целый час объясняла, как важно всё правильно оформить! Он что, тебе ничего не передал?
Марина покачала головой. Дима вчера пришёл поздно с корпоратива и сразу упал спать. Утром уехал на дачу к друзьям помогать со строительством бани. О звонке матери он, видимо, забыл. Или не счёл нужным сообщить.
— Ну конечно! — Галина Петровна прошла в гостиную, не разуваясь. Её каблуки оставляли грязные следы на только что вымытом полу. — Вечно у вас так! Я стараюсь для вас же, а вы… Где Дима?
— На даче у Серёжи. Они баню достраивают.
— Баню! — свекровь бросила папку на журнальный столик с таким видом, будто швырнула гранату. — У друзей баню строит, а матери помочь — это нет, это не царское дело!
Марина молча пошла на кухню ставить чайник. Спорить было бесполезно. За три года замужества она выучила главное правило: когда Галина Петровна в таком настроении, лучше переждать первую волну возмущения.
— И вообще, — свекровь последовала за ней на кухню, продолжая свой монолог, — я не понимаю, почему ты дома сидишь, когда такие важные дела решаются! Могла бы и на работу выйти в субботу, раз муж занят!
— У меня выходной, — спокойно ответила Марина, доставая чашки из шкафа.
— Выходной у неё! А у меня, значит, нет выходных? Я в свои шестьдесят два должна по нотариусам бегать, документы собирать, а вы тут…
Чайник засвистел, прерывая тираду. Марина заварила чай и поставила на стол вазочку с печеньем. Галина Петровна уселась на стул, продолжая бурчать себе под нос что-то о неблагодарности и эгоизме молодого поколения.
— Так что за документы? — спросила Марина, усаживаясь напротив.
Свекровь оживилась. Она любила, когда её дела становились центром внимания.
— Квартира! Я же говорила! Бабушкина квартира, помнишь? Та самая, где мы с покойным свёкром жили первые годы после свадьбы. Она по документам всё ещё на бабушку оформлена, а она уже пятнадцать лет как умерла!
Марина кивнула. Об этой квартире она слышала много раз. Старая двушка в центре, которую семья Галины Петровны сдавала уже много лет. Доход от аренды целиком шёл свекрови — это было негласное семейное правило.
— И вот, представляешь, нотариус говорит, что нужно вступать в наследство! После стольких лет! Оказывается, мы все эти годы незаконно её сдавали! — Галина Петровна сделала большой глоток чая. — Но это ещё полбеды. Главное — переоформлять надо!
— Ну и переоформляйте, — пожала плечами Марина.
— Ой, какая ты умная! «Переоформляйте»! — свекровь посмотрела на неё как на несмышлёного ребёнка. — Там такие налоги платить придётся, что половину квартиры продать надо будет! Вот я и придумала!
У Марины внутри похолодело. Когда Галина Петровна что-то придумывала, это обычно не сулило ничего хорошего.
— Оформим на Диму! На единственного сына! Ему налог платить не надо будет, он же прямой наследник! А потом он мне дарственную сделает, и всё!
— Но ведь это… — начала Марина.
— Что «это»? — свекровь прищурилась. — Это разумное решение! Или ты думаешь, я у сына квартиру отбирать буду? Да я для него же стараюсь! Чтобы вам потом было что детям оставить!
Марина промолчала. У них с Димой детей пока не было, и эта тема была больной для обоих. Но Галина Петровна регулярно к ней возвращалась, особенно когда нужно было что-то выпросить.
— В общем, так, — свекровь отставила чашку и придвинула папку. — Вот все документы. Дима должен в понедельник к нотариусу пойти. В десять утра запись. Адрес вот здесь. И паспорт пусть не забудет!
— Галина Петровна, но мы же должны с Димой это обсудить…
— Что обсуждать? — голос свекрови стал жёстким. — Я что, у собственного сына прошу чужое? Это семейная квартира! Он мой единственный наследник! Или ты хочешь, чтобы государство половину забрало?
Марина встала и отошла к окну. На улице шёл мелкий осенний дождь. Прохожие спешили под зонтами, и ей вдруг захотелось оказаться среди них — где угодно, только не на этой кухне, не под этим тяжёлым взглядом.
— Я поговорю с Димой, когда он вернётся, — сказала она, не оборачиваясь.
— Поговори, поговори, — Галина Петровна поднялась. — Только смотри, не вздумай ему в голову всякие глупости вбивать! Он у меня мальчик разумный, не то что…
Она не договорила, но Марина прекрасно поняла окончание фразы. «Не то что ты». Это было любимое оружие свекрови — недоговорённые упрёки, висящие в воздухе как невидимые ножи.
— Ладно, я поехала, — Галина Петровна направилась к выходу. — У меня ещё дела. Вот, кстати, — она остановилась в дверях, — квартирка-то хорошая. Двухкомнатная. Если что, вам с Димой можно будет туда переехать. А эту вашу однушку сдавать. Или продать. Я бы на вашем месте продала. Цены сейчас хорошие.
Марина резко обернулась.
— Это наша квартира. Мы её покупали вместе. На наши деньги.
— Ой, не кипятись! — свекровь махнула рукой. — Я же как лучше хочу! Вам там просторнее будет. И район получше. А то вы тут на отшибе…
Она ушла, оставив за собой шлейф парфюма и ощущение надвигающейся грозы. Марина стояла посреди кухни, глядя на папку с документами, которая осталась лежать на столе как неразорвавшаяся бомба.
Дима вернулся только к вечеру. Весёлый, пахнущий дымом от костра и немного выпивший. Он обнял Марину в прихожей, чмокнул в щёку и сразу направился в душ.
— Мам приезжала? — крикнул он из ванной. — Видел её машину во дворе, когда подъезжали!
Марина прислонилась к дверному косяку.
— Да. Оставила документы. На кухне папка.
— А, это про квартиру, да? Она вчера звонила. Я хотел тебе сказать, но закрутился и забыл.
— Дим, нам нужно поговорить.
— Сейчас, только душ приму!
Марина вернулась на кухню и снова села перед злополучной папкой. Она открыла её и пробежала глазами по документам. Свидетельство о смерти, выписки из домовой книги, какие-то справки… И заявление на вступление в наследство, где в графе «наследник» уже было вписано имя Дмитрия.
Через полчаса Дима вышел из ванной свежий и довольный. Он прошёл на кухню, открыл холодильник и достал бутылку пива.
— Ну что там мама привозила?
Марина молча указала на папку. Дима сел напротив, открыл бутылку и начал листать документы.
— Ага, всё как она говорила. Бабушкина квартира. Надо переоформить, а то проблемы будут.
— Дим, ты понимаешь, что она хочет?
— Что? — он поднял на неё удивлённый взгляд. — Ну оформить на меня, чтобы налоги не платить. Потом передарит обратно. Нормальная схема.
— Нормальная? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. — А ты уверен, что она передарит?
— Марин, ну что ты начинаешь? Это же моя мама!
— Именно! Твоя мама, которая уже три года намекает, что мы неправильно живём, неправильно деньги тратим, и вообще я тебе не пара!
— Она так не говорила!
— Она многое не говорит прямо! Но я же не глухая, Дим! Я слышу, что она имеет в виду!
Дима отставил пиво и потёр лицо руками.
— Слушай, давай не будем ссориться. Это же просто формальность. Мама права — если оформлять на неё, придётся огромные налоги платить. А так всё в семье останется.
— В чьей семье? — Марина встала. — В той, где я чужая? Где твоя мама решает, как нам жить и что делать?
— Ты преувеличиваешь…
— Я преувеличиваю? Дим, она сегодня предложила нам переехать в ту квартиру, а нашу продать! Нашу квартиру, за которую мы кредит три года выплачивали!
— Ну предложила и предложила. Мы же не обязаны соглашаться.
— А если она поставит условие? Если скажет — или переезжаете, или квартиру не передарю?
— Марин, ты себе проблемы на пустом месте придумываешь!
— На пустом месте? — голос Марины дрогнул. — Димка, открой глаза! Твоя мама нас не парой считает! Она только и ждёт, когда мы разведёмся, чтобы ты к ней вернулся!
— Не говори ерунды!
— Это не ерунда! Помнишь, что она сказала на нашей свадьбе? «Ну что ж, может, хоть внуков дождусь, раз уж невестка такая молчаливая»! При всех гостях!
— Она выпила тогда…
— Она всегда что-то! То выпила, то устала, то нервы! А я должна всё это терпеть и улыбаться!
Дима встал и подошёл к жене. Попытался обнять, но она отстранилась.
— Марин, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Отказался помочь родной матери?
— Я хочу, чтобы ты подумал! Чтобы мы вместе решили, а не так, что она приказала — ты сделал!
— Хорошо, — Дима поднял руки в примирительном жесте. — Давай подумаем. Только не сегодня, ладно? Я устал, ты на взводе. Утром на свежую голову обсудим.
Марина кивнула, хотя знала — утром ничего не изменится. Дима всегда так делал. Откладывал сложные разговоры, надеясь, что всё как-нибудь само решится.
Ночью она долго не могла уснуть. Лежала, глядя в потолок, и думала о том, как всё изменилось за три года. Когда они только поженились, Галина Петровна казалась милой, заботливой женщиной. Приносила пироги, давала советы по хозяйству, рассказывала забавные истории из Диминого детства.
Но потом что-то сломалось. Может быть, когда через год после свадьбы не появились дети. Может быть, когда Марина получила повышение и стала зарабатывать больше Димы. А может, просто маска доброжелательности стала слишком тяжёлой, и свекровь показала своё истинное лицо.
Сначала это были мелкие уколы. «Ой, а борщ у тебя какой-то не такой. Я Диму по-другому кормила». «А что это вы мебель переставили? Было же удобно». «Марина, милая, ты бы лучше за фигурой следила. Дима любит стройненьких».
Потом намёки стали прямее. «Вот Ленка, помнишь, Дим, твоя одноклассница? Родила уже второго! А её муж, между прочим, простой менеджер, не то что ты». «Может, вам к врачу сходить? Проверится? А то время идёт».
И вот теперь — квартира. Марина понимала: если они согласятся, это будет началом конца. Галина Петровна получит рычаг давления, которым будет пользоваться постоянно. Любой конфликт будет заканчиваться шантажом. «Не нравится — съезжайте из моей квартиры».
Утром за завтраком Марина попыталась снова поговорить с мужем.
— Дим, я всю ночь думала…
— И я думал, — перебил он. — Знаешь что? Давай сделаем так. Оформим квартиру, а потом попросим маму сразу же составить дарственную. При нотариусе. Чтобы все сомнения развеять.
— Ты правда думаешь, она согласится?
— А почему нет? Если она действительно хочет просто налоги сэкономить, то не будет возражать.
Марина задумалась. План звучал разумно. Но что-то внутри подсказывало: Галина Петровна найдёт способ обойти любые договорённости.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Но ты сам с ней поговоришь. И если она откажется составлять дарственную сразу…
— То мы не будем оформлять наследство, — закончил Дима. — Договорились.
Он позвонил матери после завтрака. Марина сидела рядом и слышала, как в трубке взрывается возмущённый голос Галины Петровны.
— Как это — дарственную сразу? Ты что, матери не доверяешь? Это всё твоя жена надоумила, да? Я же знала, знала, что она из тех, кто только деньги считает!
— Мам, это наше общее решение, — терпеливо объяснял Дима. — Просто чтобы всё было честно и прозрачно.
— Честно? Да я для вас же стараюсь! Всю жизнь только для тебя и живу! А ты… С родной матерью как с чужой торгуешься!
Разговор продолжался ещё минут пятнадцать. Галина Петровна пускала в ход весь арсенал: слёзы, упрёки, воспоминания о том, как она одна растила Диму после смерти отца. Но Дима, к удивлению Марины, стоял на своём.
— Либо с дарственной, либо никак, мам. Извини.
Он положил трубку и устало откинулся на спинку дивана.
— Ну вот. Теперь я неблагодарный сын, а ты корыстная невестка.
— Мне жаль, — Марина взяла его за руку.
— Да ладно. Может, оно и к лучшему. Давно пора было границы обозначить.
Но Марина знала — это не конец. Галина Петровна не из тех, кто легко сдаётся.
И она оказалась права. Через два дня, когда Дима был на работе, в дверь позвонили. Марина открыла, не глядя в глазок, и оказалась лицом к лицу со свекровью. Та стояла на пороге с трагическим выражением лица и красными от слёз глазами.
— Можно войти? Или ты и на порог меня не пустишь?
Марина молча отступила в сторону. Галина Петровна прошла в гостиную и тяжело опустилась на диван.
— Я всю ночь не спала, — начала она дрожащим голосом. — Думала, как мы до такого дошли. Родной сын условия ставит…
— Галина Петровна…
— Нет, дай мне сказать! — свекровь подняла руку. — Я понимаю, ты меня не любишь. И я тебя, если честно, тоже. Но Дима… Он же мой единственный сын! Единственный близкий человек! И вот теперь он от меня отворачивается!
— Никто от вас не отворачивается. Мы просто хотим, чтобы всё было честно.
— Честно? — Галина Петровна горько усмехнулась. — А то, что я тридцать лет за этой квартирой ухаживала, это не считается? Что я бабушку до самой смерти выхаживала? Что все эти годы ремонты делала, налоги платила?
— Но доход от аренды тоже вам шёл все эти годы.
— И что? Я не имела права? Это же фактически моя квартира!
— Фактически — не юридически.
Галина Петровна встала и подошла к окну. Постояла молча, глядя на улицу.
— Знаешь, что самое обидное? — сказала она, не оборачиваясь. — Если бы Дима женился на нормальной девушке, которая понимает, что такое семья, мы бы сейчас этот разговор не вели. Она бы объяснила ему, что матери нужно помогать, а не условия ставить.
— То есть нормальная девушка — это та, которая во всём с вами соглашается?
— Нормальная девушка — это та, которая родила бы уже внуков! — свекровь резко обернулась. — А не карьеру строит, пока часики тикают!
Марина почувствовала, как кровь прилила к лицу.
— Это не ваше дело!
— Не моё? Это моего сына дело! А значит, и моё! Я имею право знать, почему через три года брака до сих пор нет детей!
— Выйдите отсюда, — Марина встала. Её голос дрожал от сдерживаемого гнева. — Немедленно выйдите из моего дома!
— Из твоего? — Галина Петровна презрительно фыркнула. — Это ещё посмотрим, чей он! Как Димочка глаза откроет на тебя, так сразу…
— ВОН! — Марина указала на дверь. — Пошла вон отсюда!
Свекровь попятилась, ошарашенная такой реакцией. Она явно не ожидала, что тихая, всегда сдержанная невестка способна на такой взрыв.
— Ну-ну, не кричи. Соседей перепугаешь, — она направилась к выходу, но в дверях обернулась. — Запомни этот день, милочка. Запомни хорошенько. Это ты меня выгнала. Ты разрушила нашу семью. И когда Дима это поймёт, пеняй на себя.
Дверь хлопнула. Марина осталась стоять посреди комнаты, дрожа от адреналина. Она знала — только что перешла черту, после которой пути назад нет.
Дима вернулся с работы в плохом настроении. Ещё с порога Марина поняла — Галина Петровна уже успела ему позвонить.
— Это правда? — спросил он вместо приветствия. — Ты выгнала мою мать?
— Я попросила её уйти после того, как она начала оскорблять меня.
— Оскорблять? Мама сказала, что просто пыталась поговорить, а ты на неё накричала!
— Твоя мама сказала, что я ненормальная, потому что не рожаю детей!
Дима осёкся.
— Она… она правда это сказала?
— Да! И ещё много чего! Что ты на мне по ошибке женился, что я тебе не пара, что карьера для меня важнее семьи!
— Слушай, она расстроена…
— Она расстроена? — Марина не верила своим ушам. — А я? Я не имею права расстраиваться, когда меня в собственном доме унижают?
— Это моя мать, Марин!
— А я твоя жена! Или это ничего не значит?
Они стояли друг напротив друга в прихожей. Между ними было всего два метра, но Марине казалось, что разделяет их пропасть.
— Я не могу выбирать между вами, — сказал наконец Дима.
— А я и не прошу выбирать. Я прошу защитить меня. Поставить твою мать на место. Объяснить ей, что так со мной разговаривать нельзя.
— Она пожилой человек…
— Ей шестьдесят два! Это не старость, это зрелость! И в этой зрелости она прекрасно понимает, что делает!
Дима прошёл в комнату и сел на диван. Выглядел он потерянным и уставшим.
— Марин, давай найдём компромисс. Может, извинишься перед мамой…
— За что? — Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. — За то, что не дала себя унижать?
— Ну не извинишься… Просто позвони ей, поговори спокойно.
— Нет.
— Марин…
— Нет, Дима. Если ты не можешь защитить меня, то я буду защищать себя сама. И твоя мама в этот дом больше не войдёт.
— Ты не можешь запретить мне видеться с матерью!
— Я и не запрещаю. Встречайся где хочешь. Но не здесь. Это мой дом тоже, и я имею право чувствовать себя в нём безопасно.
Дима встал и пошёл в спальню. Через минуту Марина услышала, как он разговаривает по телефону. Голос был приглушённый, но она различила слова «попробую уговорить» и «дай ей время».
Эта ночь стала переломной. Они легли спать, не сказав друг другу ни слова. Марина лежала на самом краю кровати, чувствуя спиной холод, исходящий от мужа.
Утром Дима уехал на работу раньше обычного. Не позавтракал, не попрощался. Марина осталась одна в пустой квартире, гадая, что будет дальше.
Ответ пришёл вечером. Дима вернулся домой с букетом её любимых хризантем и виноватым видом.
— Прости, — сказал он с порога. — Я был не прав. Не должен был оставлять тебя одну в этой ситуации.
Марина приняла цветы, но не спешила с прощением.
— И что дальше?
— Я поговорил с мамой. Серьёзно поговорил. Сказал, что если она не может уважительно относиться к моей жене, то мы ограничим общение.
— И как она отреагировала?
— Плохо, — Дима криво усмехнулся. — Сказала, что я неблагодарный сын и что она меня таким не воспитывала. Но я стоял на своём.
— А квартира?
— Забудь про квартиру. Пусть сама разбирается со своим наследством.
Марина обняла мужа. Впервые за все годы брака она почувствовала, что он действительно на её стороне.
— Спасибо, — прошептала она.
— Это тебе спасибо. За то, что открыла мне глаза. Я всю жизнь жил по маминым правилам. Пора уже по своим начать.
Конечно, это был не конец истории. Галина Петровна не сдалась так легко. Она названивала Диме по десять раз в день, писала длинные сообщения о том, как она больна и одинока. Подключила родственников — звонила Димина тётка, двоюродные сёстры, даже какие-то дальние знакомые.
Но Дима держался. А Марина поддерживала его как могла. Они вместе ходили к психологу, учились выстраивать границы, работали над своими отношениями.
Через месяц Галина Петровна сдалась. Позвонила Диме и сухо сообщила, что оформила квартиру на себя и «справилась без неблагодарного сына». Намекнула, что теперь все наследство достанется её племяннице Свете, «которая хоть матери помогает».
— Пусть достаётся, — спокойно ответил Дима. — Мы своё заработаем.
И они зарабатывали. Вместе. Через год Марина снова получила повышение. Дима открыл собственное небольшое дело. Они переехали в квартиру побольше — не в центре, как мечтала Галина Петровна, а в тихом зелёном районе, который выбрали сами.
А ещё через год Марина узнала, что беременна. Они долго не решались сообщить об этом Галине Петровне, но в конце концов Дима позвонил.
— Мама? У меня новости. Ты станешь бабушкой.
В трубке повисла тишина. Потом послышался сдавленный всхлип.
— Димочка… Это правда?
— Правда, мам.
— Можно… можно мне приехать? Поговорить с вами? С вами обоими?
Дима посмотрел на Марину. Та кивнула.
— Приезжай, мам. Только давай договоримся — прошлое оставим в прошлом. Начнём сначала.
Галина Петровна приехала через час. Без своей обычной папки с документами, без претензий и упрёков. Она выглядела постаревшей и притихшей.
— Марина, — сказала она с порога. — Я… я хочу извиниться. За всё. Я была не права.
Это были трудные слова для женщины, которая всю жизнь считала себя правой во всём. Но она их произнесла.
— Я тоже была не идеальной невесткой, — ответила Марина. — Давайте попробуем начать заново. Ради малыша.
Галина Петровна кивнула. В её глазах блеснули слёзы.
— Ради внука я готова на всё. Даже признать, что была дурой.
Они сели пить чай. Говорили о будущем ребёнке, о планах, о том, как обустроят детскую. Галина Петровна робко предложила помощь — не требовала, не настаивала, а именно предложила.
— Если нужно будет что-то купить или после родов помочь — я рядом.
— Спасибо, мам, — сказал Дима. — Мы обязательно обратимся.
Когда Галина Петровна уходила, она остановилась в дверях.
— Знаете, а та квартира… Я ведь правда хотела как лучше. По-своему, коряво, но хотела. Просто не умею я по-другому.
— Мы знаем, — ответила Марина. — Но теперь давайте учиться по-другому. Все вместе.
Свекровь кивнула и ушла. А Марина и Дима остались стоять в прихожей, обнявшись.
— Думаешь, получится? — спросил он.
— Должно получиться. Мы же смогли измениться. И она сможет.
— Главное — не забывать, кто мы друг другу. Что мы — семья. Настоящая семья. Ты и я.
— И наш малыш, — добавила Марина, положив руку на ещё плоский живот.
— И наш малыш, — согласился Дима. — А все остальные — просто родственники. Любимые, важные, но не главные.
Они закрыли дверь и пошли на кухню — допивать остывший чай и строить планы на будущее. Своё будущее, в котором больше не будет места манипуляциям, шантажу и унижениям. Будущее, которое они построят сами, по своим правилам. Вдвоём. А скоро — втроём.
